Николай Никитин - Северная Аврора Страница 63

Возле поезда гудел ветер, мела пурга, звенели от мороза телефонные и телеграфные провода, слышались мерные шаги постовых. Фельдъегерь во всем кожаном, на ходу поправляя сумку, бежал по заснеженным станционным путям к настойчиво свистевшему паровозу, который срочно уезжал в Москву.

…Два дня в поезде Комиссии ЦК шла напряженная, не прекращавшаяся ни днем, ни ночью работа. Как и в первый день в Комиссию ЦК являлись военные работники, комиссары и командиры, губкомовцы и члены президиума обоих исполкомов – Пермского и Вятского. От Шестой армии тоже была вызвана делегация, в состав которой вошла и Гринева.

Буквально с каждым часом выяснялись все новые подробности сдачи Перми, становилась все яснее как общая картина пермской катастрофы, так и та роль, которую сыграли в ней отдельные лица.

Многие чувствовали, что только партийная комиссия может разобраться во всем этом, только она может направить поток событий в нужное русло, повести людей по верному пути, отбросить все негодное, все мешающее успеху, развеять растерянность, которая овладевала даже теми, кто мог, умел и хотел работать по-настоящему.

Перелом наметился уже на второй день. На фабриках и заводах, в штабах и войсковых частях, в городских учреждениях и даже на улицах – всюду заговорили о том, что теперь, пожалуй, многое переменится.

Настроение заметно улучшилось.

Это почувствовал и Фролов в день своего приезда.

Паровоза от Котласа, который обещала Гринева, он не стал дожидаться. Поезд выходил раньше. Поэтому из Котласа в Вятку он добрался обычным способом. Пришлось трястись в переполненной военными душной теплушке. Ночью только и было разговора, что о Перми. Именно в эту ночь Фролов окончательно осознал всю серьезность пермских событий. То, что так волновало его вчера, теперь, по сравнению с пермскими событиями, показалось ему не столь уже значительным и важным.

По обеим сторонам дороги тянулись необозримые леса. В теплушке нечем было дышать. На нарах, построенных в два этажа, лежали и сидели люди. Фролова мучила жажда. Ночь, проверенная в дороге, казалась ему бесконечно длинной, и он с трудом дождался утра, когда поезд, наконец, остановился возле дощатого барака станции Вятка-Котласская.

Увидев неприветливые станционные постройки, поломанные заборы, толпу крестьян, сидевших прямо на снегу со своими корзинами и мешками, Фролов окончательно приуныл. «Ни помыться, ни привести себя в порядок, – с раздражением думал он. – Выпить бы хоть воды, что ли…»

– Кипятильник тут у вас есть или нет? – спросил он встретившегося ему на перроне путевого рабочего.

– Пойдем… – ответил тот. – Есть бачок, ежели деревня не выпила.

– Ну и станция, – проворчал Фролов, следуя за быстро шагавшим рабочим, – неужели воды нельзя запасти? Ведь она же не по карточкам…

– Да, правильно, что говорить… глупостей у нас не оберешься!..

Некоторое время они шли молча. Вдруг рабочий, ухмыляясь, сказал:

– Ну, теперь, слава богу, подкрутят кое-кому хвост… Не слыхал разве?

– А что? Комиссия уже здесь?

– А как же! Здесь… От Ильича с полным мандатом!.. Приезд ее будто душу в нас вдохнул, ей-богу… А то ведь ни туды ни сюды. Недолго, думаю, похозяйствуют господа колчаки!..

Они поравнялись с бачком, возле которого стояли люди с чайниками и кружками.

– Вот и бачок! – сказал рабочий. – Ну, прощевай пока. Комиссар какой, что ли?

– Комиссар, – улыбнулся Фролов.

– То-то! – сказал рабочий, кивнул и скрылся за дверью путевой будки.

Становясь в очередь за водой, Фролов почувствовал, что настроение его тоже изменилось. Станция уже не казалась ему такой унылой, и, посмотрев на часы, он заторопил старика, стоявшего у крана с большим чайником в руках.

Напившись воды, Фролов расспросил, как ему пройти к главному вокзалу. Путь предстоял далекий.

Город был завален свежим, только что выпавшим снегом. Выглянуло солнце, и Фролов совсем повеселел. Выйдя на проспект, он увидел обоз, далеко растянувшийся по улице.

«Снаряды… – подумал он. – Вот это здорово… Нам бы надо до зарезу…»

Вагон Вологодского штаба находился на запасных путях. Когда комиссар Фролов вошел туда, там уже толпились военные и штатские лица, и среди них он тотчас заметил Гриневу, в черной юбке и в аккуратно пригнанной гимнастерке.

– Успел! Здравствуй… – приветливо сказала она, крепко пожимая ему руку. – Очень хорошо… У тебя письменный доклад или устный?

