Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 73

– И от нее нет никакого лекарства?

– Есть. Оратес нашел его.

– Что же это за лекарство?

– Смерть.

– Ты хороший слушатель, о сын Аррия.

Так в разговорах они провели еще несколько часов. Сходя на берег, девушка сказала:

– Завтра мы собираемся в город.

– Но вы будете на играх? – спросил он.

– О да.

– Я пришлю тебе мои цвета.

На этом они расстались.

Глава 4

Мессала настороже

Илдерим возвратился в свое становище около трех часов на следующий день. Когда он спускался из седла на землю, к нему подошел человек – Илдерим вспомнил, что когда-то видел его в своем собственном племени, – и произнес:

– О шейх, меня попросили передать тебе этот пакет с просьбой сразу прочитать его. Если ты захочешь послать ответ, я всецело в твоем распоряжении.

Илдерим тут же принялся изучать пакет. Печать на нем уже была сломана. Сверху красовалась надпись «Валерию Грату в Цезарее».

– Да возьмет его Абаддон! – пробурчал шейх, обнаружив, что письмо написано на латыни.

Если бы послание было на греческом или арабском языке, он тут же прочитал бы его; а так он смог разобрать только подпись, сделанную печатными латинскими буквами, – МЕССАЛА, – которая тут же привлекла его внимание.

– Где сейчас молодой еврей? – спросил он у слуги.

– В поле, занимается с лошадьми, – ответил тот.

Шейх вложил папирус в пакет и, спрятав за пазуху, снова поднялся в седло. В этот момент к шатру приблизился незнакомец, прибывший, по всей видимости, из города.

– Я ищу шейха Илдерима, именуемого также Щедрым, – произнес он.

Его язык и облик выдавали в нем римлянина.

Хотя араб не умел читать на латыни, но говорить на ней он мог, поэтому он с достоинством произнес:

– Я шейх Илдерим.

Прибывший потупил взор и с притворным смирением произнес:

– Я слышал, что тебе нужен возница для гонок.

Губы Илдерима под седыми усами презрительно скривились.

– Ступай своей дорогой, – ответил он. – У меня уже есть возница.

Он было повернул коня, готовясь ускакать, но прибывший просительно произнес:

– О шейх, я так люблю лошадей, а твои, как мне сказали, самые красивые в мире.

Старый араб был тронут; он натянул поводья, словно колеблясь, и после секундной паузы ответил:

– Не сегодня, только не сегодня; как-нибудь в другой раз я тебе их обязательно покажу. Сейчас я очень занят.

Дав шпоры коню, он направил его в поле. Незнакомец же, улыбаясь, пустился в обратный путь. Он выполнил свою миссию.

Так несколько дней до открытия игр в становище шейха в Пальмовом саду появлялись незнакомцы порой даже по двое и трое в день, – заявляя, что они хотят получить место возницы.

Таким образом Мессала следил за Бен-Гуром.

Глава 5

Илдерим и Бен-Гур предаются размышлениям

Шейх ждал, весьма удовлетворенный, пока Бен-Гур уведет своих лошадей с утренней тренировки. Весьма же удовлетворен он был потому, что видел их бег во весь опор: нельзя было сказать, какая из лошадей самая быстрая, а какая – самая медленная; короче говоря, вся четверка шла как один.

– Сегодня после обеда, о шейх, я верну тебе Сириуса, – сказал Бен-Гур, потрепав красавца вороного по шее. – Я возвращаю его и ставлю вместо него колесницу.

– Уже? – удивленно переспросил Илдерим.

– С такими лошадьми вполне хватит и одного дня. Они не пугливы, сообразительны, совсем как люди, и любят заниматься. Вот этот, – и он указал на самого молодого коня из четверки, – тот, которого ты зовешь Альдебараном, – самый быстрый, в одном заезде на стадий[93] он обойдет всех остальных минимум на три корпуса.

Илдерим разгладил бороду и с хитрецой во взгляде спросил:

– Альдебаран самый быстрый, но кто из них самый медленный?

– Вот этот. – И Бен-Гур указал на Антареса. – Да, он самый медленный, но он одержит победу, о шейх, потому что может бежать весь день – целый день от зари до зари; так что, когда солнце зайдет, он догонит самого быстрого.

– Опять-таки правильно, – кивнул головой Илдерим.

– Я боюсь только одного, о шейх.

Шейх тут же посерьезнел.

– В своей жажде триумфа римлянин способен на самые грязные уловки. Во время игр – заметь, любых игр – римляне неистощимы на всякие трюки; а уж на гонках колесниц их жульничество не имеет пределов, они идут на все – и могут проделать что угодно с лошадьми, их хозяевами или возницами. Поэтому, шейх, как следует присматривай за всем, чем ты обладаешь; с этого момента и до окончания гонок не позволяй незнакомцам глазеть на твоих лошадей. А чтобы быть в совершенной безопасности, пойди на большее – установи вооруженную охрану, которая должна будет день и ночь охранять их. Тогда я уже ничего не буду бояться.

