Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы Страница 62

Софи решила подняться в свою комнату, чтобы заняться корреспонденцией. Но уже приближались чьи-то шаги. Появился Михаил Борисович, за ним Василиса. Он переоделся в сюртук цвета зеленого гороха и повязал на шею белый галстук. Лицо у него осунулось. Тем не менее он не желал признавать, что устал.

– Прогулка пробудила у меня аппетит! – заявил он. – Я голоден, как волк!

Софи решила, что напишет родителям позже.

4

Николай услышал стук копыт и вышел на крыльцо. Слуга, обязанный дважды в неделю забирать корреспонденцию на почте, возвращался из Пскова в забрызганных грязью сапогах, с важным видом и дорожной сумкой за спиной.

– Ничего нет для меня? – спросил Николай.

– Есть, барин! – ответил мужик, соскочив на землю.

Он открыл кожаную сумку, достал оттуда письмо и маленький пакет. Почерк, которым были написаны оба адреса, принадлежал Косте Ладомирову. Николай поднялся в свою комнату, чтобы его не беспокоили. В маленьком пакетике лежали три серебряных перстня с печатками, представляющими собой выгравированный в оправе факел. В письме говорилось:

«Мой дорогой мак (это тайное имя мы здесь тебе присвоили), посылаю тебе три кольца, одно из них – твое, а другие – для друзей, которые могут появиться у тебя в деревне. Эти предметы освящены иеромонахом, которого я хорошо знаю, и поистине являются святынями. Поэтому не отдавай их никому, кроме очень верующих людей».

Николай улыбнулся: поскольку на почте открывали все письма, эти мистические замечания были предназначены для того, чтобы снять подозрения надзирателей.

«Если хочешь получить еще несколько колец, освященных им, – писал далее Костя, – дай мне знать. Мы, в Санкт-Петербурге, очень сожалеем о твоем отсутствии. Круг наших друзей расширяется. Скоро моя квартира не сможет вместить всех гостей. Тогда мы будем собираться на улице…»

От одной фразы к другой Николай все лучше понимал скрытый смысл послания. Друзья не только не забыли о нем, но даже рассчитывали на то, что он будет распространять либеральные идеи в провинции. Какое прекрасное свидетельство доверия он сейчас получил и как жаждал поскорее доказать, что он его достоин! Отец возложил на него управление имением. Поездки по деревням, разговоры со старостами, учет в книгах записей, переписка – эта рутина отнимала у него четыре часа ежедневно. Остальное время было посвящено поездкам по окрестностям для завязывания новых знакомств и поддерживания старых. Поначалу он не обнаружил поблизости много людей, способных понять его. Но он не терял надежды вызвать кое у кого интерес к политике. Николай надел кольцо на палец и долго смотрел на него. Сознавая, что в такого рода знаках было нечто ребяческое, он усматривал все же в этом символе такой благородный смысл, что его охватило волнение. Он позвал Софи. Каждый раз, когда Николай испытывал удовольствие, ему необходимо было разделить его. Софи с веселым видом полюбовалась кольцом и воскликнула:

– Очаровательно!

Его слегка раздосадовала такая снисходительность. Письмо Кости, напротив, неожиданно заинтересовало ее. Прочитав его, она повернулась к мужу с сияющим лицом:

– Вот видишь, как много у тебя дел даже вдали от Санкт-Петербурга!

Николай вдруг задумался: уж не боится ли она, что он заскучает в деревне? Но Софи уже продолжала с увлечением:

– Ты поразмыслил о людях, которые в Пскове могли бы разделить твои взгляды?

– Нет, – ответил он. – Сегодня после обеда поеду в клуб, прощупаю почву. Может быть, Башмаков?

– Кто это?

– Капитан в отставке, известный дуэлянт, неудачливый игрок и волокита. Все опасное в принципе привлекает его.

– Он не слишком сумасброд? – спросила она.

– Ровно настолько, чтобы прислушаться ко мне!

– Ты пугаешь меня! Будь очень осторожен, умоляю тебя!

– Была ли ты сама такой, когда участвовала в заговоре в Париже?

– Запрещаю тебе брать с меня пример!

Он расхохотался:

– Значит, ты, республиканка, предпочла бы, чтобы я был монархистом! Так ты меньше тревожилась бы обо мне!

Рассердившись, она покраснела, потом смягчилась и позволила поцеловать себя. Он вручил ей кольцо.

– За что? – спросила она.

– Разве ты не с нами?

– Мысленно, – призналась Софи.

– Ты будешь с нами и в действии, когда придет время!

Она вздохнула:

– Мы еще далеки от этого! Мне кажется, очень трудно что-либо изменить в России!

– Надеюсь доказать тебе, что это не так! Разумеется, не нужно, чтобы отец видел эти кольца! Он потребует от нас объяснений!

