Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 63

Для шейха Илдерима рассказ этот был далеко не нов. Впервые он услышал его от всех трех мудрецов при обстоятельствах, которые исключали сомнения в их правдивости. Сейчас один из этих троих снова сидел за его столом, будучи желанным гостем и уважаемым другом. Шейх Илдерим верил каждому слову своего гостя; но все же центральное событие его рассказа не могло быть воспринято им с такой силой и захватить все его существо, как было оно воспринято и захватило Бен-Гура. Шейх был арабом, чей интерес к описываемым событиям был всего лишь общим; Бен-Гур же был израильтянином и евреем с особым интересом – да простится нам неуклюжесть этой фразы – к истине об этом событии. Истинно еврейская душа его сразу же почувствовала важность и значение происшедшего.

Следует напомнить читателю, что, еще лежа в своей младенческой колыбельке, Бен-Гур уже слышал о Мессии; во время своего ученичества он познакомился со всем, что было известно об этом Существе и вместе с тем надежде, страхе и исключительной славе избранного народа. Все пророки, от самого первого в их героической родословной и до последнего, предсказывали Его появление. Приход Его был темой бесконечного числа споров раввинов – в синагогах, в школах, в Храме, в будни и праздники, на публике и наедине. Учителя нации толковали и перетолковывали это грядущее событие и добились того, что все дети Авраама, куда бы их ни забросила судьба, всей душой ждали этого события и в ожидании его с железной суровостью строили свои жизни.

Без всякого сомнения, и среди евреев были различные мнения относительно Мессии; но все споры были ограничены обсуждением одного-единственного вопроса – когда Он явится?

Изыскания являются уделом священников; тогда как читатель всего только внимает рассказываемой ему истории, и поэтому он не может отвлекаться от ее персонажа. Пояснение, которое было дано, касается прежде всего Мессии, о котором в среде избранного народа существовало на редкость единое мнение: Ему суждено быть, когда Он явится, ЦАРЕМ ИУДЕЙСКИМ – их политическим Царем, их Цезарем. При их поддержке он должен будет завоевать землю, а потом к их выгоде и во имя Бога удержать ее на вечные времена. Во имя этой веры, дорогой читатель, фарисеи и сепаратисты – последнее определение является всего лишь политическим ярлыком – в монастырях и в самом Храме возвели здание надежды, намного превосходящее своею высотой здание мечты Александра Македонского. Тот всего лишь хотел воцариться на земле; но их амбиции распространялись равно на землю и небеса; в их безудержной, не имеющей границ фантазии всемогущий Господь был, так сказать, пригвожден ухом к еврейской двери в знак вечного рабства.

Возвращаясь к нашему Бен-Гуру, следует упомянуть, что в его жизни были два обстоятельства, в результате действия которых он оказался относительно свободен от влияния и воздействия оголтелой веры своих соплеменников-сепаратистов.

Во-первых, его отец был последователем веры саддукеев, которая в общем может быть определена как либерализм своего времени. Да, у них было довольно странное обыкновение отрицать существование души. Они были приверженцами незыблемых правил поведения в быту и до последней запятой соблюдали законы Моисея; но они же высмеивали необъятные тома толкований этих законов, написанных схоластами-раввинами. Они, без всякого сомнения, были сектой; но все же их религия была в большей мере философией, нежели вероисповеданием. Они отнюдь не отрицали для себя наслаждения жизнью и видели много достойных восхищения примеров среди нееврейской части населения. В политике же они были активными оппонентами сепаратистов. Согласно природному порядку вещей, все эти обстоятельства и положения, мнения и особенности передавались от отца к сыну столь же определенно, как и любая другая часть имущества; и, как мы видели, он и в самом деле усваивал их, когда другое событие обрушилось на него.

Мышление и темперамент Бен-Гура во время его обеспеченной жизни в Риме испытали изрядное влияние того обстоятельства, что громадный город был полон людей из разных стран – озабоченных как политикой и коммерцией, так и поиском наслаждений без каких-либо пределов. Вокруг позолоченного камня на Форуме, отмечавшего нулевую милю, днем и ночью не прекращалось коловращение самых разных идей. Все лучшее впитала в себя душа Бен-Гура. Если бы отточенность манер, утонченность общества, широта интеллекта и слова свершений не произвели на него впечатления, как бы мог он, сын Аррия, проделать день за днем такой путь в течение пяти лет – от великолепной виллы близ Мизен до приемной цезаря, и совершенно не обращать внимания на то, что ему приходилось там видеть: как цари, принцы, послы, заложники, соискатели должностей из всех известных стран – все они скромно ждали слов «да» или «нет», которые могли вознести или уничтожить их? Бен-Гуру порой приходила в голову мысль, что, возможно, на земле есть отдельные народы, которые заслуживают более пристрастного Божественного уважения, если не жалости, хотя бы они были и не обрезаны, как избранный народ.

