Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель Страница 66

Но только казалось. В лихой погоне конница Руперта налетела на брошенный без охраны обоз. В мгновение ока с кавалеров спала вся спесь, как шелуха. Под расшитыми камзолами и шляпами с перьями таились гнусные мародёры. Вместо того чтобы добить неприятеля, они бросились грабить с таким увлечением, что совершенно утратили чувство реальности. Тем временем к Эджхиллу подтянулся полк Гемпдена с артиллерией. Его солдаты были утомлены переходом. Всё-таки решительному, смелому Гемпдену удалось найти верные слова призыва и ободрения. Его полк сомкнутыми рядами ударил по распоясавшимся, разрозненным кавалерам, смял их и обратил в неприличное бегство, причём славный Руперт мчался в первых рядах.

На поле сражения, которое так глупо оставил, он нашёл полный хаос. Парламентская пехота, состоявшая из лондонских простолюдинов, сохранила полный порядок и поддержала кавалерию своего левого фланга. Кавалеристы Эссекса выдержали атаку и перешли в наступление. Королевская пехота была разбита, рассеяна и бежала. Главнокомандующий Линдсей был смертельно ранен и взят в плен. Королевский штандарт был захвачен. Монарх был брошен на произвол судьбы и был момент, когда он мог оказаться в плену. Отставшие полки Эссекса подошли и выстроились в должном порядке.

Появление Руперта ободрило короля. Дядюшка и племянник бросились уговаривать рассеянные эскадроны построиться и продолжить сражение. Кавалеры плохо подчинялись их надрывным приказам. Офицеры не знали, где их солдаты, солдаты не находили и не спешили найти своих офицеров. Люди устали, устали и лошади, те и другие чуть не падали с ног. Атака парламентской армии могла быть смертельной, немногим из кавалеров удалось бы спастись, однако было поздно, ночь надвигалась, Эссекс не решился атаковать, не надеясь на своих добровольцев, храбрых, но неумелых, и приказал считать потери, ужинать и отдыхать, полагая, что победа одержана и Лондон спасён.

Ранним утром король объехал свой лагерь. Оставшиеся в строю офицеры докладывали о состоянии вверенных им частей. Армия потеряла около трети пехоты, эскадроны были сильно потрёпаны и расстроены, продовольствия было мало, холод и голод подавляли кавалеров морально, они были слишком изнежены своей прежней жизнью, под покровом ночи несколько сотен отправилось по домам. Тем не менее государь повелел строиться. Он решился дать второе сражение, чтобы добить парламентских негодяев и беспрепятственно двинуться на покорение Лондона. Вскоре вид его воинства показал, что ни кавалерия, ни пехота не способны сражаться.

Парламентская армия потеряла много кавалеристов и почти полностью сохранила пехоту. Начальники ополчения и депутаты нижней палаты, в особенности горячий Гемпден и рассудительный Стептлтон, требовали, чтобы Эссекс командовал атаковать. Они уверенно твердили:

— Король не в состоянии выдержать нападение, а к нам подошли три свежих полка. Либо он попадёт в наши руки, либо мы заставим его согласиться на наши условия. Только скорая победа может спасти государство от несчастий междоусобия, а парламент оградить от неприятностей случая.

Эссекс не соглашался. Он по опыту знал, что пехота хороша в обороне, однако не способна атаковать кавалерию. Его мнение разделяли офицеры, побывавшие на полях сражений Тридцатилетней войны и видевшие вопиющие недостатки парламентской армии. Они возражали:

— Достаточно и того, что столь славное сражение выиграно войском, состоящим почти целиком из новобранцев. Лондон пока что спасён. Тем не менее успех обошёлся нам дорого. Солдаты из новичков от победы приходят в восторг, но и напуганы видом первой крови и павших товарищей. Сегодня они не хотят и не могут сражаться, их нелегко будет повести за собой. К тому же парламент располагает только одной армией. Прежде всего её надо научить воевать, а не рисковать ею в один день.

