Росс Лэйдлоу - Аттила, Бич Божий Страница 70

Выбранная римлянами местность лишила гуннов их любимой – и победной – тактики: захода противнику во фланги с последующим взятием его в кольцо окружения. Вынужденные сражаться с римлянами узким фронтом, они оказались поставленными в невыгодное положение: сильные свои стороны – быстроту, мобильность и огневую мощь – в противостоянии со стоявшим стеной хорошо вооруженным врагом они проявить не могли. А неуязвимая в доспехах тяжелая римская конница выкашивала гуннских всадников целыми рядами, оставляя людей умирать под копытами лошадей их же товарищей. Римские лучники, стрелявшие из безопасных задних рядов и не имевшие недостатка в стрелах и дротиках, то и дело подносимых pedites из вспомогательных обозов, предоставляли своему авангарду необходимую передышку.

Но под постоянным градом гуннских стрел римские шеренги начали мало-помалу редеть. Возможно, цели достигала лишь одна из двадцати выпущенных гуннами стрел, но столь обильным и беспрестанным был их вал, что потери римляне несли тяжелые. Едва где-то возникала малейшая брешь, как замыкающие заполняли ее людьми из задних рядов, вследствие чего римский строй опасно сократился с восьми шеренг до шести, а затем и до четырех. Чувствуя, что ситуация становится критической, Арнеглиск снял шлем и, моментально став узнаваемым благодаря длинным соломенным волосам, поскакал вдоль линии римского фронта, призывая солдат держаться до последнего. Промахнуться по столь очевидной цели гунны не могли; уже через несколько мгновений нашел свою смерть конь германца, и не успел полководец взобраться на свежего жеребца, как и его самого сразила гуннская стрела.

Ставший абсолютным командующим армией Аспар не имел никаких сомнений насчет того, к какому исходу клонится битва. Будь силы равны, римляне без труда одержали бы в сражении победу. Но, имея огромное численное превосходство, гунны продолжали выставлять на поле боя все новых и новых людей, не обращая внимания на огромные потери. Тем не менее, наблюдая за тем, как усыпанная трупами врагов теснина все более и более принимала вид, какой бывает у засеянного яровой пшеницей поля после ливневого дождя с градом, Аспар чувствовал мрачное удовлетворение. Битву гунны, возможно, и выиграют, но то будет пиррова победа. Ясно было, что, потеряв десятки тысяч отборных воинов убитыми, варвары еще не скоро придут в себя.

Ожесточенный бой шел до самых сумерек. К тому времени римский строй сжался до узкой ленточки, состоявшей всего из двух шеренг, но продолжал держать позиции. С наступлением темноты гунны отошли. Погрузив раненых на обозы, покинули поле битвы и римляне, строевым шагом ушедшие на восток. Они потеряли все numeri и большинство легионов: стобенсийскую конницу, дафнийских баллистариев, сарацинскую конницу, Первый и Второй Исаврийские легионы и многих-многих других. В живых осталась лишь малая часть войска, но дух ее остался несломленным, – восточные солдаты остановили гуннов, оставив о себе такую память, что Аттила, должно быть, хорошенько подумает, стоит ли ему вновь воевать с римской армией.

На следующий день Аттила с тяжелым сердцем осмотрел поле брани. Сам он участия в битве не принимал; он планировал, сражались другие. Потери со стороны гуннов были огромными – гораздо большими, нежели в Толозе. Находясь на грани отчаяния, Аттила спросил себя впервые в жизни, можно ли вообще победить римлян, по крайней мере – восточных. Похоже, их слишком много, они хорошо организованны, города их окружены мощными стенами. Когда во главе их встают сильные личности, у них тут же появляются новые силы и боевой настрой. Возможно, к ним вновь вернулись те качества, во многом благодаря которым Рим и стал когда-то великой державой.

Что, если его жизнь, несмотря на всю его славу и завоевания, окончится неудачей? В своих мечтах о Великой Скифии он дотянулся до звезд, но удержать их не сумел. А теперь, похоже, начинает таять, как снег весной в горах Кавказа, и непобедимость Аттилы-воина. У китайцев есть поговорка: «Тот, кто ездит на тигре, не должен слезать с него, не то тигр разорвет седока на части». Он-то сейчас как раз и ездит на тигре – своем народе. Пусть он стал стар и устал, другого пути, как продолжать вести своих людей выбранным им курсом – дорогой грабежей и убийств, – у него нет. Даже если дорога эта в конечном счете приведет к его и их краху.

– Что теперь, друг? – спросил Ареобинд у Аспара, когда с тем, что осталось от армии, они подошли к восстановленным стенам Константинополя.

