Андрей Зайцев - Драккары Одина Страница 74

— Может, оно и к лучшему, — пробормотал князь, за­думавшись. — Быть просто разбойником — низко, если нет более высокой цели.

— Какой же? — Олаф с любопытством глянул на него.

— Скажем, завоевать чужую землю и сделать из нее про­цветающее королевство. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Немного.

— Ты хорошо знаешь морское ремесло?

— Я еще слишком молод, — уклончиво ответил Олаф.

— Твоя скромность похвальна. Но молодость не оставляет следа, она имеет свойство исчезать.

Князь бросил красноречивый взгляд на стену с оружием. Время шло, однако норманн пока не проявлял желания вос­пользоваться им.

— Тебе знаком язык рун?

— Немного.

— Почему ты — викинг, воин — носишь амулет богини, не имеющей отношения к битвам? — спросил князь. — Я знаю, есть богиня Фрейя. Она, как и Один, появляется на поле битвы. Если бы ты поклонялся ей...

Олаф сообразил, куда ведет князь. Большинство викингов носили амулеты в виде маленького топора, как бы похожего на топор Тора — Мьеллнир или в виде маленькой лодки — аму­лет морского бога Ньерда из Страны Ванов... Были и другие амулеты. Но амулет древней и загадочной Нертус, подаренный ему когда-то Хельгой, выделял Олафа из толпы, делал не по­хожим ни на кого.

«Что бы сказал князь, если бы узнал, что я родом из Гардарики?» — подумалось Олафу.

— Этот амулет мне подарил один человек, когда я был на волосок от гибели.

— Он спас тебя от смерти? — возбужденно проговорил Людовит, заинтригованный его словами, так как испытывал тягу ко всему необычному. Кто знает, может быть, он был более близок к погибшему брату, чем предполагал?

Ему не хотелось во всем доверяться Калебу, но советник очень редко ошибался. Эта зависимость и бесила князя. У него иногда возникало сильное желание овладеть секретами Калеба и уничтожить его. Но пока советник был ему нужен.

Что-то в этом есть. Несомненно есть!

— А скажи, князь, ты видел знаки на стенах в башне? — неожиданно спросил норманн.

— Да, видел, — удивился венедский правитель. — Что тебя интересует?

— Что там написано?

Людовит раздумывал недолго. Этот северянин... Может статься, он именно тот, кто ему нужен. Но это дело времени.

— Это древний язык, — пояснил венед. — Один из ученых советников моего отца сказал как-то, что там записано: «Можно быть маленьким в больших деяниях и большим — в малых».

—   Это похоже на то, что говорил Эгиль.

—   Эгиль? — нахмурился князь — Кто это?

—   Старик, которому подвластно время.

— Подвластно время? — рассмеялся Людовит — Это чушь. Время не подвластно никому!

— Но именно он сказал, что сын Мундильфари покроется кровью, — сказал Олаф — А ведь это было не так давно...

— Сын Мундильфари? — припомнил Людовит. — То есть, по-вашему, луна?

— Если бы Рагнар доверял Эгилю, мы бы никогда не оказались здесь.

— А вот тут ты неправ, норманн, — серьезно заметил Лю­довит. — Ты же веришь в судьбу? Ваша судьба была попасть на эту землю.

— Что ж. Может, и так.

Людовит ждал, ждал действий викинга. Но тот словно не замечал ни близости оружия, ни того, что они остались одни... Был момент, о котором Олаф долго вспоминал потом в одиночестве, борясь с искушением. И не прогадал. Уже уходя, когда за ним пришли люди князя, он увидел в глазах Людовита сожаление. И так оно и было на самом деле. Ведь за шкурой медведя действительно находилась потайная дверь, за которой наготове сидели два дружинника с обнаженными мечами. Пожалуй, Олаф даже не успел бы зарубить Людовита при всей своей сноровке.

Князь выпустил бы прятавшихся телохранителей, и викин­гу пришлось бы вступить с ними в бой, исход которого был непредсказуем. А там подоспели бы и остальные.

После разговора с Людовитом, Олаф заметил, что наблюде­ние за ним ослабло. Приставленные сторожа выполняли свои обязанности без особого рвения.

Олафу не разрешалось только выходить за стены замка, а в остальном он стал чувствовать себя довольно свободно. Однако он сознавал, что расслабляться не стоит. На глаза порой попадался псарь, провожавший его недобрым взглядом. Если бы норманн встретился ему в укромном месте...

А Ульберт куда-то пропал. И вскоре Олаф узнал, что князь отправился на несколько дней в Мекленбург.

