Игорь Генералов - В тени славы предков Страница 66

И крикнул, когда все стали расходиться:

— Следуйте за теми, кто отсиживался от печенегов!

Мужики, кто собирался в Осинках встречать варягов, разбежались по домам вооружаться, условившись встретиться здесь же, на вечевом поле. У Павши после той позорной битвы — ни брони, ни оружия. Колот, в яростной спешке перевернув сундук, достал стегач, кинул его племяннику:

— На! В походе на збродней в нём ходил восемь лет назад. Ты матёрой уже, впору тебе будет. Шелом ещё был где-то, дыра в нём была, но я латал… Вот он! Подшлемник тоже есть, моль вроде не поела его. Топор возьми плотницкий. Там в клети, как выйдешь, в углу справа пошарь — топорище длинное быть должно. Щита нет, хочешь, мой возьми, я обойдусь.

— Щит не нужен, — отмахнулся Павша, — а лук твой возьму. Тетива где?

— В туле. Только смотри, стрелы все вперемешку, какая и с каким наконечником — не разберёшь.

Со двора, грохоча, тронулась подвода. Молодец Услада — сама запрягла, сама собрала всё и всех; на бестолково суетящуюся мать Белаву пришлось прикрикнуть, не то до сей поры бегала бы да мешалась только. Колот, оболокшись в железо, лез уже во двор со щитом за спиной и шеломом, который держал за подшлемный ремень. Из хоромины доносилась Павшина матерщина: он в спешке никак не мог поставить тетиву.

Мужики собрали нехитрый снаряд: рогатины, топоры, охотницкие луки, несколько человек были в стегачах и шлемах, Стреша в том числе. Мрачный со сна Дубыня поигрывал тяжёлой древодельной секирой, пересаженной на длинную рукоять.

— Нам на дороге сесть надо, — сказал Колот, — если нас не обманули насчёт Берестья.

— В домах способнее обороняться, — заметил один из смердов, четвероюродный брат Колота, долговязый Полуня.

— Варяги по веси разбредутся, жечь начнут, потом нас, как куропатей, брать будут. А так из западины их бить способнее.

Место Колот выбрал удобное: хорошо просматривалась дорога, тогда как ольховник, поросший мелким и частым подлеском, скрывал их от чужих глаз. Лапа расставил мужиков по обеим сторонам дороги, наказал не высовываться, пока он не прикажет им нападать. Мужики слишком крепко вцепились за оружие, приняв неудобные позы, будто варяги появятся вот-вот, и Колот подумал, что скоро им ждать так надоест и они ослабят внимание, поэтому ему нужно сосредоточиться за всех.

В засаде у дороги просидели около часа. Начинало смеркаться, и мужики решили, что варяги до них не дошли. Незнакомое доселе напряжение перед боем сменилось шуточным настроением, как всегда бывает у тех, кто с битвой знаком понаслышке. Колот раздражённо фыркал на мужиков, но без нажима, ибо, вступив в перепалку, они могли пропустить врага. Сызмальства выросшие в походах, как и тмутороканские русы, варяги были опасными противниками. Надежда была на Павшу, Стрешу, на зверскую силу Дубыни, могущую сокрушить воинское умение, и на то, что викингов будет меньше числом.

Ощущая внутренним чутьём воина, что опасность ещё не миновала, угрозами и уговорами Колот убедил мужиков остаться до темноты. Благо Дубыня, на которого из-за его нечеловеческой силы смотрели с непререкаемым уважением, слушался Лапу.

Их оказалось одиннадцать человек на шестерых конях, на пятерых из которых сидели по двое. Варяги явно спешили, пустив коней рысью и не оглядываясь по сторонам, обнаглевшие от безнаказанности, уверенные, что сопротивления не встретят. Балагурившие, болтавшие почти в полный голос смерды притихли. Колот, оглядев своё воинство, двинул челюстью из стороны в сторону с такой силой, будто хотел раздавить орех: его людей на трое больше варяжских, но варяги — воины, не раз бившиеся с противником. Можно, конечно, пропустить их, пограбят, что осталось в пустых домах, да уйдут. В худшем случае до утра останутся. Но унизительно воину с надеждой на победу пустить врага в свой дом. Колот посмотрел на племянника: Павша растянул тугой боевой лук, наложив стрелу с тяжёлым наконечником-срезнем. В его прицельном прищуре и чуть подрагивающем наконечнике чувствовалось суровое воинское хладнокровие. Ветки и стволы ольховника пока ещё скрывали их, но с каждым конским шагом варяжских коней лес для всадников расступался.

