Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья Страница 62

Я нервно сглотнул. Достал флягу, отпил немного, больше пролив на грудь из-за тряски. Но стало чуть полегче. «Хватит уже всякую чушь думать», – приказал себе и стал всматриваться вперёд. Вскоре действительно что-то замаячило на горизонте. Оказалось, это высокий, раскидистый серебристый тополь. Он напомнил мне такой же, что растёт в Астрахани неподалеку от памятника Петру Первому. Когда шла реконструкция набережной Волги, его собирались выкорчевать, но оставили. Никого не пощадили из его собратьев, а этот, в несколько обхватов, решили не трогать.

Тополь стал для меня ориентиром. Я несильно ударил пятками Белку в бока, чтобы скакала быстрее, и лошадка послушно прибавила скорости. Через несколько минут я натянул поводья, останавливая животное: прямо передо мной в тени тополя сидели несколько бойцов. Ещё двое стояли и курили рядом, и как увидели меня, крикнули издалека, снимая винтовки с плеч.

– Стой! Кто идёт!

– Сержант Агбаев, ездовой противотанковой батареи 45-мм пушек третьего стрелкового батальона 863-го стрелкового полка! – отчеканил я. Кажется, ничего не перепутал, хотя прежде не было повода всё это сразу выговаривать. Но пришлось, а иначе кто знает? Вдруг бы не признали за своего?

– Документы покажи, – потребовал один из солдат. Я вытащил солдатскую книжку, протянул ему. Тот посмотрел, вернул. – Куда едешь?

– В штаб полка. По приказу комбата Балабанова, – ответил я.

– Видишь вон там хата стоит, рядом ещё танк?

– Да.

– Туда езжай. Там штаб.

Я махнул рукой к пилотке и поскакал в указанном направлении. Внутри кипела радость. Нашёл! Ничего не перепутал!

Глава 64

Возле хаты, где вроде как расположился штаб, я привязал лошадь к изгороди. Пошёл во двор, там меня снова остановили. Проверили документы и только после этого пустили внутрь. Я прошёл через сени и оказался в большой комнате, на краю которой стояла огромная русская печь. Уставился на неё в изумлении. «Ничего себе, – подумал, – как настоящая!» и тут же мотнул головой. Ну, а какая же ещё?

Внутри за столом сидел крепко сбитый мужчина, рядом на подоконнике лежала его запыленная фуражка. Перед ним была расстелена карта с красными и синими пометками. Когда я вошёл, незнакомец положил на лежавшую рядом газету. Очевидно, чтобы я ничего не сумел рассмотреть.

– Кто такой? – спросил он прокуренным уставшим голосом.

– Товарищ… – я лихорадочно вспоминал, что означает ромб у него на петлицах, вспомнил с трудом. – Товарищ майор! Ездовой противотанковой батареи 45-мм пушек третьего стрелкового батальона 863-го стрелкового полка сержант Агбаев! Прибыл по приказу командира батареи капитана Балабанова для получения запасных частей к орудиям!

Сказав, я отдал воинское приветствие и остался стоять вытянутый, как струна, перед незнакомым офицером. Он же молча внимательно и недоверчиво меня рассматривал. Потом протянул руку:

– Документы.

Я отдал ему книжку красноармейца. Майор раскрыл её, посмотрел внимательно, сравнил фотографию с оригиналом.

– Так это тебе не ко мне, это тебе к начарту полка нужно, – сказал он, возвращая документ.

– Простите, товарищ майор, а вы – кто?

Офицер, видимо, не ожидал от меня такой наглости. Не привык, что кто-то не знает, чем он тут занимается. А мне-то откуда это ведомо? Малиновые петлицы у него, и как понять? У пехоты красные, у нас тоже или я ещё видел черные у кого-то. А тут… непонятно, короче.

Майор поднял брови, прищурился, но ответил нехотя:

– Я – начальник особого отдела. Ещё вопросы имеются, товарищ сержант?

– Никак нет! Разрешите идти?

– Погоди, – голос майора стал доверительным. – Как у вас там дела? – он мотнул головой в сторону, откуда я прискакал.

– Бьем фашистов! – отчеканил я.

Офицер нахмурился.

– Ишь ты, бодрячок какой выискался. Докладывай, потери в батарее большие?

– Никак не могу знать, товарищ майор! – заупрямился я и подумал, что незнакомцу ничего говорить не собираюсь, мало ли что. Всё-таки особисты, насколько я помню по книгам и фильмам, им бы только посадить кого-нибудь. Сейчас скажу, сколько у нас убитых и раненых, а он быстренько мне дело состряпает за паникерские настроения.

