Игорь Костюченко - Враг генерала Демидова. Роман Страница 7

А у дома, над карнизом которого была выписана фреска – на ней шествовала в вечность вереница господ в многоцветных средневековых одеждах, с пажами, шутами, гончими псами, оруженосцами и любовницами – он впервые увидел Джан.

Что она здесь делала? Кажется, навещала подругу. Или нет. Здесь жила Зинаида Захаровна. Как он мог это забыть? Зинаида Захаровна Бурцева, вечная оптимистка и питерская консерваторка, из бывших. Волей судьбы после всех передряг своей бурной жизни очутилась она в этом городе одна, как перст, без семьи. Она честно отрабатывала свой паек в Доме офицеров и для приварка давала приватные уроки пения женам и дочерям красных командиров. Она же тянула лямку концертмейстера в оперном театре. От театра до дома с фреской было недалеко – рукой подать. Пройти шагов полтораста – да за угол повернуть.

Пройдя эти полтораста шагов, он остановился на углу. Оглянулся, чтобы посмотреть с этой точки на прямую, как стрела, перспективу главной улицы города. И услышал голос за спиной.

– Ваши документы, капитан.

Перед ним стояли трое – впереди молодцеватый, опоясанный портупеей лейтенант с тонкой шеей, с квадратными усиками на гладко выбритом лице, за ним – двое автоматчиков.

– Пожалуйста.

Лейтенант раскрыл командирскую книжку, придирчиво осмотрел ее, словно был экспертом фабрики Госзнака, и даже понюхал лохматые по краям коленкоровые корочки.

– Значит, это у нас кто? Капитан… Конин Евгений…

– Викторович…

– Правильно, – почти с сожалением протянул лейтенант, – в порядке у вас документы. А пропуск через зону оцепления имеется?

– Так точно.

– Предъявить.

Получив желтую четвертушку с печатями и штемпелями, лейтенант проделал с ней прежние манипуляции.

– Товарищ Шилов, – подбежал к лейтенанту коренастый усатый ефрейтор-белорус, с медалью «За отвагу» на застиранной гимнастерке.

– Чего тебе, Сидорчук?

– Ничего. Вас там товарищ майор ищет…

Лейтенант передал документы Конина сержанту, уходя, коротко бросил:

– Заканчивай устанавливать личность капитана и начинай посты проверять.

– Слушаюсь, – кивнул сержант.

После беглого просмотра Сидорчук вернул бумаги капитану, вежливо козырнул.

– Так что, проходите, товарищ капитан, не задерживайте…

Конин взял документы и пошел к главному подъезду оперного театра, у которого толпились нарядно одетые горожане и горожанки, советские офицеры в парадной форме, с орденами и медалями.

Автоматчики, выстроенные в колонну по одному, быстро оцепили тротуар по обе стороны проезда к театру. Рослые, статные ребята, все как на подбор. Шилов с удовольствием посмотрел на строй бойцов роты охраны и восхищенно цокнул.

– Какой народ у нас! На подбор! Правда, Антон Иванович! С такими мы любому Абверу башку свернем…

– Что-то ты сегодня слишком… боевитый, Володя. Не к добру, гляди, – усмехнулся Агапов. И строго добавил,

– Что с внешним оцеплением?

– Полный порядок, Антон Иванович.

– На галереях посты выставил?

– А как же? В усиленном режиме.

К Агапову и Шилову подбежал сержант Сидорчук.

– Командующий на подъезде!

Конин вошел в театр. И тут же услышал ропот за стеклянной входной дверью. Рев мощных моторов. Он увидел, как за стеклом парадного входа, сумерки разорвал ослепительный свет. Горели фары автомобилей.

К театру подъезжал кортеж командующего Демидова – три машины: первым – джип с автоматчиками, потом черный «мерседес» командарма, за ним – виллис.

Хлопнула дверцы. Сотрудники охраны заняли положенные им места.

Из второй машины выскочил долговязый и тонкий, но гибкий, как лоза, полковник. Переломившись пополам, он рванул на себя дверцу, и тут же выпрямился.

Из «мерседеса» появился мужчина в отлично скроенном кителе, на широких погонах которого горели генеральские звезды.

– Демидов, сам Демидов…

– Где? Который?

– Да вон, в машине… – услышал Конин ропот публики. Толпа на обширном крыльце оперного театра заволновалась и хлынула со ступеней на площадь, но быстро отпрянула назад – автоматчики оцепления никого не подпустили к генеральскому кортежу.

Демидов не спешил войти в театр. Он оправил китель, повернулся и протянул руку кому-то, кто должен был появиться вслед за ним из салона машины.

Кому протягивал руку Демидов – Конин не увидел. Генерала заслонили чьи-то спины, обтянутые шевиотом и габардином.

