Александр Золототрубов - Опальный адмирал Страница 69

— Можешь на меня рассчитывать. — Голос у комфлота был сухой, слегка раздраженный. — А вот Степанов уходит в главморштаб. Там его опыт пригодится.

— Вы, Арсений Григорьевич, не думаете уезжать в Москву? — спросил Кучеров.

Головко нахмурился.

— Такое учудил… А флот кому передавать?..

Адмирал Галлер перешагнул порог и тихо прикрыл за собой дверь. Кузнецов сидел за столом и, щурясь от яркого света электрической лампы, что-то торопливо писал. Жесткие волосы падали ему на лоб, он отбросил их назад, улыбнулся вошедшему.

— Что, уже все собрались в конференц-зале?

— Весь руководящий состав наркомата, Николай Герасимович, — ответил Галлер. И добавил: — Это хорошо, что вы решили обсудить назревшие проблемы. Людям, полагаю, есть что сказать.

— Я тезисы набросал. — Кузнецов собрал на столе листы. — Пойдемте, Лев Михайлович.

Они вошли в конференц-зал.

— Через неделю, товарищи, мы встретим новый, тысяча девятьсот сорок третий год, — начал нарком ВМФ. — По традиции я хотел бы подвести некоторые итоги уходящего года. — Николай Герасимович окинул взглядом сидевших. — Бывало у нас всякое — и хорошее, и плохое. То, что наш флот встретил первый день войны сорок первого года, не потеряв ни одного корабля или судна, делает нам честь. Но вот вовсю на нашей родной земле заполыхала война, и мы стали терять боевые корабли. В чем причина?.. На этот главный вопрос я и хотел услышать ваши ответы. Вам слово, товарищ Галлер.

Лев Михайлович не относился к тем, кто много говорил, но не делал анализа тех или иных событий. Галлер говорил мало и главным образом о том, что не удалось сделать флоту, чем это вызвано и как устранить недостатки. Критиковал он своих подопечных прямо, невзирая на лица, и порой так жестко, что однажды Николай Герасимович посоветовал ему «не гореть порохом», излагать свое мнение напористо, но без лишнего шума. Вот и сейчас Галлер отметил, что корабли у нас не хуже, чем у англичан или американцев.

— Наши подводные лодки и эсминцы — лучшие в мире! — заявил он. — Такой вывод сделали наши союзники. Правда, их у нас меньше, чем у немцев, но это уже другой вопрос. Проблема в том, что наши старшие начальники еще не научились рационально использовать боевую технику и оружие…

В разговор вступил начальник Главпура ВМФ генерал Рогов.

— Личный состав, рядовой и командный, мы имеем в целом безукоризненный, — сказал он. — Люди сражаются до последнего. Тому пример Одесса, Севастополь, Ленинград… Наш крупный недостаток — иногда мы слабо управляем кораблями, к операциям готовимся наспех, потому-то и теряем и корабли, и людей. Например, крейсер «Червона Украина». Три дня подряд немцы бомбили крейсер, но никак не могли его утопить. Все это время командование флота лишь фиксировало факты налетов «юнкерсов», но не удосужилось отдать приказ перевести крейсер с одного места на другое, не понимая того, что беспрерывные бомбежки рано или поздно погубят «Червону Украину». Так оно и произошло…

— Мне, товарищи, до слез было жаль погибший крейсер, — взял слово нарком. — На нем прошла моя юность и пришла зрелость. Я научился понимать корабль как самого себя, для меня крейсер был не куском металла, а живым существом. — Николай Герасимович сделал паузу. — Прав генерал Рогов, многим командирам и начальникам не хватает ответственности в решении сложных задач на море. Разве мы потеряли только крейсер «Червона Украина»? Нет, товарищи, мы утратили и другие корабли. Взять эсминец «Смышленый». Он зашел на свое минное поле и подорвался. Создается впечатление, что командир не знал, куда ведет корабль… — Кузнецов закашлялся, взяв высокую ноту. — Позади самое трудное время, которое мы пережили вместе со своим народом и Красной Армией. Надеюсь, что дальше нам будет легче, потому что очень многие приобрели опыт войны, опыт одиночных боев и поединков. Но я призываю вас не ослаблять своих усилий ради победы над врагом. Теперь несколько слов о тыле флота, — продолжал Николай Герасимович. — Тут вы, Сергей Ильич, ослабили требовательность. — Кузнецов посмотрел на генерала Воробьева. — Разве у нас не было срывов с тыловым обеспечением на флотах?

Воробьев встал.

— Были, товарищ народный комиссар, но теперь их не будет, — коротко заверил собравшихся начальник тыла флота.