У входа в шатер они спешились.

– Я обязательно приму меры, о которых ты сказал. Клянусь славой Господней, ни одна рука не коснется моих лошадей, кроме рук моих близких. Сегодня же вечером их начнут охранять. Но, сын Аррия, – и с этими словами Илдерим достал из-за пазухи пакет и медленно открыл его, опускаясь между тем на оттоманку, – взгляни сюда и помоги мне разобраться с этой чертовой латынью.

И он протянул послание Бен-Гуру.

– Вот, прочитай – и прочитай вслух, памятуя, что латынь – язык твоих отцов. Для меня же этот язык – сущее наказание.

Бен-Гур был в хорошем настроении и начал читать совершенно беззаботно. Но уже первые слова «Мессала – Грату» заставили его запнуться, нехорошее предчувствие сжало его сердце. Илдерим заметил его волнение.

– Ну что же ты, я жду.

Бен-Гур поспешил извиниться и стал переводить послание, которое оказалось одним из писем, с такими предосторожностями отправленных Мессалой Грату на следующее утро после пирушки во дворце.

Первые строки письма были интересны лишь как свидетельство того, что его автор не избавился от своей привычки насмешничать надо всем и вся; но, когда Бен-Гур стал передавать ту часть письма, которая должна была оживить память Грата, голос его задрожал, и он снова был вынужден прерваться, чтобы успокоиться. Сделав над собой видимое усилие, он возобновил чтение.

– «Я позволю себе далее припомнить, – читал он, – что, когда ты принимал меры в отношении семьи Бен-Гура, – здесь молодой человек был вынужден снова остановиться и сделать глубокий вдох, – мы оба разработали план, который представлялся нам наиболее эффективным для осуществления преследуемых нами целей, поскольку обеспечивал молчание и вел к неизбежной, но естественной смерти».

Голос Бен-Гура прервался. Лист папируса выпал из его рук, он закрыл ладонями лицо.

– Они мертвы – все мертвы. В живых остался один только я.

Шейх некоторое время молчал, сочувствуя горю юноши. Затем он поднялся и произнес:

– Сын Аррия, мне следует попросить у тебя прощения. Прочитай это послание наедине. Когда же ты обретешь силы пересказать его мне, дай знать, и я вернусь.

С этими словами он вышел из шатра. Это был один из лучших поступков в его жизни.

Бен-Гур бросился на оттоманку и дал волю своим чувствам. Когда они несколько успокоились, он сообразил, что часть письма осталась непрочитанной, и, подняв папирус с земли, продолжил чтение. «Ты, безусловно, припомнишь, – гласило далее послание, – «что ты повелел сделать с матерью и сестрой злоумышленника; и, если бы я ныне все-таки пожелал узнать, живы ли они или мертвы…» На этих словах Бен-Гур остановился, перечитал их снова и снова и затем воскликнул:

– Он не знает, мертвы ли они; он этого не знает! Будь же благословенно имя Господа! Надежда еще не потеряна!

Он снова перечитал предложение и, подкрепленный надеждой, дочитал письмо до конца.

– Они не мертвы, – произнес он после некоторого раздумья. – Они не мертвы, иначе бы он знал об этом.

Вновь перечитав письмо с начала до конца, на этот раз куда более внимательно, он еще больше укрепился в этом мнении. Тогда он послал за шейхом.

– Когда я впервые вошел в твой гостеприимный шатер, о шейх, – уже совершенно успокоившись, сказал он, – у меня не было намерения рассказывать о себе что-либо, разве только убедить тебя в том, что у меня достаточно опыта, чтобы ты мог доверить мне своих лошадей. Я не хотел поведать тебе свою историю. Но воля судьбы, которая послала мне в руки это письмо и дала возможность прочитать его, столь необычна, что я чувствую себя обязанным довериться тебе до конца. Более всего меня убеждает в этом то, что нам обоим, как оказалось, угрожает один и тот же враг, против которого нам лучше выступать заодно. Я прочту тебе письмо со своими пояснениями, и тебе станет понятно, почему оно произвело на меня такое сильное впечатление. Если ты счел мое поведение недостойным мужчины, то сможешь понять и простить меня.

Шейх внимательно слушал Бен-Гура, который принялся переводить ему каждый абзац письма, особо выделив при этом строки: «Я встретил вчера иудея в роще Дафны, и даже если он сейчас и не там, то, несомненно, в ближайших окрестностях, что облегчает мою задачу – не упускать его из виду. Если бы ты спросил меня, где он обретается в настоящий момент, я ответил бы тебе с совершенной уверенностью, что его сейчас можно найти в Пальмовом саду».