Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга первая Страница 7

На уровне первых погруженных в воду ступенек, ослепительно чистых в прозрачной воде, собирались стайками крохотные рыбки, хорошо видимые на светлом, обласканном солнцем камне. Лиза часто водила нас сюда, и мы часами следили за этими рыбками.

В километре от нас, внизу, в поселке, жили греческие рыбаки. С детьми рыбаков мы находились в состоянии постоянной вражды. Они не любили нас, незваных пришельцев, мы не любили их. К тому же они жестоко обращались с животными.

На острове водилось великое множество бездомных кошек и собак. Мальчишки-греки ловили их и всячески издевались. А мы спасали раненое зверье, выхаживали калечь, и вскоре дом наводнился серыми, белыми, черными, рыжими и полосатыми котятами. Они шмыгали под ногами и орали благим матом, если им наступали на хвосты. Осатанев от кошачьего засилья, дядя Костя устроил экзекуцию — покидал котят в окно. С ними ровным счетом ничего не случилось, брызнули в кусты и были таковы, но мы на дядю Костю обиделись.

На кошачьей же почве родилась наша великая дружба с Таткой.

До этого момента она нам просто мешала. Ей было три с половиной года, она повсюду тащилась за нами, старшими, и ныла:

— Возьмите меня за ручку-у!

Петя поздоровел и окреп на Антигоне. До этого тихий, он расшалился не хуже любого другого мальчишки. То он устраивал рискованные путешествия на другую сторону острова с купанием в глубоких местах среди скал, то, как обезьяна, влезал на самое высокое дерево за оградой монастыря и, раскачиваясь на ветке, испускал дикие крики, изображая индейца. Шестилетняя Марина сразу примкнула к нам, хоть Петька командовал ею, как хотел. Я была под стать своему братцу, и не раз нам попадало на равных. Татке же, баловнице, все сходило с рук.

Вот мы и старались всячески от нее избавиться и удрать из дому, оставив Татку на попечении бабушки. У бабушки дел было по горло, и момента выставить «ораву» на прогулку, чтобы спокойно постирать или постряпать, она всегда ждала с нетерпеньем.

— Пе-тя! Сейчас же возьмите с собой Тату! — кричала она нам.

Приходилось возвращаться, с кислым видом собирать ее мешочек, совочек и прочую дребедень, брать ее самоё, с ее хитрющим лисьим взглядом из-под ресниц, и внимательно следить, «чтобы солнышко не напекло головку, чтобы муравей ее не кусал, чтобы никто, не дай Бог, не обидел». А она, неблагодарная, после каждой нашей проделки влезала к бабушке на колени и докладывала:

— Ты знаешь, бабушка, Петя и Наташа за фигами полезли, а дядя в платьице на них кричал, кричал…

При этом она делала страшные глаза и расставляла руки с растопыренными пальцами.

Это означало, что мы воровали инжир в монастырском саду, что снова придет сухонький, сморщенный попик и будет на нас жаловаться. Мадам Лис, одним словом.

Фиги были нашим подножным кормом, нашей разменной монетой. За несколько спелых и липких сизых ягод можно было получить стеклянный шарик, российский гривенник, никому не нужный, или приглянувшегося котенка. Однажды, после крепкой выволочки за очередное путешествие к скалам, Петя совершенно разочаровался в жизни и продал мне за тарелку инжира свое старшинство. При свидетелях, голопузой ребятне и нашем третейском судье Коле, было торжественно объявлено, что отныне я становлюсь старшей сестрой, а он — моим младшим братом. Разница у нас была невелика, всего полгода, но так оно потом на всю жизнь и осталось.

Итак, в незадавшийся с самого начала воскресный день мадам Лис плелась за нами на толстеньких ножках, гундела по обыкновению и требовала, чтобы мы вели ее на берег, а нам, именно сегодня, хотелось в любимое укромное место между стенами двух домов. Там росло тощее, вытянутое в длину дерево, а в тайнике у самых корней хранились наши сокровища — зеленая пробка от графина, связка потрепанных павлиньих перьев и статуэтка негритенка с отбитой ногой и треснувшей головкой.

Не доходя до места, мы с огорчением увидели, что тайник обнаружен и разорен, перья, окончательно поломанные, валяются на траве, а вокруг дерева сгрудились мальчишки-греки. Мы решили смыться, пока не поздно, как вдруг из толпы их донесся мученический кошачий вопль.

Татка преобразилась. Глаза стали совершенно круглые, губы как-то вытянулись в дудочку и, тупу-тупу ножками, ринулась она прямиком туда. Мы и ахнуть не успели. Она влетела в проем между домами, дикая маленькая фурия, и исступленно заорала:

— Не могите бить кисю! Не могите бить кисю!

