Николай Самвелян - Московии таинственный посол Страница 7

Что же касается подданных великого князя Московского (который только в 1547 году принял титул царя всея Руси), их, как правило, называли московитами или москвитинами. И лишь значительно позднее московитов стали называть великороссами или русскими, литвинов (не путать с литовцами!) — белорусами, а украинцев, которых раньше именовали русскими, — украинцами.

И, намекая на то, что Цельтису помогали русские, Торквани имел в виду вовсе не московитов, а кого-нибудь из украинских феодалов.

А на том — спокойной ночи! И до встречи через некоторое время…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Когда по городу бродят львы

Сразу же, как только через мост проскакали вечерние курьеры с почтой из Луцка, стража закрыла Краковские ворота. Прокричали дозорные на всех оборонных башнях. Сто сорок пушкарей проверили, так ли забиты порох и ядра. И наступил вечер. Где-то далеко, за горами и долами, еще светило солнце и по голубым волнам плясали корабли, а на другом конце земли люди лишь просыпались, чтобы воздать господу хвалу, если это были люди счастливые, или помянуть его имя всуе, если это были люди несчастные. Но на Львов уже снизошел покой.

Торцовая мостовая отсчитала гулкие шаги вечерней стражи. Ударила алебарда во фрамугу распахнутого окна: окна с наступлением темноты полагалось закрывать, чтобы неповадно было швырять на тротуары мусор и выливать на головы прохожим содержимое ночных горшков. Приказ закрывать окна исходил от самого бургомистра, который, как вы ужо знаете, был врагом табака, но зато любителем поэзии и белых роз и даже сообщил однажды, что «белым розам не пережить морозов, ибо мороз — главный враг белых роз».

На площади зажглись два масляных фонаря и тускло засветились цветные окна Кафедрального собора, столь высокого, что в ясную погоду его видно было за полдня пути до Львова. Об этом соборе, который мы в дальнейшем будем называть просто костелом, как издавна и принято было во Львове, следует, пожалуй, рассказать подробнее. Когда-то на его месте стояла маленькая церквушка Успения, заложенная, может быть, еще во времена Даниила Галицкого, одного из самых смелых русских князей, который не хотел идти на поклон к Батыю, держал в страхе Восточную Европу, появлялся со своими полками даже под Веной и добился того, что его именовали уже не князем, а королем Данилой. Так и остался в истории единственный русский король Данила, право которого на корону признал даже сам папа римский. Да вот король Данила не сделал ответной любезности — он не признал римского папу сюзереном. Но позднее, когда столица Галицкого княжества все же была захвачена войсками польского короля, церковь Успения сожгли, и на ее месте король Казимир III повелел воздвигнуть гигантский костел — «самый большой, какой может выдержать земля».

Отсюда должны были потянуться нити к Москве и Киеву, Крыму и Новгороду, которые навеки привязали бы миллионы русских к Риму и католичеству.

Вот о каких серьезных делах помышлял давным-давно покойный король Казимир.

Нет короля. Почил в бозе. И никто не пришел в Вавель, на его могилу, не постучал в надгробную плиту, чтобы доложить: «Понадобилось полтора века, ваша милость, чтобы исполнить ваше повеление о строительстве гигантского костела в столице Червонной Руси Львове. Хоть строился долго, зато удался на славу!»

И вот уже почти двести лет изо дня в день к ночи зажигаются огни в его окнах, видимые с окружающих город холмов. Горят свечи у алтаря. Мрачно поблескивают стекла витражей.

Казимир прослыл в истории правителем мудрым и терпимым. И не без оснований. Это при нем был открыт в Кракове университет, в котором, кроме юридического и медицинского факультетов, был еще и факультет свободных наук. Он учреждал новые законы, боролся за объединение польских земель.

Но он совершил ошибку, которая позднее дорого обошлась его родине: начал восточную экспансию. Вместо того чтобы укрепить западные границы своего государства перед лицом опасности со стороны европейских рыцарских орденов, Казимир начал захват Галицкого княжества и других земель Киевской Руси. Это привело к многовековой борьбе между русскими княжествами (а позднее и Московским централизованным государством) и Польским королевством.

Захватив Львов, Казимир повелел срыть православные княжеские церкви и на их месте заложить католические храмы. Так же поступили и с деревянным Низким замком. Его сожгли и построили другой — каменный. Ничто не должно было напоминать о временах вольности Червонной Руси. Лишь отлитый в 1341 году гигантский Святогорский колокол уцелел в пожаре. Многие столетия он был единственным напоминанием о «вольности русской».

