Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины Страница 67

Так прошел день. Еще день. С утра до вечера и даже часть ночи Соколина сидела под окошком, прислушиваясь к голосам и шагам. Часто вскакивала и принималась расхаживать по своему узилищу. Выбралась, называется! И чем ей это помогло? Чуть раньше или чуть позже по окрестным весям разлетится слух, что в Лосяшках поймали навку, и тогда сюда сбегутся желающие потаращиться. В том числе и кто-то из Ходимовичей, если не сам старейшина Навкиного края. Ходима ее узнает. И поймет, что не к Ящеру она ушла…

А на третий день ближе к вечеру поднялся шум. Соколина даже испугалась: судя по крикам, на Лосяшки напал неприятель. Увидеть она ничего не могла: баня стояла на отшибе и глядела оконцем на близкую опушку. И сколько она ни бегала от оконца к двери, сколько ни кричала – наверняка же поблизости сидят сторожа, – никто не откликался.

Соколина уже устала метаться, когда ее вдруг осенило. Да это же княжья дружина! Они пришли за данью!

Она снова метнулась к двери.

– Отворите! – Соколина принялась молотить кулаками о дверь. – Выпустите меня!

Она кричала и стучала, пока не отбила кулаки. Потом затихла, чтобы передохнуть, и услышала поблизости шаги.

Отскочила к оконцу. Шаги и голоса раздались совсем близко – и это были не бабы, а мужчины.

Дверь заскрипела. Соколина вдруг испугалась и отпрянула. Заглянул здешний дед – борода по пояс, потом кивнул ей:

– Выходи, дочка. Приехали за тобой.

Соколина шагнула вперед. Медлить не было смысла. Еще пара шагов – и она или спасена, или пропала.

Она шагнула из низкой двери, разогнулась.

Перед ней, в трех шагах, стоял мужчина в сером плаще, сколотом на правом плече круглой бронзовой застежкой. Рыжие, давно не мытые волосы были заплетены в косу.

Соколина ахнула и застыла. Рыжий переменился в лице.

– Хакон… – прошептала Соколина.

Она была потрясена этой встречей, но все же понимала, что она происходит на самом деле. Ничего удивительного, если сборщиков дани возглавляет князев брат.

Он все-таки приехал за ней. Не так, как ей мечталось под сосной, но все же приехал. И с дружиной…

Логи-Хакону пришлось сложнее: ему обещали заплатить дань за два года девкой и уверяли, что девка здоровая и хорошая. Он не верил: Лосяшки вроде с голоду не пухнут, чтобы хороших девок отдавать в чужие люди. Видать, испорченная какая-нибудь. Но такого он не ожидал. И не верил своим глазам.

А ведь не обманули, подлецы. Девка хорошая…

И чем дольше Логи-Хакон смотрел на ее изумленное лицо, тем прочнее утверждался в мысли, что это ему не снится. А потом пришло и еще одно соображение. Похоже, в Лосяшках он нашел гораздо больше, чем дань сразу за два года…

– Но мы должны вытащить их оттуда! Сейчас же!

– Да пойми ты – мы не можем в это ввязываться! Если что-то пойдет не так, Мистина меня убьет.

– Ты боишься? – Соколина вонзила в Логи-Хакона торжествующий пылкий взгляд, зная, что против этого приема не устоит ни один мужчина.

– Я боюсь за них! Если моя попытка их спасти погубит их, уже ничего нельзя будет поправить, и я не хочу, чтобы всю оставшуюся жизнь это висело на моей совести.

– Так, по-твоему, они должны всю жизнь торчать на этом дидковом болоте?

– Да не всю жизнь! Ты сказала, что тебя считают утонувшей и не будут искать. Значит, сейчас им ничего не грозит. Они могут побыть там еще немного, пока мы все расскажем Ингвару и Мистине. Пусть Мистина приходит за ними сам. И если у него что-то сорвется и он не найдет свою семью живой, то не я буду за это отвечать.

Увидев Соколину и уразумев, что она ему не примерещилась, Логи-Хакон тут же приказал своим людям взять старейшин Лосяшек.

– Вы украли эту девку! – сказал он. – Она ведь не ваша. Где остальные?

– Не украли! – закричал Доброчай. – Не украли, а нашли!

– И других у нас нет, она одна была!

– На болоте нашли!

– У нас и платок ее есть!

– Какой, йотуна мать, платок!

– Да ее… чтоб она не сбежала.

– Это навка, – хмуро признался Оладья. – С болота девка. А так она хорошая, у нее все, как у девки…

– Да что вы мне брешете? – Логи-Хакон совсем было рассердился, но тут вмешалась Соколина:

– Воевода, это правда! – Она подскочила к нему и вцепилась в руку. – Навка я. С болота. Пойдем со мной, все тебе расскажу про наше житье болотное!

Логи-Хакон увел ее в избу, где поместился до завтра, выставив хозяев. Тут Соколина коротко рассказала ему о своих приключениях и потребовала:

– Идем нынче же на Игровец! Заберем наших всех!

