Сергей Фомичёв - Агриков меч Страница 7

Варвара могла бы, наверное, в тереме сидеть с девками досуг коротать, но предпочла мужа сопровождать. Павел не возражал. Помощи от жены, правда, выходило немного, редко когда посоветует что-то, всё больше молчит, улыбается, зато на усталых мужчин её улыбка действовала ободряюще и на просьбы князя поднажать, успеть к сроку, работники кивали в присутствии княжны с куда большей охотой. Порубежные земли накладывают особую печать на людей. Здесь отважны не только воины, но и простые селяне, не только мужчины, но и жёны их, и молодая княжна, участвуя в делах мужа, с одной стороны просто следовала обычаю.

Но не только в обычае было дело, и его Варвара скорее использовала как повод. Княжну по настоящему захватывало возрождение Мурома. Она всегда хотела жить именно в таком вот большом и укреплённом городе со стенами и рвами, с сотнями защитников, с шумным торгом и красивыми многолюдными службами в храмах. Только в таком месте её страх перед лесом мог отступить.

А леса Варвара боялась. Боялась жутко. Хотя ужас её имел мало общего с тем обычным страхом, что охватывает деревенских жителей при кровавых набегах вурдов, проносится по деревням пожаром при слухах о появлении в окрестностях оборотня или ведьмы, не говоря уж о таких обыденных явлениях, как разбойники. Муромские леса издревле славились изобилием всевозможной нечисти и нелюди. Страх перед ними был пусть и неискореним, но привычен. А значит и сердца у людей трепетали не больше чем перед бурей или громом или наводнением. За века народ придумал множество способов уберечься от зла, избежать опасной встречи. И травы особые нашли, и слова нужные подобрали. Но даже и не будь никакой защиты от нечисти лесной, люди всё одно не ушли бы. Они продолжали кормиться лесом, они жили среди леса, и страх являлся частью их жизни.

С Варварой по-другому вышло.

В общем-то, ничего особенного – сколько сказок подобных рассказывают, о скольких подлинных случаях молодые девушки вечерами шепчут, оглядываясь на тёмное оконце. Пошла с подружками в лес по ягоды, да и пропала. Отбилась, заплутала во вроде бы знакомом с детства леске.

Как и во многих сказках приключилось это с Варварой незадолго до свадьбы. А сватался тогда к ней не кто-нибудь, а княжеский сын. Может оттого и пошла голова кругом, и думала не о ягодках красных и зов подружек прослушала. Но только вдруг оказалась Варвара совсем одна.

Тут совпадениям и конец. В сказках всё больше медведей девицы встречают, волков или колдунов, а Варвара вовсе никого не встретила, только взгляд ощутила. Лица, глаз не увидела. Свет в ветвях с тенью играя то там, то здесь ей показывал что-то похожее на обличье, а сучья, шишки представлялись зрачками. Но стоило присмотреться, наваждение исчезало, чтобы чуть погодя появиться в сторонке.

И медведь, говорящий человеческой речью, и безобразный колдун напугали бы её, пожалуй, меньше чем такой вот бесплотный взгляд исходящий неизвестно откуда и от кого. Словно сам лес смотрел на Варвару – разглядывал, присматривался, оценивал. Девушка даже не поняла, что именно напугало её в странном взгляде. Он вовсе не показался ей злым. Скорее тоскливым. Но ведь морок бывает разным и отнюдь не одна лишь злоба губит в лесу людей.

Она крикнула раз, другой. Но крик пропал среди деревьев, как камень в болоте. Никто не ответил, никто не пришёл на помощь. И взгляд призрачный крика не испугался. Побежала тогда Варвара, дороги не выбирая. И в овраги несколько раз срывалась и в болото залезла. Взгляд не отставал, словно прилип к спине. Выдохлась от бега Варвара, сдалась. У берёзы присела, заплакала. Но и слёзы призрачному взгляду не помешали.

Случайно помогла ей обычная сова. А может и не обычная, и не случайно. Средь бела дня, пусть и в полумраке лесном редко совы летают. Ослаб взгляд, когда сова появилась. Совсем не исчез, но менее настойчивым, что ли, стал, будто смутился непрошенного свидетеля. А сова полетела, словно дорогу показывая, а быть может и показывая. Слишком уж явно дожидалась птица Варвару, когда та спотыкалась, или вставала передохнуть. Так или иначе, ещё до темноты выбралась девушка на дорогу, а там и до села недалеко оказалось.

Всё вроде бы счастливо закончилось, но после этого случая в лес Варвара не ходила. Ни одна, ни с подругами, ни с вооружённым отрядом. И даже став княжной, даже хоронясь в острожке княжеском, не чувствовала себя в безопасности. Старый острожек был мал и лес окружал его со всех сторон: стоило только Варваре поднять глаза, посмотреть поверх частокола, она всякий раз ловила навязчивый взгляд, хотя и понимала, что тот создан её собственным страхом.