Как-то утром Олаф стоял у зарешеченного окна и смотрел, как дождь заливает землю в том самом огороженном бревенча­тым забором дворике, где несколько дней назад медведь задрал Гуннара. Олафу ясно представилась вся картина: огромный медведь, одуревший от запаха крови и боли, причиненной ему, и Гуннар, сильный мужественный Гуннар, спасшийся после разрушительного шторма у Шетландских островов, когда море поглотило несколько драккаров, выживший после битвы в Йорке, когда англосаксы уничтожили почти всех его товарищей. Гуннар, который...

Теперь все в прошлом. Где они сейчас? Хафтур, Виглиф? Вальхалла, Вингольв, чертоги Одина... Неужели все они там? Огромная толпа мертвецов, которая пирует и готовится к по­следней битве. А Гуннар, оставшийся без меча, мог оказаться у Хель. Дождь, ливший за окном в чужой земле, где многоглавые боги, скрывающиеся в лесах, ждут свои жертвы... Олаф сжал кулаки. Он должен отомстить, должен!

Людовит, этот коварный иноземный ярл, он что-то задумал, но что? Сейчас Олаф пожалел, что не воспользовался пред­ставившимся ему моментом и не попробовал убить князя.

Внезапно он услышал тихие шаги за спиной. Ну вот, при­шли и за ним! Резко повернулся, ожидая нападения. Но вместо вооруженных мужчин увидел девушку, которую часто видел здесь раньше. Она была служанкой у Ягмиры. Приблизившись, девушка что-то быстро сказала, взяв его за руку.

— Чего тебе? — отмахнулся Олаф, подозрительно уста­вившись на венедку.

— Там, там, — она показывала рукой куда-то в противо­положную часть замка.

Олаф, уже понимавший кое-какие слова по-здешнему, по­нял, что ему надо идти с ней. Куда?

— Не бойся, — бормотала девушка, глядя на него своими серыми глазами.

В конце концов юноша решил, что спрятаться от смерти, в каком бы виде она не пришла, ему все равно не удастся и пошел за служанкой, стараясь держаться чуть сзади. Долго блуждая по коридорам, девушка ввела его в какой-то малень­кий проход, пройдя через который они оказались у большой массивной двери, которая была чуть приоткрыта.

Олаф вопросительно посмотрел на свою провожатую, а та, тихо засмеявшись, открыла дверь и втолкнула его внутрь. Олаф, почуяв западню, хотел ударить девушку, но вдруг женский голос, прозвучавший за спиной, заставил отказаться от этого намерения. Он, повернувшись, разглядел в комнате с низким потолком фигуру женщины, которая манила его к себе. Сделав пару шагов, юноша остолбенел от неожиданности. В женщине он узнал... Ягмиру! Она стояла, набросив на плечи длинный плащ, спадавший почти до самых щиколоток. При­ложив палец к губам, Ягмира подошла к нему, положила руки на плечи. Олаф замер, не в силах что-либо возразить. Все это было так неожиданно!

— Норманн... — страстно шептала Ягмира, и ее глаза, устрем­ленные на него, будто затягивали в себя. У Олафа возникло ощу­щение, что он стоит перед пропастью, опасной, глубокой пропастью. И вот-вот сорвется вниз с головой. — Я тебе нравлюсь?

Она бормотала, охваченная лихорадкой любви, он почти ничего не понимал, но догадывался, о чем идет речь. Для того чтобы понять страсть, совсем не нужно быть мудрецом и знать семь языков.

— Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь или твоя богиня Нертус запрещает тебе любить?

Услышав имя Нертус, Олаф напрягся, инстинктивно кос­нувшись амулета рукой. Ягмира прижалась к нему, увлекая на ложе, которое он заметил за ее спиной. Слепым, неловким движением он обхватил ее, почувствовав, что под плащом на ней ничего больше нет. Обнаженное горячее тело задрожало в его руках, и он сам, как в бреду, ничего не мог с собой по­делать, чувствуя неудержимый призыв страсти, первобытный зов плоти... У него до Ягмиры никого не было.

— Норманн, возьми меня! — Ее губы обжигающе коснулись его губ, и Олаф, словно обреченный, крепко сжал ее, оторвав от пола.

— Норманн, безумный норманн!.. — продолжала она вскри­кивать в исступлении.

И Олаф больше ничего не помнил...

Ночью, забывшись тревожным сном, Олаф попал в некую далекую страну, где стояли каменные дома во много раз выше человеческого роста. Он бродил среди многоязыкой пестрой толпы, удивляясь всему, а жители этой земли приглашали чужеземца в свои дома. Он входил и с ужасом видел, как за столом собирались полулюди-полузвери с головами лошадей, коз, коров. Они пригласили его сесть за стол и отведать их пищи. Ему подали чашку, и он взял ее, чувствуя непомерную тяжесть в руках.