Сергей Мосияш - Салтыков. Семи царей слуга Страница 77

Едва она объявилась в столице, императрица, захватив с собой наследника и нескольких слуг, уехала в одну из деревень. Но там не прожила и месяца, услышав, что оспа появилась где-то рядом, помчалась в другое место. Так и бегала от нее почти полгода.

Министров, приезжавших к ней с докладами, не допускала до себя.

— Говорите от порога, пожалуйста, — просила она. — Ко мне не приближайтесь.

— Но, ваше величество, тут надо подписать бумаги.

— Передайте Шилингу их, пусть окурит их или опустит в уксус. Он знает, что надо делать. Тогда я и подпишу.

Догадываясь, сколь постыдно выглядит ее поведение со стороны, она и не думала оправдываться:

— Да, я трусиха. Я боюсь оспы хуже, чем турка, и к тому же за сына страшно.

Когда к осени оспа поутихла, императрица вернулась в столицу и призвала своих медиков для совета.

— Неужто нет лекарств против нее? — допытывалась она у них.

— Нет, ваше величество, — виновато разводил руки Шилинг, словно это была его вина.

— А в Англии, сказывают, уже есть.

— То не лекарство, ваше величество, то прививки, — сказал Круз, — чтобы оспа не приставала к человеку.

— И кто ж тот волшебник, который умеет это делать?

— Доктор Димсдаль.

— Я хочу, чтобы он приехал к нам. Отправляйтесь, Круз, в Англию и без него не возвращайтесь.

— Но, — смутился Круз, — каковы условия, на которые я могу звать его сюда?

— Самые высокие. Здесь он у меня будет зарабатывать вдвое-втрое более, чем у себя на родине. А если все пройдет удачно, помимо высокой платы он будет пожалован в бароны. Езжайте, Круз, везите его.

Так придворный медик Круз отплыл в Англию по велению ее величества за знаменитым доктором Димсдалем.

В одном из писем своему новому союзнику Фридриху II Екатерина сообщила о докторе Димсдале и просила короля посоветовать: делать ей прививку или нет?

Фридрих ответил быстро и решительно: «…Ни в коем случае, ваше величество, не подвергайте себя этой опасности. Мы, спасаясь от этой заразы, стараемся не соприкасаться с больными, а эти доктора-шулера берут от больного гной и заражают им здорового человека. Судите сами, чем это может кончиться. Заклинаю вас, гоните их со двора. Мне будет весьма прискорбно потерять вас».

Читая подобные письма от монарха умного и образованного, Екатерина невольно начинала колебаться: «Может, я действительно зря послала за доктором Димсдалем? Удалось же в это лето убежать от нее. А теперь неведомо, когда она еще явится».

Однако, вспоминая лицо одной из своих служанок, переболевшей ранее оспой, все избитое рябинками, Екатерина невольно начинала вглядываться в зеркало. Лицо ее, румяное, гладкое, почти бархатистое — и вдруг на нем явятся эти самые ямочки. Бр-р-р! Подумать страшно.

Она ведь не только императрица, но и женщина, отсюда и естественное стремление к красоте, к любви. Быть желанной, а не противной для возлюбленного — верх мечтаний любой женщины, будь она судомойкой или королевой.

И когда появился доктор Димсдаль со своим коричневым баульчиком, императрица приняла его в своем кабинете в Царском Селе и первое, чем поинтересовалась, успехами его в борьбе с оспой. Англичанин, предупрежденный Крузом о мнительности царственной пациентки, начал с отчета:

— Я уже привил, ваше величество, шесть тысяч человек. Из них умер только один трехлетний мальчик, да и то не от оспы. Его просто застудили после прививки. Остальные все здоровы, и им не страшна теперь никакая оспа.

— Но как это делается, пожалуйста, расскажите?

— Все просто, ваше величество. Я беру материал от выздоравливающего больного, лучше от ребенка, затем делаю у прививаемого надрез на руке выше локтя и этим материалом заражаю его.

— И он заболевает?

— Да, ваше величество, заболевает в легкой форме. Иногда и не замечает этой болезни. Там, где я сделал надрезы, могут образоваться коросточки, которые вскоре отсыхают, а в этом месте остается нечто вроде родимых пятнышек. И все.

— И все?

— Да. Вот пожалуйста. — Димсдаль засучил высоко левый рукав сорочки. — Вот взгляните, ваше величество, все, что остается от прививки.

— Вы сами привили себе? — удивилась императрица.

— В первую очередь, ваше величество. Только проверив на себе, я имел моральное право применять на других.

