Элизабет Мэсси - Версаль. Мечта короля Страница 7

Людовик стоял у окна, пока его генералы обсуждали замыслы грядущей войны. Это будет его первой самостоятельной войной, которую он проведет во всей полноте королевской власти; войной против Испании за высокомерный и дерзкий отказ заплатить приданое, причитающееся королеве, в прошлом – инфанте Марии Терезии.

– Если мы победим во Фландрии, нам придется крепко держать в руках нашу добычу, – сказал Лувуа. – Север и восток. Два фронта, на которых мы будем действовать одновременно.

– Два фронта? – хмуро переспросил Людовик. – Но мы же обсуждали только один фронт.

– Пока ваше величество были заняты другими государственными делами, мы сочли за благо…

Дверь распахнулась. В Салон Войны неторопливо вошел Филипп. Он был в щегольском красном камзоле с желтыми бантами. Генералы поклонились Месье. Людовик скрестил руки на груди, молча глядя на брата.

– Оставьте нас. Все, – велел он генералам.

Те поклонились и вышли.

Не спуская глаз с Филиппа, Людовик подошел к своей «военной доске».

– Ты изволил потратить пятьдесят тысяч на свои башмаки и туфли, – сказал король, с упреком глядя на брата. – Я видел отчет.

– Но ты не видел туфель, – невозмутимо ответил Филипп.

Он выставил ногу, показывая изящный башмак с белым каблуком.

«Черт бы побрал моего братца! – раздраженно подумал король. – Его мотовство неистребимо!» Однако вслух он не сказал ничего. Наклонившись, король подвинул несколько солдатиков поближе к Брюгге. Возможно, замысел Лувуа имеет свои достоинства. Надо будет обдумать все особенности войны на два фронта.

– Брат, когда я спрашивал тебя, готов ли ты прикрыть мою спину, я имел в виду защиту. Расхищая средства, ты ставишь меня под удар.

– Ты строишь дворец. Я наряжаюсь. Главное – произвести впечатление. Это твои слова. Между прочим, если бы ты позволил мне отправиться на войну, я бы не только прикрывал твою спину. Я бы принес тебе славу.

– Что ты понимаешь в войне?

– Кое-что понимаю. – Филипп указал на доску. – Например, я вижу, что ты не позаботился о защите флангов, а это очень опасно. Учитывая характер местности, я бы несколько раз подумал, прежде чем ослаблять пути снабжения. Противнику достаточно выбрать подходящее время и нанести удар, вклинившись между твоими силами.

Филипп наклонился, чтобы переместить одну из фигурок. Людовик ударил его по руке.

– Я всего лишь хочу показать тебе, чем это грозит, – сказал Филипп.

– Верни фигурку на место.

– Но это же очевидный просчет.

– Отдай мне фигурку!

Людовик схватил брата за руку, силясь отобрать солдатика. Филипп упирался.

– Я прикрываю твою спину – и что я получаю? – обиженно крикнул Месье, скорчив гримасу. – Уважение? Власть? Я не получаю ровным счетом ничего!

– Ты получаешь деньги, которыми соришь направо и налево! – напомнил ему Людовик.

– Ты при каждом удобном случае меня унижаешь!

– Не забывай, с кем говоришь! Отдай фигурку! Мы более не намерены просить.

Филипп уступил. Королевское «мы» недвусмысленно подсказывало ему: пора остановиться.

– Ты никогда не любил делиться, – сказал он, возвращая Людовику солдатика.

– Иди играй, – бросил ему Людовик. – А нам, мужчинам, нужно заниматься делами.

Филипп направился к двери. Людовик поставил солдатика на прежнее место.

Он был зол. Боже, до чего же он был зол! Войдя в покои своей жены Генриетты, Филипп шумно захлопнул дверь. Генриетта, занятая устройством букета в вазе, сразу уловила настроение мужа.

– Как ты думаешь, твоему брату понравятся эти цветы? – осторожно спросила она.

Вместо ответа, Филипп грубо схватил жену и сдернул с нее юбку. Потом его руки скользнули под пеньюар Генриетты и сорвали нижнее белье.

– По-моему, нам пора обзавестись сыном, – процедил сквозь зубы Филипп, запуская пальцы во влажное лоно Генриетты.

– Тогда мы должны прочесть молитву, – дрожащим голосом ответила она.

Филипп толкнул жену на кровать и быстро расстегнул панталоны.

– Читай что хочешь, – буркнул он. – Это все равно тебе не поможет.

Все эскизы величественного дворца в окружении садов Людовик собрал на громадный лист бумаги, который и показал приглашенным в его покои Лево и Ленотру. Последний был известен своим искусством устройства садов и парков. Сейчас оба зодчих стояли, разглядывая королевские рисунки.