– О! Николай! Сколько тебе лет? – заметила она, с любовью потрепав его по волосам.

И Софи спрятала три кольца в ящик своего секретера.

Город, раскинувшийся по берегам рек Великой и Псковы, обладал очарованием старины с разноцветными куполами церквей и Кремлем, огороженным крепостными стенами и возвышавшимся над местностью. Поскольку после полудня прошел дождь, дорога покрылась вязкой грязью. По обеим сторонам улицы, вдоль которой шел Николай, стояли одноэтажные дома с покрытыми дранкой крышами и деревянными резными навесами. Прохожие, даже в самой лучшей одежде, выглядели провинциалами. Прожив какое-то время в Санкт-Петербурге, невозможно было выносить тоску, которую излучал этот старый дремучий город.

Вопреки высокопарному названию, клуб представлял собой мрачное и грязное помещение с драными обоями, покосившимися кожаными креслами и буфетом, обуреваемым мухами. Рассевшись группами вокруг столов, завсегдатаи играли в вист, в шахматы, курили, читали газеты. Поздоровавшись с несколькими знакомыми, Николай стал искать Башмакова и обнаружил его в дальней зале. С бильярдным кием в руке, сощурившись, он «загонял» в лузу один шар за другим с дьявольской ловкостью. Его противником был жгучий и очень курчавый брюнет с красивыми по-итальянски глазами, слишком тонкими ноздрями и женоподобными губами. Николаю показалось, что он встречал его когда-то прежде, но ему не удалось соединить хоть какое-то имя с этим лицом.

– Николай, солнце мое! – заорал Башмаков. – Ты пришел, чтобы выпить за мою победу! Я выиграл шесть партий подряд у этого почтенного дворянина! По пятьдесят рублей за каждую, подсчитай-ка выигрыш!

– Вы получите деньги завтра утром, даю вам слово! – сказал молодой человек.

– Я верю тебе, мой петушок, – отозвался Башмаков, загоняя последний шар в лузу.

Он смеялся, кожа лица у него была кирпичного цвета, зубы белы, а под ноздрями жесткие и черные, как щетка для наведения глянца, усы.

– Не хочешь ли представить нас друг другу? – сказал Николай.

– Зачем? Ты же его знаешь! – воскликнул Башмаков. – Это Вася, Вася Волков, из Славянки!

– О Господи! – вздохнул Николай и прикрыл рукой глаза, якобы защищаясь от яркого света.

Имение Волковых находилось рядом с поместьем Озарёвых. В последний раз Николай навещал соседей в Славянке в 1812 году, до объявления войны. В те времена Васе было, наверное, лет двенадцать. Значит, теперь ему девятнадцать или двадцать.

– О да, дорогуша, – сказал Башмаков, – время идет! Мы даже не заметили бы, что стареем, если бы не было здесь молодых людей, которые нам об этом напоминают!

– Я прекрасно помню вас! – с жаром подхватил Вася. – На вас был кадетский мундир, когда вы приезжали к нам!

Стоя напротив Николая и глядя на него блестящими глазами, он выражал ему свое восхищение прямо в лицо. Николай испытал от этого удовольствие, льстившее его тщеславию.

– Ну вот, видите, – сказал он, – я сбросил мундир и поселился в деревне, как многие другие. А вы чем занимаетесь?

– Я только что закончил учебу в Геттингенском университете, – ответил Вася. – И в настоящее время думаю лишь о том, как отдохнуть в кругу семьи. Позднее посмотрим… Быть может, поступлю на службу в Министерство юстиции, где у моей матери есть связи…

– Почему бы и нет? – заметил Башмаков. – Юстиция – забавная вещь: невиновность людей разыгрывают в орлянку!

Громко посмеявшись над своей остротой, он позвал полового, заказал вторую бутылку Рейнского вина и записал его на счет Васи.

– Итак, совсем недавно вы еще были в Пруссии, – задумчиво произнес Николай. – Вы, верно, наблюдали великое волнение в марте прошлого года…

– В марте?

– Да, вы же понимаете, о чем я говорю: о событиях в Манхейме.

Он намекал на убийство студентом Сандом немецкого писателя Коцебу, который был агентом царя. Это политическое убийство вызвало во всей Европе возмущение по адресу сторонников абсолютизма и воодушевление либералов.

– Действительно, – отозвался Вася. – Я, как говорится, находился в первых рядах.

– И какова была реакция университетских кругов по этому поводу?

Вася, не колеблясь, ответил:

– Величайшая гордость и радость! Среди нас всем было известно, что Коцебу был негодяем. Он не упускал случая для нападок на молодежь и ее самые дорогие и святые ценности: национальное единство, конституцию, независимость прессы…