Эссекс приказал отступать. Он остановился в Уорвике, чтобы по-прежнему угрожать вражеской армии с тыла, дать отдохнуть новобранцам и пополнить их ряды новым призывом. Офицеры ополчения и депутаты парламента, понюхавшие в первый раз пороху, были недовольны этим решением. Они ворчали и открыто осуждали своего генерала. По их мнению, верная победа была упущена из-за нерешительности графа, если не из трусости или предательства. Однако ни среди новобранцев, ни среди тех, кто участвовал в Тридцатилетней войне, не нашлось ни одного офицера, который задумался бы над тем, в чём главная слабость парламентской армии, которая в конечном счёте не может не привести её к поражению. Громче всех возмущался пылкий, решительный Гемпден. Устроившись на постой, за кружкой вечернего пива, он убеждал своего двоюродного брата, ставшего неожиданно для себя капитаном, командиром кавалерийского эскадрона, что одной решимости, смелости достаточно для полной победы над кавалерами, которые показали себя при Эджхилле грабителями, разбойниками, а не храбрыми воинами. Оливер Кромвель, его двоюродный брат, такой же неопытный офицер, как и Гемпден, зато, в отличие от него, обладавший твёрдой верой, практическим опытом и трезвым умом, единственный во всей парламентской армии увидел то главное, чего не видел никто. Попивая пиво, при свете одинокой свечи, как, бывало, делал отец, он размышлял:

— Наши войска состоят из прислуги, из ремесленников разного рода, ими командуют старые, одряхлевшие вояки и пьяницы, а королевская армия состоит из джентльменов, знатных людей. Неужели вы думаете, Джон, что всякий сброд, лишённый настоящей твёрдости духа, эти низкие, подлые души будут когда-нибудь в состоянии помериться силами с джентльменами, которых вдохновляет честь, наделёнными смелостью и решимостью? Ответ очевиден. Чтобы победить, мы должны набирать людей, которые ни в чём не уступили бы джентльменам. Иначе нас будут бить постоянно.

Гемпден был человек умный и образованный, но далёкий от реальности, и потому он сказал:

— Вы, должно быть, правы, кузен. Тем не менее ваше предложение мне представляется неисполнимым. Джентльмен есть джентльмен. Где мы найдём людей, которые обладали бы смелостью и решимостью, а главное, честью, если это не джентльмены?

Кромвель нахмурился и только сказал:

— Надо искать, если мы хотим победить.

События подтвердили, что парламентской армии было далеко до побед. Король двинул кавалеров на Лондон. По пути к нему присоединялись его дезертиры, в страхе бежавшие с поля боя при Эджхилле, теперь они избавились от страха и подкормились в поместьях и фермах и вновь пылали ненавистью к круглоголовым. Король, не встречая сопротивления, вступил в Оксфорд, ставший его ставкой.

Это известие вызвало в Лондоне панику. Трусливые депутаты требовали немедленных переговоров о мире. К ним присоединились благоразумные, которые с самого начала доказывали, что худой мир лучше войны. Депутация была сформирована. В Оксфорд направили своего представителя, который просил для неё охранные грамоты. В Уорвик поскакал другой гонец, который передал Эссексу строжайший приказ без промедления вести свою армию на выручку Лондона.

В самом деле, положение было серьёзное. Кавалеры рассыпались по окрестностям Оксфорда, нигде не встречая сопротивления, и беспощадно грабили горожан и крестьян. Малые городки в направлении к Лондону, казалось, безусловно преданные парламенту, покорно сдавались королевским отрядам. Комендант Ридинга, друг Кромвеля, бросился в постыдное бегство, едва завидев несколько эскадронов противника. С честью у сторонников парламента и у самого парламента было худо, хотя там заседали главным образом джентльмены. По счастью, седьмого ноября к Лондону приблизилась армия Эссекса. У депутатов прибавилось мужества. Переговоры с королём были прерваны, ещё не начавшись. Восьмого ноября лорд-мэр собрал в помещении городского совета собрание горожан. На собрание явились два члена парламента, Роберт Гревил Брук и Генрих Вен, чтобы вселить в лондонцев мужество и призвать их под знамёна парламентской армии. Лорд Роберт Гревил Брук начал бесстыдным, безудержным хвастовством:

— Генерал Эссекс одержал неслыханную доселе победу. У неприятеля убито две тысячи человек, тогда как наши потери не превысили сотни. Что я говорю?! Наши потери составили менее сотни, если не считать женщин, детей, возчиков и собак, потому что кавалеры убивали их всех, не щадя и собак. С ними у нас выбыла не сотня, а по крайней мере две! Джентльмены! Генерал завтра выступает в поход. Он решился сделать много больше того, что уже сделал. Он идёт в поход ради вас, не для своей выгоды, не для себя. Джентльмены, он человек свободный, вельможа, который волен идти, куда ему вздумается. Так помните, что единственно ради вас генерал Эссекс идёт завтра на битву. Итак, лишь только вы услышите бой барабанов, а вы их услышите непременно, умоляю вас, не говорите тогда: «Мне что? Я не служу в ополчении», и то, и другое, и третье, о нет! Выступайте в поход, бейтесь храбро и помните, что от этого зависит ваше спасение.