Олег Фурсин - Барнаша Страница 61

Решительно, гость испытывал явную симпатию к хозяину. И не без ответа.

— Нерон, я хотел бы знать, что происходит в интересующей нас провинции, — прервал затянувшееся молчание Сеян.

Гость даже вздрогнул, оторванный столь внезапно от изучения черт лица собеседника. Он и сам знал в себе это качество — глубокую задумчивость. Он трудно возвращался к окружающему миру после длительных раздумий. Казалось, погружённый в размышления, проживал целую жизнь, и не мог от неё оторваться. Это служило поводом для насмешек родни, они считали его глупцом, тупицей. Пока плод его размышлений не выливался во что-то совершенно недостижимое для них — блестящую речь на смерть отца, труд по грамматике, истории…

Поскольку гость не отвечал, Сеян счёл нужным разъяснить:

— Мой друг, я имею в виду Иудею. Как там наш прокуратор?

— Облагодетельствованный и спасённый тобой, Луций? После историй с акведуком, знамёнами и прочими его неприятностями?

— Ну, вряд ли стоит преувеличивать. При зрелом размышлении император и сам бы понял необоснованность обвинений. При дворе много обвинителей, бездельники только и ищут повод для разговоров. А прокуратор делает дело, и делает его, надо отметить, очень неплохо. Кстати, в отличие от многих наших друзей, я в нём и не сомневался. Отличная выучка, заложенная долгой службой рядом с твоим братом, не пропала даром.

— И всё-таки, твоя поддержка…

— Счастье, зависящее от душевных свойств одного человека, весьма непрочно. И моя, и прокуратора, и твоя жизнь, Нерон, слишком зависят от Тиберия. Это пугает. Император весьма недоверчив, весьма. И годы не делают его лучше. Я рад, что Понтий Пилат — человек вне этих размышлений, человек дела. Что там с нашим актёром по имени Иисус?

— Всё развивается в соответствии с задуманным. Он проявил незаурядные способности к чудесам. Жрец доволен учеником, и они немало прошагали по стране. Но почему же, Луций, если император вызывает у тебя опасения, камея всё ещё у тебя? Почему ты не спешишь сделать ему дорогой подарок?

При упоминании о камее Элий Сеян поежился.

— У меня нет ответа на твой вопрос, — быстро высказал он. — Я сам не знаю.

Нерон молчал, ожидая всё же объяснений.

— Назови это, как хочешь, — стал путаться Сеян. — Знаешь, это такое чувство, как в горах. Когда стоишь над пропастью, и видишь глубину гибельного ущелья. Так и тянет вниз, на самое дно. Страшно до ужаса, до онемения членов. И немного радостно, словно сейчас обретёшь крылья… Или когда играешь на деньги, и понимаешь — выигрыш твой, вот, сейчас, и кости выбросят то, что нужно. Они ведь… и они выбрасывают, понимаешь?

На лице собеседника выразилось недовольство.

— Луций, когда играешь в кости, есть риск потерять деньги. Но твоя игра с судьбой грозит смертью, потерей детей, положения, всего состояния! Это угроза и нашему делу. Если македонец прав, и камея способна на то, что ей приписывают… Я не понимаю тебя.

Но Сеян уже был готов к спору.

— Прежде чем ты, мой молодой друг, примешь власть в этой стране, она должна быть подготовлена. Я назвал это для себя «чем хуже, тем лучше». Тиберий — не самый плохой из правителей, и хотя на совести его уже есть немало зла, но истинным злодеем в глазах римского народа он не стал. А надо, чтобы стал. Плебс должен осознать свое убожество и, что самое главное, свою незащищенность. Наши умники утверждают, что Риму нужны хлеб и зрелища. Они уверены, что самое важное для толпы — то, что находится внизу. Брюхо, задница, член — вот то, что составляет лучшее. Но… это всё должно быть вечным и под надежной охраной. Мы же должны создать ситуацию, когда всё это утонет в крови, грабежах, насилии. Люди потеряют близких, разуверятся в завтрашнем дне. Они будут дрожать за свои жизни каждый час, каждую минуту. Это поможет им возненавидеть власть, что не желает их кормить, лечить, обеспечивать им спокойную старость… И то множество бесполезных богов, что не способны их защитить. Тогда они придут к тебе за справедливостью. К тебе, и одному-единственному Богу, которого ты им подаришь. Простым обещанием счастья их не возьмёшь…

Нерон стал бледен.

— Но я не желаю участвовать в подобном!

— Извини, Нерон, тогда я сильно ошибся в тебе, и правы твои кровожадные родственники, называя тебя изгоем, позором семьи. Ты, может быть, когда-нибудь… заметь — случайно! — и станешь императором. Как Клавдий по крови, ты чего-то стоишь. Но уже скоро после этого, тихо и спокойно, отправишься в царство Аида, отравленный или придушенный в своей любимой постели.