То, что подобные думы посещали его, было вполне естественно, и мы хотим признать, что когда эти рассуждения возникали в его голове и когда он позволял себе логически продолжить их, то не мог закрывать глаза на определенные различия. Обездоленность масс и полная безнадежность их положения не имели какого бы то ни было отношения к религии – роптали не против старых богов, стенали не от желания обрести новых. В дубовых рощах Британии друиды[75] собирали толпы приверженцев; Фрейе и Одину[76] возносились молитвы в Галлии, Германии и во мгле гиперборейских стран; Египет довольствовался своими крокодилами и Анубисом[77]; персы по-прежнему хранили верность Ормузду и Ариману[78], равным образом почитая обоих; индусы, в чаянии обрести нирвану, все так же следовали сумрачными путями Брамы; блистательное мышление греков в перерывах между философскими мудрствованиями все еще воспевало героических богов Гомера; в то время как в Риме не было ничего более расхожего и дешевого, чем боги. Подчиняясь своему капризу, повелители мира – ибо они и в самом деле были его повелителями – одинаково равнодушно творили службы и возлагали жертвоприношения на самые различные алтари. Беспокойство они испытывали разве что от количества богов; поэтому, позаимствовав себе божеств из самых разных уголков земли, в конце концов они решили обожествлять и своих цезарей, стали возводить в их честь алтари и служить им службы. Нет, несчастья людей проистекали не от их верований, а от дурного управления, незаконных захватов власти и бесчисленных тираний. Мир адовых страданий, в который были ввергнуты люди и о избавлении от которого они молились, был ужасен, но политически существенен. Моления – одинаковые повсюду, в Лодинуме, Александрии, Афинах, Иерусалиме, – были направлены к царю, повелевающему страной, а не к Богу, царящему на небесах.

Изучая ситуацию спустя две тысячи лет, мы можем сказать, что ни одна из религий не привнесла порядок во вселенскую неразбериху, за исключением того, что некий Бог явил себя как истинного Бога, который пришел людям на помощь. Но люди того времени, даже самые проницательные и склонные к рассуждениям, не усмотрели в этом никакой надежды для себя, кроме разве что крушения Рима. После этого облегчение могло наступить в результате восстановления природного порядка вещей и всяческих реорганизаций, поэтому люди молились, злоумышляли, бунтовали, сражались и умирали, орошая почву кровью и слезами, – и все с прежним результатом.

Остается лишь добавить, что в тот момент Бен-Гур испытывал чувства, аналогичные тем, которые питали большинство людей того века, за исключением римлян. Пятилетнее пребывание в столице империи позволило ему увидеть и постичь страдания порабощенного римлянами мира, а также понять, что зло, учинившее это, исходило из политики. Избавления же от этого зла можно было добиться лишь силой оружия, поэтому он готовил себя к тому благословенному дню, когда это освобождение начнется. Бен-Гур владел оружием, как идеальный солдат; но война имеет и законы более высокого уровня, для постижения которых надо знать куда больше, чем то, как наносить удары копьем и как отражать щитом направленные на тебя удары. Это уже дело генералов, ибо генерал есть воин, вооруженный армией. К такой программе жизни Бен-Гура привело убеждение, что возмездие, о котором он мечтал на основании своих личных заблуждений, может быть скорее достигнуто военными, нежели мирными методами.

Так что чувства, с которыми он сейчас слушал Балтазара, вполне можно было понять. Рассказ старика затронул два самых чувствительных места в его душе, и отзвуки этих чувств продолжали звучать в нем. Сердце его учащенно билось – и забилось еще более часто, когда, заглянув себе в душу, он не обнаружил там ни тени сомнения в том, что рассказ этот – истина до последней, самой мелкой детали, и в том, что Младенец, найденный столь удивительным образом, и есть Мессия. Удивляясь тому, что до сих пор Израиль столь безучастно отнесся к откровению, а также и тому, что он сам лишь сейчас услышал об этом, Бен-Гур задался двумя вопросами, которые, по его мнению, необходимо было выяснить прежде всего.