Френк Слотер - Чудо пылающего креста Страница 63

— Сколько членов сената проголосовали бы за смещение императора Максенция, благородный Марцеллин? — спросил он.

— Все мы, ибо нет ни одного, кто бы не пострадал от его руки, — тут же отвечал Марцеллин, — Я сам часто слышал, как он отдавал своим солдатам приказы: «Fruimini! Dissipate! Prodiget!»

— Пейте, напивайтесь и распутничайте, — проговорил Даций, стоя рядом с Константином. — Трудно тебе будет увести у него легионы, если он дает им столько воли.

Константин думал о том же, и эта мысль вовсе не приносила ему утешения. Он обеспечил себе нейтралитет Лициния в предстоящей борьбе посредством запланированного брака с Констанцией, который он намеревался отложить до тех пор, пока Рим не будет у него в руках. Но при этом он все еще оставался в численном меньшинстве — по крайней мере в два раза.

— Я могу понять твое возмущение, благородный Марцеллин, — сказал он утешающим тоном. — Славное имя Рима действительно опорочено его правителем. Но голосовал ли когда-нибудь сенат за отстранение его от должности?

— Как же мы могли это сделать, когда это означало бы подписать себе смертный приговор? — воскликнул старый аристократ. — Нам удалось только бежать тайком на галере, хозяин которой вот он, Адриан.

— Я купец, торгующий с Востоком, поэтому за мной не было такого пристального наблюдения, как за другими, — объяснил Адриан. — Август Максенций поддерживает связь с августом Максимином Дайей, у которого имеются свои склады в Антиохии и Кесарии, и корабли моего флота иногда принимали участие в этой торговле. Мы ускользнули, притворившись, что держим путь в Сирию.

— Насколько крепок политический союз между Максенцием и Максимином Дайей? — поинтересовался Константин.

— По моему мнению, это лишь’ взаимовыгодный брак для того, чтобы оказать давление на августа Лициния, заставить его остаться нейтральным, — сказал Адриан. — По своим торговым делам мне приходилось разговаривать со многими сенаторами, и могу сказать, что с глазу на глаз большинство из них выразило намерение приветствовать тебя, август, когда ты освободишь Рим от тирана.

Это-то как раз и нужно было Константину — чтобы сенат проголосовал за смещение Максенция и призвал бы его в Рим для выполнения этого решения.

— Ты поклянешься, что такое голосование будет проведено? — задал он вопрос Адриану. — И что результат будет таким, как ты сказал?

Они посмотрели друг на друга оценивающим взглядом. Константин прекрасно знал, что ему нужно от сенатора-купца, и был уверен, что и тот это понимает. Если бы он стал императором Рима, купец мог бы выиграть во многих отношениях — и в не меньшей степени действуя в качестве агента в личных торговых сделках Константина с остальной империей. Но если бы его затея не удалась, Адриану пришлось бы разделить с ним горечь поражения и не надеяться на милость Максенция.

Когда Адриан улыбнулся, Константин понял, что правильно оценил этого человека: подобно игроку, оценивающему шансы колесницы на победу в забеге, тот принял окончательное решение, приглядевшись к единственному важнейшему фактору — колесничему.

— Клянусь, август. И я подпишусь на свитке, где будет записан результат этого голосования.

Константин услышал за своей спиной, как Даций присвистнул, что обычно являлось у него одобрением особо ловкого шага.

— Я сделаю все, что могу, чтобы освободить Рим, — пообещал он сенаторам. — Но вы последуете за моими войсками и заверите других сенаторов, когда мы дойдем до столицы, в том, что я уважаю их благородное совещание.

— Еще один вопрос, август, — Это заговорил Марцеллин, — Верно ли, что ты стал христианином?

Хосий из Кордовы, сидящий в переднем ряду кресел зала для аудиенций, поднял лицо, и Константин заметил его пристальный взгляд.

— Нет, не стал, — ответил он без заминки. — А почему ты интересуешься?

— В Риме ходят слухи, что ты покровительствуешь им, как это делал и твой отец.

— Все августы подписались под эдиктом о веротерпимости, опубликованным императором Галерием. — Ледяная нотка в голосе Константина могла бы испугать более молодого человека, но не Марцеллина — ветерана многих лет сенатских баталий. Он уже видел перед собой не одного императора или претендента на этот пост и, подобно большинству сенаторов, держался старых привилегий и обычаев, хотя они и были в основном уничтожены такими, как Максенций и Максимиан.

