Богдан Сушинский - Киммерийский закат Страница 7

— Так точно, товарищ генерал армии. — «Казах» прекрасно знал, что в отличие от множества хамовитых армейских генералов Корягин никогда не срывается на крик, на служебную истерику. И если уж сейчас он взбеленился, значит, его действительно достали. — Я всего лишь хотел спросить, как эту задержку объяснять самому Елагину, — все же слегка задело Воротова.

— Да как хотите.

— И не только Елагину, но и, прежде всего, Кузгумбаеву, который пока еще считается со мной.

— Так придумайте что-нибудь.

— И сразу же занервничает пресса. В газетах и на телевидении может появиться сообщение, что гэкачеписты, — неосторожно употребил он термин, от которого Корягина просто-таки воротило, — не впускают лидера России в столицу. А это уже на грани гражданской войны.

— Пресса — да, — вдруг спокойно-деловито признал Корягин. — Этот факт следует учитывать.

— Понимаю, чем позже Елагин появится в Москве, тем лучше, но всему должно быть какое-то правдоподобное объяснение.

— Сообщите Кузгумбаеву, причем совершенно секретно, что это — в интересах самого Елагина. В целях его безопасности, ибо существует некая версия покушения на него — как вам только что стало известно по вашим каналам.

— Это — да, это — уже версия, — признал Воротов.

— …И что не в интересах Кузгумбаева, чтобы самолет руководителя России потерпел катастрофу после взлета с аэродрома Алма-Аты. В конце концов могут возмутиться живущие в Казахстане русские казаки, все Поуралье.

— А что, аргументация вполне правдоподобная.

Воротов помнил, что, как только в Казахстане начинали поднимать голову местные патриоты, кагэбисты сразу же бросали свою агентуру на области, которые прилегают к реке Урал и Каспию. То есть на регионы, где все еще жило много потомственных казаков, из тех, которых в свое время коммунисты не успели перестрелять как «врагов трудового народа».

Еще вчера местные казачьи организации действовали полулегально, а сегодня у них вдруг появились бравые усатые атаманы из бывших афганцев да воздушных десантников, а вслед за ними у казачьих организаций откуда-то, сами собой, начинали появляться деньги, офисы, газетенки и листовки…

Причем в Алма-Ате сразу же уловили, что поставлены перед выбором: если они не пригасят свои националистические амбиции, страну сразу же постигнет великий раскол. И в самом деле, казаки тут же начали угрожать автономией, референдумом и конечно же обращением за помощью к Москве, в связи с притеснениями «русскоязычных». Мало того, в казаки стали подаваться сотни и сотни вчерашних целинников и шахтеров. Так вот и зарождалось политическое пугало, которым кагэбисты нагоняли теперь страх на казахов всякий раз, когда это «соответствовало национальным интересам России». Немудрено поэтому, что лидера Новой России принимали теперь в столице суверенного Казахстана с таким радушием.

— И запомните, генерал Воротов: не менее трех часов, — вновь угрожающе напомнил Корягин. — Пусть пресса взахлеб пишет о том, насколько теплым и сердечным был прием, оказанный высокому российскому гостю. Поите его, подсовывайте секретарш, понуждайте наслаждаться жизнью под аккомпанемент «один палка два струна».

— Теперь уже основательно прояснилось, товарищ генерал армии. Сделаем все возможное.

8

Частник, вызвавшийся доставить Курбанова к пансионату с бывшим компартийным названием «Интернациональ», а нынче именуемому «Лазурным берегом», был до угрюмости мрачен и величественно несокрушим. Необычайно тучный, неуклюже гороподобный, он вел свой «москвич», обхватив руль, как соседку по даче — за талию, наваливаясь на него всей своей женоподобной грудью, и при каждом качке — упираясь кожаной кепкой в крышу салона.

— Только учти: до первого поста, — пропыхтел он, узнав, что клиенту понадобился этот затерянный посреди предгорного леса «цековский обалдуйчик».

— Как друг — до первого милиционера, — резюмировал майор.

— Тут не до шуточек, тут все по статье «уголовного». В случае чего, ты — мой знакомый, денег я с тебя не требовал, и требовать не мог. И зовут меня Лехой, Алексеем то есть. Можешь сразу же признать во мне племянника.

— Уже признал. А что, разве дорога туда намертво перекрыта постами?