— Постарайтесь, Сергей Ильич. Пойдем дальше, товарищи. На мой взгляд, правильной оказалась организация баз, особенно на Черноморском флоте, где приходилось их менять. Организация ОВРа в крупном масштабе, с придачей ему эсминцев, выявила ряд преимуществ. Теперь важно максимально использовать их. Спорный вопрос, который мы решили отдельно от армии, — это слияние ПВО и ВВС. Правильное нашли решение, товарищи? Я полагаю, что да. Главная задача — перехватить противника — решается теперь истребительной авиацией. Этот вопрос еще окончательно не отработан, но линия, взятая нами, верная. Что скажете, Семен Федорович?

— Согласен, товарищ нарком. — С места поднялся генерал Жаворонков, командующий ВВС ВМФ. — В вопросе взаимодействия с армейцами у нас еще имеются недостатки. Несработанность особенно выявилась в Либаве, Риге, где можно было сделать больше в смысле обороны. Там, где существовало единое руководство, дела обстояли лучше, скажем, на Ханко. Но меня, Николай Герасимович, радует то, что командование ВВС на флотах, особенно на Северном, совершенствует тактические приемы борьбы. Все чаще удары по вражеским конвоям стали наносить смешанные группы бомбардировщиков и торпедоносцев. Хорошо бьют врага летчики Балтики. У них появился и интерес к торпеде. Оценили ее по достоинству, поняли грозную силу этого оружия. И пикировщики работают без срывов…

— В авиации еще слаба организация, Семен Федорович, — заметил Кузнецов. — Надо и для нее выработать какой-то устав, похожий на повседневную службу на корабле, где все было бы указано, кто кому подчиняется, у кого какие обязанности. Так что подумайте, дайте задание своему штабу, а я подскажу Трибуцу, чтобы штаб флота помог свой опыт организации внедрить и в ВВС…

— Да, но тон задавать все же должны мы, работники наркомата, — подал голос начальник управления боевой подготовки ВМФ адмирал Ставицкий. — У меня есть кое-какие предложения.

— С них и начинайте, Сергей Петрович, — кивнул нарком.

Адмирал Ставицкий, говоря о недостатках в боевой подготовке на кораблях и в частях, критиковал Трибуца, у которого, как он выразился, «больше всего потеряно на море кораблей и подводных лодок».

— Но винить в этом лишь Трибуца было бы несправедливо, — продолжал воодушевленно Ставицкий. — Есть тут и недоработки командиров кораблей, штурманов, которые порой опрометчиво поступают при прокладке безопасного курса. Не все делается для охраны кораблей с воздуха и нашей авиацией. Жаль, что генерал Жаворонков об этом не сказал… А взять боевую подготовку? На иных кораблях ею перестали заниматься. Весь упор делают на людей: мол, кто смел, тот и герой. Позвольте с этим не согласиться! Победит в бою тот, кто к отваге добавит умение мастерски владеть своим оружием…

— Надо в боевой подготовке перешагнуть противника, — заметил нарком. — И тут я вас, Сергей Петрович, горячо поддерживаю…

Весь последующий день адмирал Кузнецов провел в штабе, где изучал оперативную обстановку на флотах в канун Нового года. Вернулся к себе и собрался было идти домой, но неожиданно ему позвонил маршал Шапошников. Теперь он возглавлял Военную академию Генерального штаба.

— Приглашаю вас к себе на ужин, голубчик!

— По какому случаю торжество, Борис Михайлович?.. Ах, у вас день рождения! Тогда все бросаю и еду, вот только позвоню жене.

Кузнецов подружился с Шапошниковым еще до войны. Его книгу «Мозг армии» Николай Герасимович прочел с большим интересом; многое из того, о чем писал Борис Михайлович, было важным и для молодого наркома. Но ближе он узнал Шапошникова в дни работы военных миссий Советского Союза, Англии и Франции. В августе 1939 года Советское правительство, как известно, предложило заключить тройственный пакт в ответ на агрессию Гитлера. Но оказалось, что ни генерал Думенк, представитель Франции, ни английский адмирал Дреке не имели полномочий от своих правительств для подписания военной конвенции против агрессии в Европе. Переговоры зашли в тупик. Маршал Шапошников тогда заметил Кузнецову, что это не случайно.

«Я полагаю, что англичане и французы думают не о том, как остановить Гитлера, они желали бы повернуть его против нас. Да-да, голубчик. Об этом довольно четко сказал Иосиф Виссарионович. А он в этом деле дока… Как бы Гитлер не бросился на нас. Так что и вам, наркому ВМФ, есть о чем думать…»

Кузнецов вошел в квартиру. Мария Александровна, жена Шапошникова, уже накрыла на стол. Николай Герасимович снял шинель, причесался перед зеркалом. В комнату вошел Борис Михайлович и, улыбаясь, заявил: