Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич Страница 67

Маркел вначале помолчал, а после с опаской спросил:

— А разве говорили про отраву?

— А как не говорить, — сказал дядя Трофим, — если государь преставился? Когда государь преставляется, об этом всегда говорят. Говорили и сегодня, и приговорили, что отравы не было. А было…

И он опять замолчал. Но и Маркел теперь тоже молчал, не спрашивал. Дядя Трофим улыбнулся, сказал:

— Но я же тогда этого еще не знал. Я же забежал туда и вижу: государь лежит! Мертвый! А Федоска его постригает. А эти все вдоль стенки жмутся. А одеяло на царя свисает, пол-лица ему уже закрыло, и никто его не подоткнет.

— Это у него в опочивальне было? — спросил Маркел.

— Почему в опочивальне?

— Потому что одеяло. Где ему еще лежать?

— Э! — сказал дядя Трофим довольным голосом. — А ты внимательный! — Потом опять строго сказал: — Нет, не опочивальне это было, а в комнате.

— А что такое комната?

— Ну, это, скажем так, государева светлица, — сказал дядя Трофим. — Он там ответы принимает. А опочивальня — это еще дальше, за крестовой. Крестовая — это его молельня, домашняя церковка, там поп Федос сидит, и больше никого туда не допускают. Даже бояр никого! Боярам можно только в комнату, они его там дожидаются. И там же, в красном углу, стоит царское место, престол, а вдоль других стен лавки. Но на лавках никто не сидит, не положено! Это только по великим праздникам или если дело очень хлопотное, государь может позволить сесть. А сам всегда сидит! В шапке. А они все стоят без шапок. Но это когда царь здоров. А тут он, наверное, уже недели с три как не мог усидеть, и обустроили ему лежанку на царском месте — с подушкой, с одеялами. И так он там сегодня и лежал, в этом гнезде, с утра. Бояр выслушивал. После стало ему худо, и отнесли его в мыльню. А его мыльня тоже там, за крестовой, через сени от опочивальни. Долго его там парили! Я спрашивал, Тимошка Хлопов парил. И напарил очень славно! А эти стояли, ждали. После его к ним вынесли. Он был румяный, веселый, все вот так вот руки утирал и усмехался. А после там же обедал. Это когда уже почти что всех прогнали. Может, только пятеро, ну, или четверо бояр остались. И вот он обедал, а они стояли. И он хорошо пообедал, с охотой и даже с охотой выпил чару. А после лег спать. Но не спалось ему! И он тогда говорит: «Нет, не лежится. Позовите Родьку». Это, значит, Родиона Биркина. Пришел этот Родион, они с ним сели, государь вот так вот вперед наклонился, стал расставлять шахматы… И вдруг упал! Глаза закатил и помер. Вот и все!

Тут дядя Трофим сам взял бутыль, сам налил двоим и сам первый выпил. За ним выпил и Маркел, утерся и спросил:

— Какие шахматы?

— Обыкновенные, немецкие, — сказал дядя Трофим. — Я их сам видел. Государь вот так лежал, руки раскинувши, а шахматы вокруг него валялись. А Родька стоял в углу, вот так пасть свою раззявил и грыз свою руку, волчара! Я сразу кинулся к царю, встал на карачки, принюхался… А Бельский уже шипит: «Вон! Вон его!» И меня за шиворот и выволокли!

— А что ты вынюхивал? — спросил Маркел тише обычного.

— Отраву, что еще, — еще тише ответил дядя Трофим.

— И… что?

— Ничего! Да и не дали мне принюхаться.

— А если бы дали?

— Кто знает!..

Маркел помолчал, потом спросил уже немного громче:

— И что теперь?

— Как что?! — сказал дядя Трофим уже совсем обычным голосом. — Лопаря кто-то зарезал, вот что. А лопарь — наш, он в наши приказные книги записан, а не в дворцовые, как тут Степан брехал. Так что нам надо лопаря дальше расследовать. Со всей строгостью! Потому что у него был умысел на государя и умысел сбылся! И вот, ты спрашивал, вот это мне!

С этими словами дядя Трофим выложил на стол кусок овчинки. Кусок был круглый, небольшой, вершковый. Дядя Трофим его перевернул… И Маркел увидел, что на его обратной стороне выжжен двуглавый царский орел.

— Вот это мне, — еще раз сказал дядя Трофим. — Мне эта овчинка любую дверь откроет и любой язык развяжет.