— Империя была построена на покровительстве ее богов, и, если мы хотим, чтобы она снова процветала, мы должны к ним вернуться, — говорил старый сенатор. — Принесешь ли ты жертву Аполлону и попросишь ли покровительства римских богов, когда вступишь в Италию?

— Перед тем как приступить к освобождению Рима, благородный Марцеллин, я принесу жертвы и Аполлону, и Юпитеру, — пообещал Константин. — И, прошу вас, молитесь за мой успех.

После этого публичная аудиенция закончилась, но Константин попросил Дация привести к нему в его частные покои Адриана для продолжения разговора.

— Так ты говоришь, что ты купец? — спросил он тучного сенатора, когда они втроем остались наедине.

— Да, я купец, август, — подтвердил Адриан.

— Тогда у тебя должны быть деловые связи на севере — может, в Реции и Венеции?

— В последнее время я делал туда кое-какие поставки, — сказал Адриан.

— По чьему распоряжению?

— Августа Максенция. Он полагает, что может мне доверять из-за моих торговых связей с августом Максимином Дайей.

— В самом деле может? — напрямик спросил Константин.

Внезапно в глазах Адриана появилось холодное выражение.

— Месяц назад моя племянница — красивая девушка, еще только входящая в возраст женщины, — привлекла внимание трибуна преторианской гвардии. Ее ночью похитили из собственного дома и увезли в казармы преторианцев.

— Больше ничего не говори, — остановил его Константин. — Прошу прощения за свой вопрос.

— Ты правильно сделал, что спросил, август. — Адриан справился со своим голосом. — Три дня она была у них в руках, а после этого бросилась в Тибр. Я оставил все, чем владел, чтобы приехать к тебе, в надежде, что ты отомстишь за нее.

— Она будет отомщена, — пообещал Константин. — И тебе вернут твою собственность.

— Уже первого будет достаточно, август.

— Думаешь ли ты, что Максенций намерен наступать на меня через Рецию?

— Нет, август.

— Почему ты так уверен?

— Потому что продовольствие в больших количествах накапливается в районе Сузы и Медиолана.

— Так, значит, Реция служит для ложной атаки! — воскликнул Даций. — Главное направление атаки будет через перевал Мон-Сени.

Три основных пути сообщения между Галлией и Италией проходили: северный — через Ленинские Альпы, центральный — через Грайские и южный — через Коттийские. Если бы Максенцию ложной атакой на севере удалось оттянуть войска Константина туда, он мог бы пройти почти без сопротивления через города Таврин и Сегусио[56]. А оттуда он мог бы вонзить кинжал в самое сердце Галлии, захватив Лугдун и парализовав торговлю между северными районами, лежащими по Рейну, и густонаселенными, плодородными районами, лежащими южнее.

— Нам придется позорче следить за Максенцием, Даций, — задумчиво проговорил Константин. — Надо отдать ему должное: он вовсе не так глуп, как я о нем думал.

— Тут дело не в Максенции, август, а в его военачальниках — особенно в Помпейяне, — сказал Адриан. — Он поставлен над северными войсками.

— Помню я этого Помпейяна, — сказал Даций. — Он, пожалуй, будет вторым по способностям из всех, кого я когда-либо обучал. — Тут он ухмыльнулся. — Ну, и что же теперь будет делать первый?

Константин подошел к окну и взглянул на живущий своей деловой жизнью город. Еще раз приходилось ему принимать решение вести свои войска в единственную атаку, поскольку делить их больше, чем пришлось уже разделить для защиты рейнской границы, было невозможно: это могло бы обернуться чистым самоубийством.

— Я сдёлаю то, что делал всегда, когда шансы были не на моей стороне, — сказал он, повернувшись к остальным. — Перенесу войну на территорию врага.

— И откажешься от своего решения не нападать на Максенция до тех пор, пока он не кинется на тебя первым? — спросил Даций.

— Нет. Мы заставим Максенция пойти на нас войной, и он это сделает, предприняв свою ложную атаку через Рецию.

— Заставим? — В поднятых бровях Дация читался невысказанный вопрос.

— Ну, заманим. Завтра я в здешних новых храмах принесу жертвы Аполлону и Юпитеру и объявлю, что посылаю армию для отражения нападения, которое мы ожидаем через Рецию. У Максенция наверняка имеются здесь шпионы — как и у меня в Риме. Они донесут ему о моем решении, и он сделает свой ложный выпад на севере, чтобы привлечь туда мои силы.