Это был старый, как мир, трюк. При этом безошибочно приносивший успех. Сеян был из тех немногих, кто мог, на первый взгляд, унизив собеседника, возвысить его в собственных глазах. И дать толчок к решительным действиям. Решительность — именно то, чего не хватало Нерону. Безволие, бесхребетность, безответность — всё это Нерону с самого раннего детства навязывалось ежеминутно и целенаправленно его роднёй. С чем Луций Элий Сеян, и не без успеха, боролся всё это время.

— Тебе придётся это сделать. При нашем участии, конечно. Я знаю Тиберия не первый год. Всё клонится к тому, что он созреет как тиран и убийца. Ты говоришь, это игра с судьбой. Но это она играет мной, а я — лишь кость в руке игрока.

Они помолчали. Но Сеян теперь уже не мог остановиться, он должен был высказать всё.

— Я родом из Этрурии, откуда в мир пришло немало прекрасного. Но я больше знаю Рим, великий Рим, нежели ты — плоть от плоти, кровь от крови Рима. Потребность властвовать и умение подчиняться — вот главные составляющие величия Рима. И вот что они дали нам: понятия о природном достоинстве человека, о свободном республиканском государстве, сенат… А ещё — Цезаря, Августа Октавиана, Тиберия, с их неограниченной властью! Народ, ненавидящий тирана, но рукоплещущий ему в порыве самой низкой лести. Тиран, смотрящий на низости с заслуженным презрением и отвечающий народу искренней ненавистью. Ты сделаешь всё по-другому, Нерон!

Тот молчал, подавленный страстным порывом обычно спокойного, невозмутимого Сеяна. Тот уже давно соскочил с солиума, и ходил от угла к углу, размышляя вслух.

— Общество требует сдерживающей руки выборного главы. Это относится и к государству, и так же справедливо в отношении религии. Божества тысячи рек и тысяч озер, это нелепо, поверь. Мы давно догадываемся, что это лишь поэтические сказки. Но и это нынешнее поветрие — неверие — мне не нравится. Это — зараза, что передается от патриция к плебею, от господина — рабу. Толпа, уже не верящая своим богам, да ещё богам, завезённым из всех покорённых стран, страшна. Ненавидящая императора, питающая отвращение к его успешным преступлениям. Мы дадим ей хорошего императора. Умного, образованного и одобряемого Божеством. Оно, Божество, будет наделено всеми совершенствами Всемогущего Владыки и Любящего Отца.

На вилле Элия Сеяна, на берегу Сабатинского озера, плелись нити заговора, тянулись в сторону маленькой провинции под названием Иудея. К человеку по имени Иисус, который в одиночку пытался спасти человечество. Пусть даже ценой собственной жизни.

39. Нет пророка в своём отечестве

Нужен ли был Твой свет народу? Возможно. Когда Ты творил чудеса, чтобы накормить голодную толпу, или излечивал от того, что неизлечимо. Но и тогда находились недовольные. В этом нет ничего удивительного. Ты был воплощением чистоты, они — порочны. Ты был безгрешен, они чудовищно грешны. Твоя искренность подчеркивала их фальшь и лицемерие. Ты был честен, они насквозь лживы. Им не нужен был такой свет. Ни в какие времена Истина не пользуется любовью. Басни, ведущие к самовозвышению, — вот те всегда в цене. В Твои времена это были басни об избранности одного-единственного народа, сила и слава которого подчинит остальные народы, и Израиль станет властвовать надо всей землей. Ты сказал им, детям Авраама, что они — рабы, узники, живущие во тьме. Ты сказал им, что Твоё служение в корне расходится с их ожиданиями. Ты уязвил их гордость, и разбудил в них страх. И Твой народ, Твой город, Твои мать, сёстры, братья — они отвергли Тебя, и объявили сумасшедшим, и искали убить Тебя. И не было в мире никого, кто был бы так одинок, и так мало понят. Не бывает пророков в родном отечестве, нет, не бывает…

Слово «синагога» означает соединение или собрание. Соединяться в определённое время каждого субботнего дня вместе для совершения богослужения, везде, где находится не менее десяти иудеев мужского пола, имеющих больше тридцати лет — обязательный закон. В Галилее слишком много язычников, об этом говорит само название области. Галил-ха-Гоим — «область иноверцев». Именно здесь, в Галилее, где столько равнодушных к Богу людей, субботнее посещение бет-ха-кнессет для верующих иудеев особенно свято. Конечно, назаретский Дом собрания — лишь небольшое строение из грубых камней, это не пышные синагоги Капернаума, Хоразина или Александрии. Голые стены с незатейливым орнаментом, возвышение со свитком Торы, рядом с ним — амвон для чтеца и кресло старейшины. Светильники и лампады освещают зал. Здесь не приносят жертв, нет священников и левитов. Нет нужды, это место молитвы и наставления в Слове Божьем, и этого достаточно, чтобы испытывать уважение к Дому. Здесь исповедуют любовь, которая не может молчать.