И сейчас, расхаживая с мужем по городу, она с мстительным удовольствием наблюдала, как валятся со скрипом и стоном последние деревья, как брёвна превращаются в стены, а пни выкорчёвываются, как лес неотвратимо уступает место городу. А ещё её переполняло чувство обретения. Обретения дома. Вот теперь-то все страхи наверняка останутся в прошлом. Теперь она в полной мере насладится положением княжны.

Когда они вышли на пустырь, Жёлудь уже закончил свои наставления и, одолев робость, втянулся в работу. Невысокий коренастый новобранец ловко отмахивался жердью от троих соперников и Жёлудь как раз подтолкнул в спину четвертого, отправляя на подмогу товарищам. Этот и дубинкой замахнуться не успел, почти сразу получил удар концом жерди под коленку и рухнул. А коренастый новобранец развернулся и под крики толпы принялся теснить остальных.

– Хорош! – сказал Павел. – Такого молодца хоть сейчас в дружину бери.

Жёлудь обернулся на голос, нахмурился.

– Этого возьмёшь, с кем я останусь? – сказал он. – Человек пять только и умеют хоть что-то. Остальные для красоты на стенах стоять будут. Сброд сбродом, если уж начистоту.

– Авось не понадобится стены-то украшать, – благодушно заметил Павел. – Откуда он такой?

– Из леса, как и большинство прочих, – буркнул Жёлудь. – Мордвин что ли, или мещёрец, поди их тут разбери. Парни Боюном прозвали. Ловок уж больно и язык острый. От того и Боюн.

– Дай-ка я его сам проверю, – загорелся вдруг Павел и потянулся к застёжке плаща.

– Брось, князь, – поморщился Жёлудь. – Если уж нужда такая, пусть Слепень его проверяет, а тебе не к лицу с мужиком бороться.

– Да размяться охота, – усмехнулся тот, сбрасывая плащ. – Спина аж зудит.

Но переведаться с новобранцем Павлу не удалось. Едва он шагнул к коренастому ополченцу, прибежал посыльный и, запыхаясь, передал распоряжение отца.

– Гонец из Мещёрска прибыл, князь тебя требует. Но перед тем с просителем одним повелел разобраться.

– Гонец? – Павел вернул плащ на плечи и возился с застёжкой. – Не случилось ли чего у соседей?

– Не похоже, – ответил посыльный. – Сказал бы ещё на воротах, если беда какая.

– А что за проситель?

– Да пёс его знает. Странный какой-то. На службу просится, но говорит, что не воин.

– А кто же, скоморох? Мне бойцы нужны, а не скоморохи, – Павел, наконец, справился с застёжкой. – Где он?

– Возле церкви ждёт.

– Ну, пошли.

Молодой парень сидел на земле, опираясь локтём на тугой мешок, и весело поглядывал на муромское оживление.

– Кто такой? – спросил его Павел.

Тот вскочил, отряхнул зад и ответил:

– Савелием зовут, охотник я.

– Охотник? – удивился Павел. – Зачем пришёл, о чём просишь? Тут и без пришлых всякий человек охотник.

– Не на зверя охотник я, на колдунов, ведьм, нечисть всякую, – пояснил Савелий. – Заглянул в церковь, помощь предложил, но батюшка Афанасий к князю отправил, а тот велел тебе доложить.

– Афанасию, значит, не понадобилась твоя помощь? – усмехнулся Павел.

– Говорит, не его дело.

– Правильно говорит, – одобряя слово священника, кивнул Павел. – Не его. Мы тут, знаешь ли, колдунов попусту не трогаем и другим задирать не даём.

– Но вы же православные? – удивился охотник.

– Точно. Православные. Но у нас половина жителей своим богам поклоняются, да рощи древние чтят, – пояснил Павел вполне благодушно и вдруг гневно спросил. – Ты что ж, в распрю с людьми втянуть меня хочешь?

Он повернулся к посыльному и распорядился:

– Гони его в шею. Пусть кто-нибудь проследит, чтобы в лодку сел, да убрался восвояси.

Проводив мужа до княжеских палат, Варвара отправилась к себе.

Терем княжны поставили одним из первых, когда под прочие жилища только расчищали места, когда воины и даже сами князья ночевали в походных шатрах, а то и вовсе под открытым небом. Терем ставили без подклета, подняв на толстых сосновых столбах, и уже позже пристраивали рядом княжеские палаты. Так что пока город рос, княжна обживалась и уже настолько привыкла к новому дому, что прежний вспоминала как нечто очень далёкое. И страх лесной отступил, и жизнь стала ярче. Всё было ладно, а лада не было.