– Разрешите идти?

Офицер тяжело вздохнул.

– Иди.

Я выскочил из хаты, как ошпаренный. Обернулся, посмотрел и понял, что ошибся. Мне направо надо было, вместо этого налево пошёл. «Вот это да! – думал, шагая в правильном направлении. – Куда заглянул, а? Вот ужас-то! Петро узнает, не поверит! Хорошо, я в том домике лишнего чего не сболтнул».

В следующей хате действительно оказался штаб полка. Там я и нашёл начальника артиллерии. Он молча меня выслушал, прочитал рапорт Балабанова, взял лист бумаги и написал на нём распоряжение. Потом достал из кармана галифе печать, подышал на неё и шлёпнул, крепко прижав. Мне это показалось удивительным. А как же секретариат или нечто в этом духе? Всё так просто – состряпал бумажку, и готово. Но спрашивать не стал. Время уходит. С этим документом я, спрашивая бойцов дорогу, нашёл передвижную ремонтную мастерскую. Она состояла из трёх тентованных грузовиков.

Старшина, на которого мне указали, взял бумагу. Затем забрался в кузов грузовика, подал мне несколько железок, закутанных в промасленный пергамент, которые я аккуратно сложил на землю. Дальше он спустился вниз и спросил:

– Сам повезёшь?

– Так точно, – ответил я.

– Ну, удачи тебе, – он крепко пожал мне руку.

Я сложил всё в вещмешок, закинул себе на спину, а старшина помог с этим. Детали оказались тяжелыми, килограммов двадцать в общей сложности. Но придётся терпеть, там, в нашей батарее, они очень нужны. Без артиллерии остатки пехотного батальона, я теперь знал это совершенно точно, долго не продержатся. Выпив воды на дорожку, даже не стал ничего есть. Аппетит пропал, да и жара началась. Сев на Белку, я поскакал обратно.

Думал, доберусь быстро, а вышло иначе. Вот откуда взялся этот немецкий самолёт, чтобы чёрт его побрал? А главное – на кой я ему персонально сдался? Искал бы цель покрупнее. Так ведь нет, увидел одинокого всадника и давай за мной гоняться. О том, что на меня напали, я ощутил, когда две пулемётные очереди прочертили степь буквально в пяти метрах справа. Белка дёрнулась в сторону от страха, мне пришлось вцепиться в поводья, чтобы не вылететь из седла, и крепко схватиться ногами об её лоснящиеся от пота бока.

В следующее мгновение до меня донеслась далёкая пулеметная очередь, а до неё было только глуховатое «пум-пум-пум», словно кто-то молотком по земле стучал с размаху и сильно. Я крикнул «Но, быстрее! Быстрее!» и стукнул каблуками лошадь. Она послушно прибавила скорости, и мне пришлось пригнуться, когда прямо над головой и довольно низко промелькнула сверкающая на солнце туша самолёта. Она опередила меня и какое-то время летела прямо, потом заложила крутой вираж.

«Новый заход делать будет», – догадался я. Стало невыносимо страшно. Я знаю теперь, как отстреливаться от немецких пехотинцев, даже с пулеметом. Но как убежать от самолёта?! У него же скорость в несколько раз больше моей, да к тому же вооружение куда покруче моего. А у меня что? Трёхлинейка? Надо быть снайпером, чтобы попасть в такую цель, но где оптический прицел? Да и стреляю не сказать, чтобы плохо, а всё-таки… не сибирский охотник, лисице в глаз попадать. Все эти мысли лихорадочно проносились у меня в голове под бешеный стук копыт, а самолёт всё надрывно выл в воздухе, кружа и собираясь опять полить меня раскалённым свинцом.

«Господи! Спаси и помилуй меня, грешного!» – взмолился я, решив, что вот и конец. Если немец меня пулемётами не догонит, то бомбу сбросит. Тогда всё, точно размажет по степи. Я оглянулся: пропеллер мне словно в самую душу глянул. «Тра-та-та-та!» – загремело позади вместе с воем мотора, и огненная очередь, взрывая сухую землю и ошмётки травы, рванула в мою сторону. Расстояние сокращалось очень быстро. В момент, когда тяжелые пули готовы были разорвать нас с Белкой, я дёрнул поводья влево, и лошадь, едва не потеряв равновесие, резко сдала в нужную сторону.