Маркел молчал.

— А вот это, — продолжал дядя Трофим. И выложил на стол еще одну овчинку, немного поменьше. И быстро спросил: — Это чье?

Маркел задумался. После медленно протянул руку вперед, также медленно перевернул овчинку — там был такой же герб — и потянул ее к себе.

— Смотри! — строго сказал дядя Трофим. — Был у меня добрый помощник Васька. Три года у меня служил. Много мы с ним славных дел содеяли. А после не уберегся он, отведал грибочков, вот точно как ты сегодня — и не стало Васьки! Так что смотри у меня, не ешь без спросу чего ни попадя, не лезь под нож, слушайся меня во всем — и когда-нибудь останешься здесь жить вместо меня, и уже тебе будет Демьяниха пироги, а Герасим ушицу носить.

— Дядя Трофим!.. — начал было Маркел.

— Хватит болтать! Нам надо дело делать! Вставай!

Маркел сунул овчинку за пазуху и встал следом за дядей Трофимом.

9

Во дворе крепко морозило, потрескивал лед под ногами. Зато было светло, потому что небо было чистое, а луна большая, почти полная. Дядя Трофим и Маркел обошли князя Семена хоромы и подошли к воротам. Там им сразу же, без всяких слов открыли. Они перешли через дорогу и подошли к дворцовым, Куретным воротам. Там дядя Трофим постучался в калитку.

— Кто? — спросили недовольным голосом.

— По государеву делу, — ответил дядя Трофим.

В калитке открылось окошко. Дядя Трофим сунул туда овчинку. Калитка открылась. За калиткой стояли стрельцы в белых кафтанах. Дядя Трофим назвал «Смоленск», стрельцы расступились, и дядя Трофим с Маркелом пошли дальше. Они опять шли по Заднему государеву двору, двор был, конечно, пуст, светила яркая луна, потрескивал на лужах лед, было морозно. Маркел спросил, куда они идут, дядя Трофим сказал, что к лопарю. Пройдя через Задний двор, они взошли на невысокое крылечко, дядя Трофим стукнул в дверь, показал овчинку, назвал «Смоленск», и их впустили уже во дворец. Там они еще немало шли в сплошных потемках, поворачивали то в одну, то в другую сторону, их еще три раза останавливали, и теперь уже не только дядя Трофим, но и Маркел показывал овчинку. Наконец они опять вышли во двор, но в уже в Передний, царский, и там свернули под уже знакомую Маркелу лестницу, показали овчинку, сказали «Смоленск» — и их пустили, уже опять во дворце, вниз по еще одной лестнице. Там, в самом низу, в сенях тоже стояли стрельцы в белых кафтанах. Эти уже ничего не спрашивали, дядя Трофим только кивнул их старшему и прошел дальше, в застенок. Маркел прошел за ним следом.

В застенке прямо напротив двери возле дыбы стоял человек. Он был без шапки и голый по пояс, но Маркел его сразу узнал — это был один из тех троих, которых он вчера здесь видел и тогда был пищик, он сидел за столом и записывал. А теперь он стоял под дыбой и был в хомутах. Рядом с ним стоял Ефрем в красной рубахе. Ефрем был очень грозный и так и сверкал глазами. А за столом сидел уже другой, новый пищик и настороженно смотрел на дядю Трофима. Дядя Трофим строго сказал:

— Гришу вижу. А те остальные двое где?

— Ищут их, — ответил новый пищик. И постучал пером в чернильницу.

— Как это ищут? — еще строже спросил дядя Трофим. — А куда они девались?

— Так по домам они пошли. Всех распустили же, — ответил новый пищик. — А после стали их искать. Но нашли только вот этого… — И он кивнул на того, кто стоял возле дыбы, то есть на бывшего пищика.

Дядя Трофим повернулся к нему и спросил:

— Гриша, где Филат? А где Сысой? Ты куда их подевал, скотина!?

Гриша, то есть бывший пищик, молчал.

— Гриша! — повторил дядя Трофим. — Я у тебя спрашиваю.

— Не знаю я! — дерзко ответил Гриша.

Дядя Трофим подошел к дыбе, совсем близко к Грише, почти голова к голове, и еще раз сказал:

— Гриша! Ну! — и согнутым указательным пальцем постучал себя по уху.

Но и тогда Гриша смолчал. Дядя Трофим показал рукой вверх. Ефрем потянул за веревку, и Гриша поднялся, повис. Но руки у него еще держались.