Демидов подал руку девушке с задумчивыми, миндальными глазами. Короткие каштановые волосы, тонкие губы, готовые вспыхнуть печальной улыбкой… Скромное шерстяное платье, плотно облегающее ее хрупкую фигурку… На плечах небрежно накинутая серебристая шаль.

Девушка оперлась на руку Демидова, пошла рядом с ним, поднимаясь по ступеням к парадному входу в театр. За генералом двинулась свита – офицеры охраны, чины штаба.

Тучный полковник выдвинулся при приближении генерала из толпы горожан и военных, махнул кому-то рукой. Рядом с ним тут же оказались девочки-двойняшки – умильно-одинаковые, с пшеничными косами, в одинаковых платьях в мелкий горошек. Девочки упорно старались не уронить блюдо с громадным караваем. Степенный старик-литовец, седой, простоволосый, но при галстуке, в белой рубашке и праздничном костюме при золотых часах с цепочкой торжественно держал на красной бархатной подушке связку ключей, потемневших, похожих на те, которыми в колхозах запирались амбарные замки на зернотоках, но еще больших размеров.

Старик поклонился Демидову. Сказав небольшую речь по-литовски, которую никто не перевел, он поклонился еще раз и протянул подушку с ключами генералу. Демидов поклонился в ответ, принял ключи.

– Прими, Сабатеев, – сказал генерал, передавая ключи долговязому полковнику. – В музей определить, для истории.

Тучный полковник, оттеснив толпу, кивнул девочкам с караваем. Девчушки, пыхтя, подтащили к генералу каравай, одна из них споткнулась, и каравай едва не покатился по ступеням. Демидов вовремя подхватил каравай вместе с блюдом, ласково улыбнулся девчонкам и приказал.

– Сабатеев, шоколад – детям.

Расторопный Сабатеев тут же вручил девочкам по плитке трофейного шоколада – откуда появился у него в руках этот шоколад никто понять так и не смог.

Подкинув на руках увесистый каравай, Демидов погасил ласковую улыбку и твердо посмотрел на тучного полковника.

– Тяжеловат хлебушек. Сколько ж кило, комендант?

– Шесть восемьсот. Старались, аккурат к вашему приезду в городской пекарне изготовили, – с гордостью заявил тучный комендант.

– Старались, говоришь, – мрачнея, протянул Демидов. В голосе его зазвенел металл.

– Так точно, – смутился комендант.

Демидов передал хлеб Сабатееву, на коменданта смотрел по-прежнему строго…

– Больницы и сиротские приюты пайками обеспечены?

– Так для армии продовольствия не хватает! Тылы отстали, товарищ командующий.

– Два часа тебе, Зайченко… исправить положение… – отрывисто бросил Демидов и шагнул прямо на коменданта. Тучный полковник отскочил в сторону, вскинул ладонь к козырьку.

– Так точно, товарищ командующий!

– До конца концерта доложить!

Комендант вытер платком лоб, поспешно направился к своей машине…

Демидов в окружении штабных прошел в театр…

Глава седьмая

Вильно. 1944 год, август

В переполненном зале театра публика, в основном военная, волновалась, с нетерпением ожидая начала концерта. То и дело гремели аплодисменты…

В оркестровую яму спустился дирижер. Левой рукой он прижимая к потертому фраку пухлую папку с партитурой, маэстро прошел к пюпитру, потоптался и раскрыл пухлую папку, перебрал стопку нотных листов.

Дирижерская палочка взмыла вверх и застыла…

Дирижер округлил глаза, скользнув взглядом по лицам музыкантов.

В плотной стене черных фраков духовой группы зияла брешь – третий справа стул никто не занял.

Дирижер осторожно положил палочку на пюпитр, нахохлился и стал похож на грифа, только что приземлившегося в раскаленной пустыне. Стараясь не картавить и говорить как можно спокойнее, дирижер поинтересовался.

– И где же наш уважаемый тромбон!?

Сверху, у края оркестровой ямы свесился жесткоскулый офицер – на его погонах тускло поблескивали эмблемы и звездочки военврача второго ранга.

– Демидов здесь! – прокричал военврач.

Оркестранты заволновались. В углу закашлялся чахоточный старик, придавленный контрабасом. Военврач посмотрел на контрабасиста и отошел от края оркестровой ямы.

– Ну, вот! А как прикажете мне исполнять концерт без тромбона! – простонал дирижер, будто военврач только вонзил ему в спину рапиру, – Кто-нибудь его видел, я спрашиваю?

Женственный юноша-альтист, тараканьи усики в ниточку, привстал со своего места, неуверенно ткнул смычком в сторону чахоточного старика с контрабасом, пропел фальцетом.