– Устный, – ответил Фролов. – Только в черновике Для памяти записал… Я так торопился…

– Ну, ничего… Военная косточка… Не любите вы писанины… Ну-ка, дай мне…

– Вот, Анна Николаевна… – смущенно начал Фролов, передавая ей бумагу. – И без моего участка столько важных дел, как я наслышался в дороге… Уместно ли…

– Что уместно? Не понимаю… – проговорила она, торопливо проглядывая список вопросов, намеченных Фроловым.

– До Двины ли сейчас?

– Это видно будет, – сказала она. – Думаю, что до Двины… Ты вот что… Располагайся пока тут у меня… Отдыхай. Вызовут тебя часам к трем, не раньше. Я пришлю за тобой.

– А кто приехал?

– Да немало народу… Во главе комиссии Дзержинский и Сталин…

Вместе с товарищами, находившимися в купе, она вышла. Фролов почистил сапоги, умылся, затем, вынув из вещевого мешка краюху хлеба и кусок печеной рыбы, с аппетитом поел и принялся за работу. Он все-таки решил представить доклад в письменном виде. «Так надежнее будет», – подумал он.

Времени прошло немало. Доклад был кончен. Фролов прилег на диван. Всю ночь он провел без сна, но и сейчас ему не спалось. Мысли назойливо возвращались к тому, что делается дома, на Северной Двине… Не случилось ли чего-нибудь? Гринева все еще никого не присылала. Фролов уже не мог лежать. «Да вызовут л и меня? – думал он беспокойно. – Ну, не вызозут, и Гринева доложит… Но так ли? Не пойти ли мне к поезду… Пойду…»

Он вышел на пути. Уже сильно стемнело. Поезд Комиссии ЦК стоял за водокачкой. По путям прохаживалось несколько человек, видимо так же, как и Фролов, ожидавших приема. Люди, покуривая, беседовали между собой.

Высокий мужчина в папахе и в широченном, с чужого плеча, тулупе говорил седоусому рабочему в кепке и колонке:

– Приказано немедленно собрать анкетные данные.

– Правильно, а то до сих пор всюду сидит царская контра… – отозвался рабочий… – Тебе досталось, что ли?

– По первое число.

– За что же, если не секрет?

– Ну, за что? За дело, конечно… – человек в папахе развел руками и виновато усмехнулся.

За путями, по другую сторону вокзала, виднелись низкие одноэтажные домишки, кусты, елки. Алел краешек горизонта.

Фролов пожимал плечами от холода. Ветер яростно рвал искры с его цигарки. Потуже надвинув на уши кубанку, он обошел вагон, чтобы укрыться от ветра. Двери в теплушках соседнего эшелона были распахнуты настежь, в одной из них топилась чугунная печка. Вокруг печки стояли командиры и тоже взволнованно и оживленно говорили обо всем случившемся в Перми. Часть товарного состава была уже занята бойцами. За маленьким забором ожидала погрузки другая группа бойцов.

– Вы не от Красноборского штаба? – вдруг окликнул Фролова какой-то военный. – Я вас ищу уже четверть часа. Товарищ Гринева поручила…

Быстро пройдя по путям и поднявшись по обледенелым, скользким ступенькам вагона, Фролов протиснулся в тамбур, где так же, как и на путях, стояли люди, ожидавшие приема.

Миновав коридор, он подошел к двери с наполовину застекленными узкими створками. Стекло было матовое, с затейливым узором.

– Куда ты делся? Я так беспокоилась… – сказала стоявшая у двери Гринева. – Сейчас кончится совещание, а потом начнется прием… Подожди здесь. Я уже о материальном снабжении, о боезапасе да о теплых вещах поговорила тут кое с кем… Дадут!

– Спасибо вам за участие, Анна Николаевна.

– Какое там участие… Не скромничай. Знаю, что несладко вам приходится. Вы у нас забытый участок… Эх, Павлина нет, жалко… Правда? Светлый был человек… – сказала она с доброй улыбкой, поправляя пенсне, и скрылась за дверью.

Рядом с Фроловым стоял у окна командующий Третьей армией, кургузый, энергичный по виду человек с лысой головой и крупным мясистым носом. Тут же, в коротком до колен полушубке, стоял член Военного совета армии. Командарм, расстроенный, нервно барабанил пальцами по оконному стеклу.

Через несколько минут вышел секретарь и сказал, что они могут отправляться в Глазов… Комиссия прибудет на Фронт. Они вышли.

За дверью заговорило сразу несколько человек… Задвигали стульями, послышался кашель, по матовому стеклу забегали тени. Заседание кончилось.

«Теперь вызовут меня…» – подумал Фролов, и сердпе его забилось учащенно. Действительно, из-за двери снова выглянул секретарь…

2

Фролов после своего доклада вышел из вагона с таким чувством, словно его подняла и несет какая-то огромная, могучая и радостная волна. На улице трещал мороз. Будто серебряная соль, выступили звезды на темном январском небе. И Фролову казалось, что станционные огни горят с такой же яркостью.