Костел не спит. Костел бодрствует и пристально вглядывается в ночь. Напряженно. Тревожно. Как дозорный. Не родился ли нынешней ночью еще один будущий враг Рима? Неустанно глядит костел в сторону собора святого Юра, который поднялся на горе, откуда хорошо виден и сам Львов, и все его окрестности. Знающие люди утверждают, что еще задолго до основания города гора эта была прибежищем всякого рода отшельников, которые на лоне природы в сладостном одиночестве искали покоя и воли. Брат короля Данилы, по имени Василько, муж большой отваги и мощного ума, после многих побед военных решил отдохнуть от мирской суеты в одной из пещер на горе, добровольно надел рясу чернеца и принял постриг под именем отца Василия. Его племянник, князь Лев, наследовавший галицкий престол, но не титул короля, специально для любимого дяди выстроил церковь из бука и подле нее несколько келий для отшельников. Затем уже пришел черед каменного собора святого Юра, вплоть до церковной унии бывшего соперником костела и оплотом всех схизматиков.

В общем, здесь, на востоке, врагов у римского престола предостаточно. И за ними нужен глаз да глаз…

К костелу примыкает кладбище, огороженное мощным забором. Забор нужен был по разным причинам. Например, потому, что на кладбище водились упыри и оборотни. По ночам, если верить слухам, они развлекались тем, что устраивали вместе с ведьмами шабаши и лунные хороводы, пели богохульные песни и глушили настои из дьявольских трав. Люди просвещенные и рассудительные, со светлыми и спокойными головами во все эти сплетни о ведьмах не верили. Однако художник Михайло Теодорович изобразил один из таких шабашей. Все ведьмы на картине были разудалыми крутобокими дамочками. Чувствовалось, что ведьмы хорошо кормлены, содержат себя в полном порядке, не забывают натереться на ночь оливковым маслом. Если бы не зеленые волосы, то с любой из них хоть под венец!

Зато оборотни являли собой нечто омерзительное. Внешне это вроде были мужчины. Но ни в одном из них не было ни единой мужской черты — вялые тела, томные позы, безбородые лица, длинные завитые волосы, пухлые слюнявые губы и глаза навыкате, жадно и нервно поблескивавшие в свете костра.

И надо же, нашелся человек, который купил эту картину и повесил у себя в доме! Да еще заказал для нее золоченую раму! Им был, конечно же, граф Филипп Челуховский, самый странный и самый непоседливый из львовян. Вот и сегодня он наконец прибыл в родной город. Привез еще одну повозку, напоминающую катафалк.

Но оставим на время графа. Возвратимся к забору, что окружает кладбище. Нужен ли он? Сказать трудно. Весьма вероятно, что построили его на всякий случай, из трусости. Понятно ведь, что помочь в борьбе с ведьмами и оборотнями он не мог.

А вот городские львы — другое дело. Они служили горожанам исправно. Льва с грозно поднятой лапой можно было увидеть на гербе города. Каменные львы стояли у входа во многие дома и даже перед городской ратушей, где восседал любитель роз и враг табака бургомистр. Но, в общем-то, это были не очень уж свирепые звери, скорее, добрые и игривые создания. И походили они на выросших до неприличных размеров котят. Утверждали, что дважды в неделю львы срывались с каменных постаментов и до утра, невидимые и неслышимые, бродили по улицам, разгоняя нечисть и расправляясь с теми, кто замышлял непотребное. Разгребая лапами ночную темноту, они обшаривали подъезды, карабкались по карнизам к балконам и окнам, заглядывали в спальни. Если утром кого-то находили мертвым, это значило, что ему на рассвете явился лев и отправил к праотцам без исповеди. Однако с хорошими людьми такого случиться не могло.

Считалось, что ведьмы, упыри и оборотни очень боялись львов. И лишь по этой причине не рисковали соваться за кладбищенский забор: кто знает, когда именно львы решат погулять? Ведь за последнее время они и так перетаскали куда-то половину ведьм и чертей. И в городе стало спокойнее.

Внезапно ночную тишину прорезал резкий скрежещущий звук. Что это? Разверзлась ли где-то, испуганно вскрикнув, земля? Сорвалась ли со ржавых петель дверь в преисподнюю? На горе, у Высокого замка, и в городе, у замка Низкого, на этот странный звук откликнулись колотушки сторожей и собаки. Где-то заплакал ребенок, и ветер понес плач от дома к дому.