«Не дать им построиться!» — Колот рванул меч из ножен, рот застыл в готовом сорваться крике, если их всё же заметят. Стрела сорвалась с тетивы, выцеливая варяга без шлема — он его вёз, прикрепив к поясу. Голова, разорванная срезнем, взорвалась, будто спелый плод, вторая пущенная стрела по всаднику, что сидел впереди убитого, прошла несколько вершков выше, тем более что вершник невольно пригнулся, когда сидевшего сзади сшибли стрелой. Варяги сыпались горохом с коней, пытались выстроиться, но на них уже летели едва оборуженные мужики…

Колот спешил, и, кажется, слишком. Страшным ударом развалил щит у молодого варяга, следующим — прямым сверху вниз — только успел узреть светлые, устремлённые к жизни глаза, погасшие от разящего клинка… Показалось, что все силы истрачены, следующий, с ног до головы облитый сталью варяг молотом обрушился на Лапу. Вверх-вниз, вверх-вниз, железо стонало о железо; в какие-то мгновения Колоту показалось, что рослый, не раз бывавший в битвах викинг одолевает, но дрогнул он под очередным ударом и начал отступать, надеясь на выручку друзей. Едва усмотрел, как Павша, подобрав щит у убитого варяга, отразил вражеский меч, устремлённый в спину Колоту, и сам, в три удара топором, свалил варяга, возрастом, по виду, вдвое старшим его…

Враг был силён. Колот получил две раны — в предплечье и ключицу, задетую разорвавшим кольчужные звенья круглым остриём меча, зато варяг был повержен рубящим ударом в шею, разрезавшим стёганую бармицу клёпаного с наглазниками шелома. Лапа стоял, приходя в себя, и, если бы на него сейчас напали, то меньший опытом и возрастом противник одолел бы его враз, уставшего от сурового боя.

Варяги, отбиваясь, давали время оставшимся в живых взобраться на лошадей, чтобы отступить без губительной спешки. Трое из смердов лежали недвижимо, остальные были почти все ранены и, охладев к битве, не мешали варягам, что было правильно, ибо очнись варяги от неожиданности и начни драться до последнего, потерь у русичей было бы больше.

Дубыня орал благим матом, пытаясь остановить кровь на рассечённой руке и расшвыривая могучими плечами пытающихся помочь ему мужиков. Двое варягов стонали, пытались отползти, их добили, сразу же сняв доспехи: стегачи с нашитыми бляхами, меч, топор и несколько сулиц, не считая мятых клёпаных шеломов.

Мужики восторженно орали, потрясая топорами и рогатинами вслед отступающим находникам, но только Колоту, Павше и Стреше было ясно, как им повезло, — неожиданным засадным ударом опрокинуть опытных в набегах воинов. Цена за победу была видна: трое убитых и страшная рана Дубыни — от плеча до локтя рука была разрублена, и будет хорошо, если рука останется, но одно было ясно: не вздымать теперь Дубыне целую копну сена. Вся надежда в повторении такого подвига только на детей, коим передастся медвежья сила их отца. Из варягов спаслись четверо, что при сравнении сил было неплохо. Павша, подмигнув Колоту, молвил:

— Ну вот, дядька, наконец мы сразились с тобой в одном бою, и никто не скажет, что сражался лучше нас.

Глава пятьдесят пятая

Серебряная чаша, украшенная по кругу каменьями, перевернулась в полёте, роняя алыми каплями недопитый вишнёвый квас, ударилась о стену и, глухо звякнув, покатилась по полу.

— Гады! Падло! Дети облезлой суки и шакала! — Владимир не стеснялся своей ярости. Летело всё, что попадалось под руку.

— Кальв, твою мать! Когда ты перетянешь на нашу сторону упландцев? Ты, Турин, сделай что-нибудь, ведь знают тебя варяги! Блуд, где обещанные воины? Стейнар жгёт мои сёла, а я не могу смердов защитить! В людях говорят, что хуже, чем сейчас, никогда не было!

Ручейками стягивались к Киеву ратные. Друг Блуда Колот вместе с воинами, что ходили со Святославом в большом селе Древичи, отобрали ратников из ближайших селений, проверили их в поединках, оценив силу и ловкость. Когда-то Блуда и Колота так же оценивал Ратша Волк, молодой тогда ещё воевода. Утром Колот привёл почти четыре десятка человек, и Блуд не успел ещё сказать об этом князю. Народ шёл. Пусть это были не обученные ратному искусству кмети, но в строю биться умели — каждый год дерутся стенка на стенку, невольно обучаясь чувствовать локоть соратника и драться в строю, как в одном слитном теле. Поэтому некогда набранные в войско от сохи смерды насмерть стояли под Доростолом против ромейских гоплитов[215].

— Есть люди, княже! — сказал Блуд. — Дня два ещё, и более тысячи у нас будет.

— Одно плохо, что варяги тоже понимают это и сидеть вряд ли будут спокойно, — заключил Добрыня.

— Варяги поставили острог за Предградьем, — Владимир рассуждал вслух, — и прав Добрыня: времени у нас нет. Ждать больше не будем. Ты, Блуд, и ты, Хвост, возьмите всех людей и обложите острог, чтобы варяги больше не выходили оттуда. Кальв и ты, Турин, с нашими варягами переймите вымолы с кораблями находников.