Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка Страница 68

«Господи, защити эту несчастную женщину!» — взмолилась она про себя.

Через час Эрмин отвела девочку домой. На пороге сидел Онезим Лапуант и курил трубку.

— Как себя чувствует ваша мать? — спросила девушка.

— Как обычно, — ответил парень, вздыхая.

Эрмин зашла поздороваться с мадам Лапуант. Ее поразил контраст между красивым домом управляющего и мрачным, плохо убранным домом семьи Шарлотты. Сама же девочка была счастлива подарить маме (которую звали Аглая) цветы. Сев на краешек кровати, она рассказала ей, как провела день.

— Мы с Мимин играли в лошадку, она носила меня на спине. Она бежала быстро-быстро, а я держалась за ее шею. Еще учительница сказала, что в нашей стране много семей с фамилией Лапуант.

— Не знаю, как вас благодарить, мадемуазель, — сказала больная женщина. — Если бы я могла ходить, я бы сама ухаживала за моей девочкой. Она очень вас любит, вы это знаете?

— Я тоже ее очень люблю, мадам Аглая, — сказал Эрмин. — Могу я сделать что-нибудь и для вас?

— Дочка все время повторяет, что вы поете лучше всех на свете. Мне давно хочется послушать. Говорят, в поселке развешаны афиши, на которых написано: «Снежный соловей целое лето поет в Château Roberval». И «соловей» — это вы, так сказал мой сын. Да, Онезим?

Онезим пробормотал что-то невразумительное. Эрмин не могла отказать. Она отступила к середине комнаты и остановилась между заставленным грязной посудой столом и буфетом.

Девушка спела «Золотые хлеба». Она начала с довольно высокой поты, потом поднялась еще выше. Великолепные модуляции ее голоса звенели в убогом жилище, и тем, кто ее слушал, вдруг показалось, что стены дома раздвинулись и все пространство заполнило золотящееся под лучами солнца пшеничное поле. Слова «спящие долины» и «зеленый вереск» вызывали в памяти соответствующие картины природы. Растроганная до глубины души, Аглая Лапуант расплакалась.

Когда Эрмин умолкла, больная женщина сказала:

— Вы напомнили мне прекрасное время, когда я была так же молода, как вы, мадемуазель. Какой красивый у вас голос!

— Спасибо, мадам Аглая. В следующий раз я спою вам еще что-нибудь, — пообещала Эрмин. — А теперь мне пора. Я должна помочь Бетти приготовить ужин.

Чувствуя на себе ироничный взгляд Онезима, девушка торопилась покинуть дом, обшитый снаружи посеревшими досками. Когда она проходила мимо, парень проговорил тихо:

— А вот и маленький соловушка, из которого я сварю себе суп!

Эрмин сделала вид, что не услышала. Она ощутила смутное сожаление. Внутреннее чутье подсказывало девушке, что Лора и ее богатство нарушат мирное течение ее жизни.

«Лучше б мама не была такой богатой, — призналась она себе. — В Валь-Жальбере ей не будут рады. Люди отнесутся к ней настороженно, будут ее осуждать. Если бы у меня было столько денег, я бы раздала их бедным. Наверное, я бы пригласила докторов для матери Шарлотты и вылечила саму девочку…»

В доме Маруа ее встретили прохладно. Жозеф, сидя у печи, курил свою трубку.

— Говорят, твоя мать будет жить в доме управляющего? — спросил он. — Жаль! На улице Сент-Анн нет электричества, и мадам Лоре пришлось бы вечером сидеть при свечах. Но дрова ей на зиму точно понадобятся. Думаешь, она их найдет? Нет! И я ей помогать не собираюсь.

Похудевшая и бледная, Элизабет следила за приготовлением заячьего рагу. Она сердито посмотрела на мужа.

— Нельзя быть таким злым, Жозеф! Мы будем соседями, а соседи помогают друг другу, особенно зимой.

— Не волнуйся, Бетти, — отозвалась Эрмин. — Была бы печка, дрова найдутся. В доме управляющего прекрасная система отопления, и я за маму не волнуюсь.

Но в ее голосе все-таки сквозило беспокойство. Эрмин боялась приезда Лоры так же сильно, как и ждала его. Ей часто снился вечер, проведенный с матерью в «Château Roberval», — вечер, наполненный драгоценными моментами спонтанной нежности и взаимопонимания. Последнее выступление девушки в отеле состоялось в прошлую субботу, Отсутствие в зале ресторана дамы в черном не лучшим образом оказалось на ее пении. Если бы не улыбки и ласковые слова пианиста Ханса Цале, девушка чувствовала бы себя совсем одинокой.

Эрмин пришлось подождать еще три дня, прежде чем она смогла увидеть мать, прикоснуться к ней, поговорить…

Сначала в поселок въехали два больших крытых брезентом грузовика. Остановились они между монастырской школой и церковью. Шофер постучал к священнику и спросил, где находится дом Лоры Шарлебуа.