— Теперь здесь все перекрыто: и «цековский обалдуйчик», и цековские дачи, не говоря уже о водной станции для цековских барыг, на которой «слуги народа» рыбалкой забавлялись. Ты, конечно, тоже забавлялся, но мне наплевать.

— Время такое: всем на все наплевать, маз-зурка при свечах. Давно они там появились, посты эти?

— Дня три назад.

— И как народ объясняет их появление?

— Впервые они обнаружились в конце января. После Вильнюса. Даже БТРы подогнали, не поленились. Слух тогда пошел, что скоро начнут хватать людей, как в тридцать седьмом. Но тогда все обошлось: дня четыре постояли заслонами и исчезли. Теперь покруче взялись. Неподалеку даже квартирует некий охранный батальон. Как думаешь, хватит коммунякам батальона, чтобы удержаться здесь, не дав при этом возможность политэмигрантам почувствовать тоску по советской власти?

— Скорее они дадут им возможность почувствовать себя политзаключенными. На десять лет без права переписки.

— А ты смышленый, — признал водитель.

Курбанов знал, что официально «Интернациональ» числился пансионатом, предназначенным для отдыха и лечения политэмигрантов и членов их семей. На самом же деле, хорошо охраняемая территория этого заведения давно превратилась в своеобразный политический отстойник, в котором пережидали самые неприятные дни своей жизни многие из тех, кто когда-то «раздувал пламя мировой революции» в странах, раздуть в которых его попросту невозможно. Или же насаждал террор в тех странах Центральной и Южной Америк, Африки, Юго-Восточной Азии, где сотворить народно-освободительные движения и левацкие террористические организации вообще-то особого труда не составляло.

Таким образом, за мощной оградой «Интернационаля» время от времени оказывались опальные принцы, изг­нанные президенты, скрывающиеся от правосудия своих стран завербованные агенты советской разведки и всякие прочие… Одни из них жили в «гостинках», другие — в пансионных корпусах или в пансионном «гостевом отеле»; третьи, тоже под вымышленными именами и по фальшивым документам, — в разбросанных по лесной территории коттеджах. Вот и все сведения, которыми Виктор Курбанов пока что способен был похвастаться.

— Похоже, что ты тоже из «наших»? — прервал Леха недолгий мысленный экскурс майора в лесное зазеркалье.

— Из «тех еще» — так будет точнее, маз-зурка при свечах. Если я верно понял, «Интернациональ» расположен где-то между поселком Южным и следующей остановкой, как ее там?..

— Озерная, — проворчал Леха. — Считай, что обалдуйчик этот цековский расположен почти посредине между Южным и Озерной, ко второй — даже на километр ближе. Правда, чтобы добраться от Озерной до въездных ворот, приходится обкуролесивать почти всю территорию, а дорога лесная.

— То есть обитатели «Интернационаля» и персонал обычно выходят из автобуса здесь, на Южном?

— Делать лишние километры и платить лишние деньги? Они что, кретины?

«Ну, называть эту красавицу кретинкой не стоит, — по справедливости решил для себя Виктор, — тем более что все становится на свои места: решив проехать лишнюю станцию, она избавилась от меня, как от попутчика. Хотя, казалось бы… приятный собеседник, и вообще неплохая пара. Получилась бы… возможно».

Проехав еще километра два по тряской дороге, словно бы умышленно петляющей по перелескам, дабы отбить охоту у всяк случайного проезжего добираться до ворот «Интернационаля», Леха вдруг резко затормозил, будто оказался над пропастью.

— А вот и они, обалдуи постовые, — выключил зажигание.

Курбанов пристально всмотрелся в лобовое стекло, однако ничего, свидетельствующего о наличии «обалдуев», почему-то не обнаружил.

— Огонек сигареты заметил, — объяснил Леха. — Сейчас появятся.

— Не в разведке, часом, служил?

— Еще и служить им, барыгам цековским?! Нет, я все больше по контрабандному делу проходил.

— И так смело говоришь об этом?

— Потому что отбоялся.

«Вот оно: когда верхи уже ни хрена не могут, а низы уже ни хрена не желают! Даже язык попридержать. Что и говорить: действительно, страна обалдуев!».

— Ладно, заболтались мы тут с тобой, Леха. Сколько от поста до ворот?

— Метров пятьсот. Уж не грабануть ли решил пансионатик этот?

— В долю просишься?

— Презираю надомников. — Они молча проследили, как по поднебесью, перерезая высотные здания, пополз луч мощного армейского прожектора и, полуослепленные, переглянулись.