Виктория Холт - Исповедь королевы Страница 71

— Пожалуйста, сделай одолжение!

— Когда мсье Бёмер приехал пообедать с моим свекром, я подумала, что представилась наконец прекрасная возможность передать ему ваши слова. Мадам, я не могу описать вам его изумление. Он, заикаясь, пробормотал, что написал вам письмо, но не получил ответа. Я поняла, что это было то самое письмо, которое принесли вам вместе с подарком короля для мсье Ангулемского. Я сказала ему, что видела это письмо и что оно показалось мне не совсем понятным. Он ответил, что полагает, что оно могло быть непонятным для меня, но что королева должна была понять его. Приехали другие гости. Моей обязанностью было помочь принять их, поэтому я попыталась закончить наш разговор. Но мсье Бёмер спросил, не позволю ли я ему поговорить со мной позже. Он вел себя так странно, что я предложила выбрать подходящий момент и прогуляться с ним по саду, чтобы он смог рассказать мне все, что захочет.

— Этот человек совершенно безумен, я уверена в этом.

— Мадам, это такая необычная история! Но он клянется, что это правда!

— Умоляю, продолжай!

— Он сказал мне: «Королева должна мне большую сумму денег».

— Я уверена, что это неправда. Его счета были оплачены.

— Мадам, он продолжал: «Королева купила мое бриллиантовое ожерелье».

— О, нет! Опять о нем! Ведь оно принадлежит турецкому султану!

— Он сказал, что это не так, мадам. Это всего лишь сказка, которую его попросили распространить. Я выразила сомнение по поводу того, что не приснилось ли это все ему, сказав: «Королева уже давно решительно дала вам понять, что не будет покупать у вас это ожерелье. Я знаю, что его величество предлагал купить его для нее, но она все-таки отказалась». Он ответил: «Она передумала».

— О, Кампан, что означает вся эта чепуха?

— Я не знаю, мадам, но Бёмер рассказал очень странную историю. Он уверял меня, что вы купили это ожерелье. Я ответила, что этого не может быть. Я никогда не видела его среди ваших драгоценностей. Бёмер сказал, что, как ему говорили, вы должны были надеть ожерелье на Троицын день. Он был очень удивлен, что вы не сделали этого.

— Дорогая моя Кампан, все это — полнейшая чепуха. Говорю тебе, Бёмер сошел с ума!

— Да, мадам, но он говорил так искренне! Он казался таким благоразумным и таким уверенным в своих словах! Я спросила его, когда же именно вы сообщили ему, что передумали и решили купить ожерелье. Ведь я знала, что вы не хотели встречаться с ним и не видел его в течение долгого времени. Тогда он сказал мне одну странную вещь, мадам. Он сказал, что вместо вас это сделал кардинал Роган.

— Кардинал Роган?! Тогда он совсем, совсем сумасшедший! Ведь я терпеть не могу кардинала Рогана. Я ни разу не разговаривала с ним в течение восьми лет.

— Я сказала об этом Бёмеру, мадам. Но он ответил, что ваше величество лишь делает вид, что вы в плохих отношениях с Роганом, а на самом деле вы очень близкие друзья.

— О, это становится все более безумным!

— Ах, и мне так показалось, мадам! Я сказала об этом Бёмеру, но он так настаивал на том, что говорит чистую правду! И в самом деле, мадам, если он действительно сумасшедший, он очень хорошо притворяется здоровым. У него на все есть ответ. Он сказал, что приказы вашего величества передавались ему в письмах, что на этих письмах была подпись вашего величества и что ему пришлось использовать эти письма, чтобы удовлетворить своих кредиторов. По его словам, ожерелье было куплено в рассрочку, и он уже получил тридцать тысяч франков, которые ваше величество отдали кардиналу, чтобы он передал их ему, Бёмеру, после вручения ожерелья.

— Ничего не понимаю! — закричала я.

Однако все это уже не походило на шутку. Произошло нечто весьма таинственное.

— Думаю, что Бёмер стал жертвой крупного мошенничества. Мы должны докопаться до самой его сути. Я немедленно пошлю за ним! — сказала я.

Я отправила в Париж посыльного и приказала ювелиру безотлагательно явиться в Трианон.

— Мсье Бёмер, — начала я, — мне хотелось бы знать, на каком основании вы ожидаете, что я буду выслушивать ваши безумные утверждения о том, будто вы продали мне ожерелье, которое я неоднократно отказывалась покупать?

— Мадам, — ответил он, — я вынужден пойти на эти неприятные меры, потому что должен расплатиться со своими кредиторами.