Аббат Деганьон, который к этому времени получил от мэра все необходимые разъяснения, указал дом. Это случилось вскоре после полудня. Эрмин, которая сидела в классе мадемуазель Алис, выбежала на улицу.

— Месье, вас послала дама из Монреаля? — крикнула она шоферу.

— Да. Нам нужно выгрузить мебель.

— Ключи у меня, я ее дочь, — с гордостью сказала девушка. — Сейчас открою вам дверь!

Грузовики медленно двинулись к дому управляющего. Прибежал Симон, интересующийся всем новым, что могло послужить развлечением и нарушало монотонность обычной жизни. Элизабет последовала за сыном. Беременность сделала ее очень эмоциональной: она готова была любить весь мир, включая, конечно, и Лору Шарден.

Я хотела бы, чтобы мы подружились, — говорила себе молодая женщина. — Жозеф этого не понимает, но я счастлива за Мимин. Дорогая крошка так ждала своих родителей, так молилась… Мы не должны портить ей радость».

Постепенно подтянулись другие любопытствующие: старый тележник, которому едва удавалось свести концы с концами, поскольку повозок и колясок в обиходе становилось все меньше; дочь тележника Иветта, слишком сильно накрашенная, в нескромно облегающем фигуру розовом ситцевом платье; хозяин универсального магазина, привлеченный шумом моторов, и сам аббат Деганьон, который бережно поддерживал под руку вдову Мелани Дунэ.

Эрмин была на седьмом небе от счастья — Жозеф на работе; Значит, он не придет и не станет встревать в разговор или делать не приятные замечания. Она радовалась, Позабыв обо всех сомнениях. Из грузовика вышел мужчина и, приподняв кепку, поспешил представиться. Ему было около пятидесяти, в усах блестела седина.

— Вы, наверное, мадемуазель Эрмин, дочь хозяйки? — спросил он.

— Да! Здравствуйте!

— Я Селестен, садовник мадам. Ее factotum[60], как она говорит.

Селестен покачал головой. Его серые глаза пробежали по улице и остановились на ярко освещенном солнцем доме.

— Оказывается, мадам в самом деле решила жить в деревянной хижине, — проворчал он себе под нос. — В Робервале хоть какая-то цивилизация, но здесь…

— Прошу прощения, — переспросила Эрмин, — где вы видите хижину?

Слова приезжего немало позабавили Симона. Юноша положил руку на плечо Эрмин.

— Не сердись, — сказал он. — Этот господни называет хижиной дом, который нам кажется дворцом. Для горожанина мы живем в лесу, где полно опасностей. Кстати, не забыть бы сказать, что каждую зиму в поселок наведываются волки!

Последние слова юноша сказал шепотом и улыбнулся, увидев, что лицо Селестена застыло.

— Волки? — переспросил он. — Нужно сказать мадам, что понадобится ружье. — И добавил: — Пора выгружать мебель!

На глазах зрителей красивая мебель перекочевала из грузовиков в комнаты. При виде фортепиано послышались восторженные возгласы. Вдова Дунэ насчитала шесть ящиков с посудой и одеждой.

— Моя мама приедет сегодня? — спросила у Селестена Эрмин, когда в кузовах почти не осталось вещей.

— Мадам должна приехать поездом, — ответил он, — завтра или послезавтра. Ей еще нужно собрать чемоданы. Но Мирей будет здесь засветло. Мирей — это экономка и первоклассная кухарка. Она приедет с третьим грузовиком.

Хозяин универсального магазина, который стоял ближе всех и не пропустил ни слова из их разговора, поделился новостями с остальными зрителями. Послышался низкий смех Иветты. Элизабет присела на крылечко.

«Лора — дама из высшего спета, — подумала она. — Она будет нас презирать, это точно. И Эрмин быстро привыкнет к беззаботной жизни, ведь ее станут опекать слуги! Господи, такого в Валь-Жальбере еще не было! Даже управляющий жил скромнее. Как странно! Как можно быть такой богатой? Я знаю, она унаследовала деньги своего мужа, состоятельного промышленника. Точно так же Жозеф унаследовал сахароварню своего дяди Бонифация. Мне, когда родители умрут, достанется ткацкий станок матери. Что ж, уже неплохо!»

Элизабет была так занята своими мыслями, что не сразу заметила присевшую рядышком Эрмин. Девушка решила отдохнуть и отдышаться. Она настояла на том, что сама занесет в дом стулья с мягкой обивкой и ящик с книгами.

— Я-то думала, что матери понадобится моя помощь! Что она будет жить здесь одна! — сказала девушка, обращаясь к Элизабет. — Теперь у людей будет о чем поговорить! Посмотри, вдова разговаривает с Иветтой, и обе смеются. А ведь они еще не знают, что приезжая дама — моя мать!