Хотя кисю никто не бил, кися благополучно висела на веревке, извиваясь телом, отчего сотрясалось все деревце.

Странно, но мальчишки разбежались. Молча смотрели издали, как мы, немедленно овладев полем боя, раздвигаем петлю, высвобождаем увесистого полосатого кота, гладим, приводим в чувство. Потом мы понесли несчастного висельника домой. Недруги молча пропустили нас и долго провожали черными диковатыми глазами, затененными бархатными ресницами.

Так в наше общество полноправным и уважаемым членом вошла Татка и вместе с нею спасенный кот Минус, благосклонно принятый в дом всеми, даже дядей Костей. Смешное имя он получил от тети Ляли.

То ли оттого, что он побывал на грани жизни и смерти и краем изумрудного глаза видел страну, где нет печали и воздыхания, то ли у него от природы был такой нрав, но это был не кот, а золото. Куда бы мы ни шли, он бежал следом, важно неся подрагивающий на кончике хвост. Пробираться по берегу, по гальке, ему было трудно, он уставал, садился и тоненько мяукал. Тогда Петя брал его на руки. Кот сидел смирно, опираясь лапками на его плечо, глядел с любопытством по сторонам, насторожив вперед аккуратные острые ушки.

Минус участвовал и в домашних играх, исполняя роль моего и Петиного сыночка. Мы одевали Сыночка в кукольную одежду, катали в импровизированной коляске. Маринка лечила его от кори, а Татка была Страшным Турком. Для этого брались ножны дедушкиной шашки (саму шашку нам не давали), на Татку наматывалось всякое тряпье, отчего она становилась толстой и неуклюжей, кусочком угля Марина рисовала ей усы — получался Страшный Турок.

Турок топал ногами, размахивал шашкой и кричал диким голосом. Он отнимал у нас дорогого Сыночка, а мы выкрадывали его обратно, убегали от Турка, скакали на лошадях, переплывали на утлом суденышке море. А он повсюду настигал нас, стучал ногами и грозил саблей.

Наконец Сыночку вся эта музыка надоедала. Не снявши ни кукольного платья, ни чепчика, он сигал в окно, а Татка садилась на пол и хрипло просила:

— Растряпьте меня, а то я вся паркая.

Кукольные одежды, изрядно испачканные, находила в саду бабушка и ругала нас олухами царя небесного. Она немного тряслась над присланными из Финляндии, вместе с дедушкиной шашкой и кое-какими вещами, двумя куклами. Боялась, что если мы будем с ними неаккуратно обращаться, то останемся совсем без игрушек. Особенно дорога ей была небольшая фарфоровая кукла. Мы же эту красотку недолюбливали, вечно ставили в угол, и предпочитали старого облезлого мишку с заштопанным животом.

Бабушка много возилась с нами. Мыла, кормила, обшивала, обстирывала, читала вслух немногочисленные книги. Они каким-то чудом сохранились в наших странствиях. Далеко не все подходило для нашего возраста. Раз дядя Костя купил в Константинополе у какого-то русского две книги. Роман Лидии Чарской про бледную княжну Джаваху и еще одну, но названия я не помню. Да и никто его не знал, — обложка была оторвана. Тетя Ляля поворачивала ее и так и сяк и издевалась над братом.

— Скажи спасибо, — отмахивался дядя Костя, — что и это есть.

Безымянный том зачитали потом до дыр. Сюжета я не помню, но в тексте была одна, несколько раз повторяемая фраза: «Сэр Роберт баклана убил». Она смешила нас до икоты. Стоило бабушке дойти до этих слов, как мы начинали дико ржать, а бабушка обижалась.

Русской школы на Антигоне не было. Пока нам было по шесть лет, это никого не волновало. Сетования соседей по этому поводу нас как бы не касались. Но после первой дождливой и нудной зимы, после бесплодных переговоров на эту тему, бабушка решила сама обучать нас грамоте. Вместо букваря взяли растрепанный томик Пушкина. Я, Петя и Марина научились читать довольно быстро. На специально разлинованных бабушкой листах бумаги мы старательно выводили все из того же Пушкина: бу-ря мгло-ю не-бо кро-ет.

Учиться с бабушкой было легко и весело. Она часто прерывала урок, рассказывала интересные истории про Россию, как сама училась в Смольном институте, и какой у них был замечательный бал в день выпуска, и как она познакомилась с дедушкой на этом балу. Она много рассказывала нам и про него. Про турецкую войну, про службу в Ташкенте. Дедушка представлялся нам сказочным богатырем, молодым и непобедимым.

Наговорившись, спохватывалась:

— Опять заболталась, а задачки ни одной не решили.