— Но я не понимаю, какое отношению ваши кредиторы имеют ко мне.

— Мадам, — ответил он в величайшем отчаянии, — теперь уже слишком поздно притворяться. Если вы, ваше величество, не будете так добры признать, что ожерелье у вас, и не заплатите мне определенную сумму, меня объявят банкротом, и причина моего банкротства станет известна всем.

— Вы говорите загадками, мсье. Я ничего не знаю об этом ожерелье.

Бёмер чуть не плакал.

— Мадам, — сказал он, — простите меня, но я должен получить свои деньги.

— Говорю вам, что ничего вам не должна. Я не покупала вашего ожерелья. Вы же знаете, что я уже давно не видела его — ни его, ни вас!

— Мадам, но кардинал Роган выплатил мне первый взнос, когда я вручил ему ожерелье. Я должен получить деньги, которые вы мне должны…

Я больше не могла видеть этого человека.

Я сказала:

— Это какое-то мошенничество. Все нужно проверить. А теперь идите, мсье Бёмер, и я обещаю вам, что немедленно займусь этим делом.

Он ушел, а я направилась в свою спальню и больше не выходила оттуда. Я дрожала от страха. Со мной произошло нечто весьма странное, и в центре случившегося стоял этот зловещий человек — кардинал Роган.

Конечно, это было мошенничество, и человек, обманувший Бёмера, был негодяем, потому что приобрел бриллиантовое ожерелье, сделав вид, будто его купила королева.

Я много слышала о кардинале еще с того дня, когда он совершил богослужение в Страсбурге во время моего первого приезда во Францию. Моя матушка постоянно писала мне о нем — тогда он исполнял обязанности французского посла в Австрии. Она настаивала, чтобы Мерси сделал все, что в его силах, чтобы его отозвали.

«Все наши молодые и неискушенные женщины очарованы им, — писала она. — Его речь крайне неприлична, а такой порок недопустим при его высоком положении священника и министра. Он демонстративно использует непристойные выражения, даже не задумываясь при этом о том, в какой компании находится. Его свита следует его примеру. У них нет ни достоинства, ни морали». Ни я, ни Мерси не имели достаточно власти, чтобы отозвать его из Вены, но, когда мой муж стал королем, все изменилось. Матушка написала, что ей приятно видеть, что «этому ужасному и позорному посольству» пришел конец. В своих письмах она предупреждала меня, что я должна быть осторожней с этим человеком, не поддаваться его очарованию, ведь он искусный льстец и может быть очень милым. Я воспринимала его как нечто вроде людоеда и отказывалась принимать его. Мои чувства по отношению к нему отнюдь не смягчились, когда я узнала, что он написал письмо герцогу Эгийонскому о моей матушке и что мадам Дюбарри прочитала его вслух в одном из своих салонов.

В этом письме он писал:

«Мария Терезия оплакивает несчастье угнетенной Польши. Однако она — мастерица скрывать свои мысли и, кажется, обладает способностью самопроизвольно вызывать слезы на своих глазах. В одной руке она держит платок, чтобы вытирать слезы, а в другой — меч, чтобы войти в долю и стать третьей участницей раздела».

Это письмо пришло как раз в то время, когда я еще осложнила положение, отказываясь поговорить с мадам Дюбарри. Моя матушка, принимавшая строгие меры в отношении проституток в Вене, в то же время настаивала, чтобы я своим отказом разговаривать с мадам Дюбарри не обостряла взаимоотношения между Францией и Австрией.

Я не выносила этого человека и отказывалась разговаривать с ним. Полагаю, что его желание во что бы то ни стало найти способ завоевать мою благосклонность стало у него навязчивой идеей. Чем больше я игнорировала его, тем больше он старался добиться моего расположения. Но я была решительно настроена на то, чтобы отказывать ему в этом. Все же в одном деле он одержал надо мной верх. Я была против того, чтобы он получил пост Главного раздающего милостыню Франции. Я почувствовала досаду, когда узнала, что именно он крестил моих малышей. Но что я могла поделать, если он занимал этот высокий пост?

Мадам де Марсан, кузина кардинала Рогана, попросила моего мужа дать ему этот пост, но уведомив об этом меня, и Луи, который любил делать людям приятное, пообещал, что кардинал этот пост получит. Когда я узнала обо всем, то сначала решила не допустить этого, тем более что Мерси и моя матушка тоже были против. Я сказала Луи, что он не должен позволять, чтобы человек, оскорбивший мою матушку, получил пост Главного раздающего милостыню Франции. Муж ответил, что он, к несчастью, уже пообещал мадам де Марсан и не видит возможности взять свое обещание назад.