– Теперь мы переждем бурю, – ответил новый магистр армии с мрачной улыбкой. Иллюзий он не питал: Аттила вряд ли простит Восточной империи ту безрассудную смелость, с которой римляне ввязались в бой с гуннами, как не забудет он и того, что в этом сражении его войско понесло значительные потери. Конечно, Восток наберет новую армию, как это сделал Рим после Канн, но на это уйдут месяцы. Они же должны быть готовы сдержать новый натиск Бича Божьего уже в самом ближайшем времени.

Побитые, но гордые остатки огромной армии, покинувшей Маркианополь всего две недели назад, вошли в столицу через Адрианопольские ворота и были встречены высыпавшей на улицы города громадной людской толпой, приветствовавшей их как героев: весть об их противостоянии Аттиле уже достигла Константинополя. Проницательные и непокорные, горожане знали, чем они были обязаны этим людям и их командирам. Пусть император пережидал национальный кризис в своем дворце, а его главный советник Хрисафий думал лишь о личной выгоде, – с людьми калибра Аспара, Анатолия и Константина кораблю государства не страшны были ни подводные рифы, ни опасные течения.

Той ночью Аспар видел сон: по Мезе, вдоль которой рядами стоят облаченные в траур жители Константинополя, мимо пяти огромных форумов, мимо ипподрома и большой площади Августеума, движется, по направлению к храму Святой Мудрости, похоронная процессия; открытый гроб стоит на мраморном катафалке, снабженном табличкой « Theodosius ».

Проснувшись, он долго не мог прийти в себя. Видение было столь реальным, столь живым, что походило скорее на воспоминание, чем на сон. Аспар пытался выбросить его из головы, но оно возвращалось снова и снова. Что это было – знамение ли, предупреждение? Аспара вдруг бросило в озноб: он увидел третью возможность. Увещевание? Мозг его отказывался принять эту мысль. Он не изменник; на протяжении всей своей жизни он был верным слугой императора и продолжит таковым оставаться и далее. Но часть его мозга – часть Кассия, иронично подумал Аспар, – казалось, спрашивала: «Но если император недостоин престола, не следует ли выказать верность империи?». Так и начался в его голове диалог между «Брутом» и «Кассием»: Кассий утверждал, что устранение нынешнего императора приведет к процветанию государства; аргументы же Брута зиждились на том, что всеми своими прошлыми бедами Римская империя «обязана» тщеславным полководцам, пробиравшимся к трону через реки крови.

Со временем, после продолжительных ментальных дебатов, Аспару открылась чистая правда. Пока жив Феодосий, Восточная империя не перестанет платить дань гуннам – постыдное унижение, которому не станет себя подвергать ни одно уважающее себя государство, особенно если государство это является преемником величайшей цивилизации за все годы существования мира, а подать вымогает племя невежественных варваров. А Феодосию нет еще и пятидесяти; он может прожить еще двадцать, даже тридцать лет. Но если он, Аспар, ускорит смерть Феодосия и сам заявит права на императорский пурпур, его осудят как очередного обагрившего себя кровью узурпатора, арианина и варвара в придачу, мотивированного эгоистичными стремлениями – так недалеко и до гражданской войны. Нет, престол должен отойти к человеку прославленному, с незапятнанной репутацией; к человеку, с чьей кандидатурой будут согласны сенат и консистория; к человеку, чьи поступки никем не будут рассматриваться исключительно с позиций его собственных амбиций; к человеку безупречно честному, храброму и принципиальному. Возможно ли, что есть люди, обладающие подобным набором добродетелей? Да, и с одним из них Аспар знаком лично. «Сегодня же с ним свяжусь», – решил полководец.

Кассий одержал победу над Брутом.

Глава 39

Мы остановились немного выше реки на чистом месте, так как весь берег был покрыт костями убитых на войне.

Приск Панийский. Византийская история. После 472 г.

– «После битвы на реке Ут, в которой гунны хоть и победили, но понесли серьезные потери, Аттила появился перед стенами Константинополя. Здесь он задерживаться не стал; очевидно, завидев эти огромные и неприступные укрепления, он убедился, что осада столицы станет лишь напрасной тратой времени. Вместо этого Бич Божий обрушил всю свою языческую ярость на диоцезы Фракии и Македонии, круша – без сопротивления и без пощады – все на своем пути, от Геллеспонта до Фермопильского перевала. Наиболее хорошо защищенные города, вроде Гераклеи и Адрианополя, устояли, но семьдесят других были полностью разрушены: Маркианополь, Фессалоники, Диррахий…». – Тит оторвал глаза от только что доставленного курьером из императорского нотариата в Константинополе письма, которое он вслух зачитывал Аэцию. Они находились во временном штабе полководца, разбитом во дворце архиепископа в Лугдуне, в Лугдунской провинции Галлии. – Я опущу оставшиеся шестьдесят семь, хорошо, господин?