– Идем? А ты запомнила дорогу?

Соколина запнулась и стала вспоминать.

– Нет, – вынуждена была признать она. – Не запомнила. Я вроде правильно шла… на полудень…

– Рассказать тебе, куда ты пришла?

– Да плевать! Возьми из здешних кого-нибудь. Они, поди, все этот клятый Игровец знают.

– Погоди. Ты здесь прикидываешься навкой, чтобы никто не узнал, что ты сбежала с Игровца, так?

– Так.

– А если я сейчас велю вести нас на Игровец – никто не догадается, да?

– Ну и пусть догадаются! Теперь же вы здесь!

– Мы-то здесь. Но если они только заподозрят, что нам там надо… А если Уту с детьми побросают в это Навье Око, лишь бы мне не достались? Тогда что?

– Не побросают, – упрямо, но не совсем уверенно отозвалась Соколина.

– Могут побросать. Народ здесь упрямый. Я слышал, Гвездобор дал приказ, чтобы, если за ними придут без него, немедленно всех убить. Твои сторожа их переколют, а сами в болота уйдут. Они – местные, они тут каждую кочку знают, а мы нет. Возьму проводников – будут водить три дня кругами, потом заведут и бросят. А пленников погубят.

– Ты боишься! – в отчаянии кричала Соколина, не привыкшая, что мужчины, кроме родного отца, противятся ее воле.

– Я не хочу, чтобы Мистина оторвал мне голову, если его семья пострадает из-за мой удали. Он – осторожный человек, ни шага не сделает, не подумав три раза. Может, он знает способ освободить их без всякого риска.

– А если не знает? Тогда мы только потеряем время!

– Время сейчас ничего не решает. До середины зимы ничего не изменится, пока древляне не соберут вече и не заключат новый договор с Ингваром. Или не объявят ему войну. У Мистины времени еще несколько месяцев. А если что-то сорвется, ему не с кого будет спрашивать, кроме себя. К тому же у меня на руках троллева куча куниц и прочих мехов. И они не мои, а Ингвара. Если я еще и дань погублю, Ингвар оторвет мне голову… во второй раз.

– Но что же – ты ничего не намерен делать?

– Я намерен… Вот что, – решил Логи-Хакон. – Я собирался идти отсюда назад вниз по Тетереву, к Днепру. Но теперь мы поступим по-другому. Мы пойдем через леса на верховья Ужа. Там поблизости сейчас должен быть Ингвар. Ута – сестра его жены, жена его побратима, и он – русский князь. Пусть он решает, как быть. Я сдам ему дань. Если он прикажет – пойду назад налегке за Утой.

На другой день киевская дружина покинула Лосяшки. За пояс у воеводы был заткнут навкин платок. Болотную девку он забрал с собой, согласившись засчитать ее за двухлетнюю дань. Но предупредил, чтобы лосяшкинцы не болтали о своей редкостной удаче: этак все примутся ловить навок и выловят с болота всех. Оладью с сыном Короваем он взял как проводников, чтобы отвели дружину сухим путем до верховий Ужа.

Напоследок навка потребовала отдать ей вздевалку. Бабы не хотели расставаться с такой диковиной – потом людям и показать будет нечего, – но воевода велел отдать: все ж хоть какое, а приданое…

Без Соколины дни на Игровце потянулись еще медленнее. В первые два-три дня Ута надеялась, что золовку поймают и воротят. Ей не стоило никакого труда изображать перед братьями Ходимовичами скорбь из-за якобы гибели Соколины в Навьем Оке: долго копившаяся тоска наконец переполнила сердце, и слезы неудержимо текли по ее обветренным щекам. Но вот миновало уже пять дней, и отсутствие новостей стало угнетать не меньше, чем прежде – боязнь их. Никто не появлялся. Если бы Соколина сумела найти княжью дружину, за ними уже могли бы прийти свои. Если бы она попала в руки местных, ее привели бы обратно. Так добралась ли она вообще до людей? Или сгинула в топи, досталась здешним владыкам, которых так неосторожно подразнила своей беленькой косынкой на краю Навьего Ока?

К тому же дети начали хворать. Сперва Держанка, потом Витянка, а потом Велесик слегли с кашлем и жаром. Ута не спала несколько ночей, отпаивая их брусничной и клюквенной водой, отваром брусничного листа и соцветий вереска – их она набрала и насушила еще в первое время заточения на Игровце, опасаясь именно такого случая.

– Где бы раздобыть меду? – приставала она к Ходимовичам. – Вы можете найти? Я вам дам серебряный шеляг за горшок меда! Когда-нибудь…

С собой у нее не было почти ничего из дорогих вещей – бус и заушниц она в дорогу не надевала, а золотой ромейский перстень у нее забрал еще в Малине Гвездобор. Обещал отвезти Мистине. И вот теперь Ута, жена и невестка богатейших воевод Русской земли, не могла достать ложку меда для своих кашляющих и пылающих жаром детей.