— Но все-таки как вы объясняете себе это, господин доктор? Отчего зараженные оспой выздоравливают? Ведь это же страшная болезнь.

— Да, ваше величество, вы совершенно правы. Но как бы вам объяснить попонятнее… — Димсдаль задумался. — Я ведь беру материал у выздоравливающего, и притом от ребенка. Да. Вот. Представьте себе, ваше величество, взрослого медведя и медвежонка — этакую плюшевую игрушку. Взрослого медведя не то что погладить, а и приблизиться к нему страшно, он может попросту растерзать вас.

А медвежонка бери на руки, играй с ним. Он практически не опасен. Так примерно и здесь происходит: материал, взятый от выздоравливающего ребенка, заразителен, но не опасен.

— Вы меня убедили, господин Димсдаль, — сказала императрица. — И я решилась первой подвергнуться прививке, дабы показать пример моим верноподданным, путь к спасению от этой смертельной болезни.

— Ваше величество, — воскликнул доктор, — я восхищен вами, вашим умом и решительностью!

— Ах, друг мой, не льстите. Я трусиха, но делаю сие ради пользы отечеству.

— Но я действительно восхищен вами, ваше величество. Вы подаете пример не только своим подданным, но и всем монархам Европы. Даже наш король Георг III до сих пор не решается на прививку.

— И не говорите, Димсдаль, — засмеялась Екатерина. — Есть монархи и похрабрее вашего короля, а прививки боятся, как черт ладана.

Шилинг очень скоро отыскал выздоравливающего ребенка семи лет, Александра Маркока, от него и был взят «материал» для прививки императрице.

Когда Димсдаль, протерев спиртом ей руку, нанес ланцетом несколько царапин, она не удержалась:

— И только-то?

— И только, ваше величество, — улыбнулся доктор. — Зато теперь вам будет не страшна эта грозная оспа. Желательно, чтоб вы день-другой полежали в постели.

— Увы, доктор, у меня днем для этого вряд ли сыщется время. Меня ждут люди и дела в столице. Впрочем, и вам друг мой, придется потрудиться.

— Я готов, ваше величество.

Следом за императрицей прививки были сделаны ее сыну, великому князю Павлу Петровичу, а также всем приближенным. Более того, было объявлено о прививках против оспы всем желающим, а дабы вдохновить подданных, сообщалось, что сие сделано ее величеством и великим князем.

Так что Димсдалю пришлось трудиться в поте лица, и этим он был ужасно доволен, что его метод завоевывал великую Россию.

Но в тот день, когда императрица сделала в Царском Селе себе прививку и прибыла в Петербург, там ее ждала не очень приятная новость:

— Ваше величество, — сказал Панин, — не хотелось огорчать вас. Но что делать? Только что получено сообщение из Стамбула, наш резидент в Турции секунд-майор Обрезков заарестован и посажен в крепость.

— Это значит война? — спросила Екатерина.

— Да, ваше величество, и думаю, это не обошлось без французской помощи.

— Хм. Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал. Я сей кот и уж устрою им такую память, чтоб не скоро забылась. Никита Иванович, при Елизавете Петровне был такой орган, как Конференция, решавшая дела военные. Петр упразднил ее, а я хочу восстановить. Не обязательно сему органу называться Конференцией, пусть зовется Советом. Составьте, пожалуйста, список, кого б можно было включить в этот совет.

— Но, ваше величество, вы же помните, что от Конференции было мало проку.

— Это оттого, что включали туда людей по знатности, а не по уму и достоинству, Никита Иванович.

— Но кого, например, вы бы желали видеть в этом совете, ваше величество?

— Ну, во-первых, вас, Никита Иванович, и вашего брата Петра Ивановича, как человека военного. Очень подошел бы для Совета фельдмаршал Салтыков, да ныне он на Москве хозяин, не стоит дергать его. Значит, подойдет Захар Чернышев, далее Александр Голицын, князья Михаил Волконский и Александр Вяземский[81]. Ну и, конечно, граф Орлов Григорий. Вот, я думаю, и довольно. Из этих, кого ни возьмите, они все на голову выше членов той Конференции.

— Когда б и где вы хотели собрать этот Совет?

— В Зимнем. Найдите не проходную комнату и определите ее только для Совета раз и навсегда, чтоб каждый знал, куда идти при вызове.

— На когда, ваше величество?

— Я думаю, не станем откладывать, время не терпит. На десять утра четвертого ноября.

— Хорошо, ваше величество, я постараюсь успеть оповестить всех.

К точно назначенному часу все семь членов Совета находились в комнате, отведенной для их совещаний.