Людовик смотрел на приглашенных, едва сдерживая возбуждение. Ему не терпелось поскорее перейти от рисунков и чертежей к их воплощению.

– Как я уже сказал, весь существующий охотничий замок должен претерпеть изменения. Вдоль террасы, по всей ее длине, я желаю видеть большой зеркальный зал, чтобы стены симметрично отражались в них. Зеркала нам придется закупить в Венеции. А сады в этой стороне должны простираться вот отсюда… и досюда.

– Превосходный замысел, ваше величество, – сказал Ленотр. – А что обозначает этот большой прямоугольник?

– Озеро.

Ленотр задумчиво поскреб подбородок. Сомнение на его лице мгновенно подействовало на настроение короля.

– Ваше величество, чтобы наполнить водой озеро таких размеров…

Людовик сжал кулаки. В нем нарастала ярость. Откуда-то, доступный только ему, послышался голос матери: «Вы, конечно же, знаете, в чем проблема. Едва вы поднимете забрало, как враги тотчас воспользуются этим».

– Ваше величество, – заговорил Лево, – в окрестностях Версаля недостаточно рек.

Людовик в упор смотрел на устроителя садов. «Они подчинятся моей воле!»

– Так приведите реки сюда, – властно потребовал он.

Отпустив архитекторов, Людовик сошел в сад, где чумазые от земли садовники рыли ямы и сажали деревья. Он остановился возле садовника по имени Жак. Увидев короля, садовник торопливо бросил лопату и согнулся в поклоне.

– И давно ты у меня работаешь? – спросил Людовик.

– Почитай, полгода будет, ваше величество, – ответил Жак.

– А до этого чем занимался?

– Воевал, ваше величество, – ответил садовник, осмелившись поднять глаза на короля.

– Что случилось с твоей левой рукой?

– Оставил на поле под Мехеленом.

– Экий ты забывчивый, – усмехнулся Людовик.

Король посмотрел на яркое солнце, наслаждаясь теплом светила, после чего задал садовнику новый вопрос:

– Какие качества помогают солдату сделаться садовником?

– Умение копать землю, – ответил Жак. – Ведь солдатам – им и траншеи приходится рыть, и могилы. Террасы для солдата – что укрепления. А деревья – те же солдаты в строю. Сад устроить – что войну затеять. Много общего. И здесь и там поначалу сильно кумекать приходится. Но зато уж если сад удался… люди и через сотни лет будут ходить и любоваться его красотой. Я ж вам сказал, ваше величество: сад – такая же война. Война за красоту и против беспорядка.

– Скажи, а сколько времени понадобится, чтобы вырыть здесь озеро длиною в половину лье? И чтоб оно доходило вон до тех деревьев?

– Много времени, ваше величество. Мне бы понадобилась целая армия.

«А он отнюдь не глуп, этот садовник», – подумал король, глядя на горизонт и размышляя над словами Жака.

– Счастливо тебе, садовник.

– И вам, счастливо, ваше величество. Да произведет наша королева на свет здорового наследника. И пусть ваши сны будут полны воспоминаний.

– Сны? – удивленно переспросил Людовик.

– Помню, матушка мне однажды сказала: когда мужчина готовится стать отцом, он видит во снах свое детство.

Свой особняк Бонтан построил на острове Сен-Луи – одном из двух больших островов на Сене в пределах Парижа. Его большой, просторный дом был полон верных слуг. Даже в хмурую погоду там нередко бывало солнечно от царившей в доме радости. Однако сегодня, в солнечный день, в роскошно убранных комнатах ощущалась подавленность, имевшая вполне определенную причину. Младший сын Бонтана опасно заболел.

Бледный, худенький мальчик непрестанно потел, отчего простыни на его кровати быстро намокали. Бонтан, только что приехавший из Версаля, крепко обнял жену и не торопился разжимать руки. Так он пытался хоть немного восполнить время, проводимое вдали от дома и семьи. Затем он встал на колени у постели сына и принялся влажным полотенцем вытирать пот со лба ребенка. У Бонтана сжималось сердце. Жгучие слезы были готовы вот-вот брызнуть у него из глаз. Оспа. «Боже милостивый. За что такое моему малышу?» – мысленно вопрошал Бонтан.

Вместе с первым камердинером приехали двое придворных докторов. Обменявшись несколькими тихими фразами, придвинули стулья к изножью кровати и сели, поставив на пол чашу. Увидев в руке одного из эскулапов бритву, сын Бонтана вздрогнул.

– Я… мне уже намного лучше, – хрипло произнес ребенок.

Бонтан продолжал утирать ему лоб.