Золотой петух. Безумец - Раффи Страница 78

Понимая, что сомнения невестки справедливы, старик с грустью ответил:

— Я знаю, никто не пойдет… Когда человек в беде, от него все отворачиваются… Но слуги Вардана, Сако и Его, — люди верные и храбрые. Поручи им разыскать своего хозяина, Айрапета и Апо, пусть они предупредят их, что Дудукчян арестован, что у нас в доме идет обыск; остальное они поймут сами.

Дав эти указания Саре, старик ушел, уверенный, что она со свойственной ей находчивостью и умом сделает все, как он велел.

Проходя через двор, он увидел, что блюстители порядка и законности, наевшись до отвала, продолжали бражничать. Зажмурившись, он прошел мимо, чтобы не видеть этого безобразного зрелища; теперь он уже не чувствовал себя хозяином в собственном доме.

Турецкие чиновники легко нарушают запреты, налагаемые на них религией. Поэтому потребление водки стало у них обычным явлением, — запретный плод всегда сладок. Пьяный мусульманин легко теряет власть над собой и нередко доходит до исступления. Магомета можно считать великим пророком уже за одно то, что он запретил мусульманам пить спиртные напитки.

А тем временем в ода завязался интересный разговор. Офицер изрядно выпил, и беседа между ним и Томасом-эфенди приняла более непринужденный и задушевный характер.

— Сколько у тебя жен? — полюбопытствовал офицер.

С лукавой улыбкой эфенди ответил:

— У осла раз спросили, сколько у него жен… он указал на всех ослиц!

Когда эфенди начинал говорить притчами и баснями, это означало, что у него хорошее настроение.

— Но ведь христианская религия, кажется, запрещает иметь больше одной жены, — заметил офицер.

— Мусульманам тоже запрещено пить вино и водку, а ты выпил больше меня, — ответил ему эфенди, радуясь своей находчивости.

В это время вошел старик Хачо, неся коробки с рахат-лукумом и измирским инжиром. Поставив их на стол, он сказал:

— После обеда приятно подсластить рот, — и поспешно вышел из ода.

— Старик, кажется, добрый, — сказал офицер. — Удивляюсь, как он мог приютить в своем доме русского шпиона и константинопольского смутьяна?

— У осла уши длинные, а ум короток, — ответил, как всегда, прибауткой эфенди. — Добрыми обычно бывают глупцы, — продолжал он, — этот старик из той же породы.

Турецкий офицер оказался человеком с более чистой совестью, чем армянин эфенди. Он сказал с сожалением:

— Боюсь, что паша-эфенди выжмет из него все соки.

— И правильно!.. Только глупец может упустить такой удобный случай.

— Ты знаешь пашу? Что он за человек? Я только один раз его видел.

— Я его хорошо знаю, — самоуверенно ответил эфенди. — Я познакомился с ним, когда он был уездным начальником в Тигранакерте. Больше десяти лет он грабил этот уезд, изрядно нажился, потом уехал в Константинополь и стал там пашой.

— А что он за человек?

— Из тех, кто даже с дохлого осла подкову снимет.

Пока офицер и эфенди беседовали, а пьяные солдаты горланили песни и забавлялись плясками, женщины незаметно вышли из дому через задние ворота, ведя за руки детей. Покидая дом, они горько плакали. Им казалось, что их изгоняют отсюда навсегда, что они больше никогда не вернутся в это жилище, где были так счастливы, где меж ними царили доброе согласие и любовь.

Вслед за ними через те же ворота вышли вооруженные Его и Сако. Никем не замеченные, они сели на лошадей и ускакали.

Несмотря на свою дьявольскую хитрость, Томас-эфенди не догадался арестовать этих молодчиков, которые были правой рукой Вардана и могли помешать осуществлению его злых замыслов.

Глава двадцать восьмая

Томас-эфенди считал, что он отчасти преуспел в своих намерениях, но главная цель его была еще впереди. Он давно уже знал, что Степаник девушка. Об этом ему сказал крестивший ее священник Тер-Марук. Как-то раз, приглашенный к Томасу-эфенди на обед, он спьяна выболтал ему эту тайну, которую поклялся никогда не разглашать.

С этого дня в сердце эфенди запала любовь к Степанику.

Но что такое любовь для человека, лишенного нравственного начала? Такое же преходящее чувство, как голод и жажда: поел, выпил — и потребность прошла! Возвышенная, идеальная любовь была недоступна Томасу-эфенди. Любовь для него была только животной потребностью.

Женщина для Томаса-эфенди была предметом забавы, вещью, которую можно было приобрести для временного удовольствия и развлечения. При виде другой, более красивой женщины он старался отделаться от первой, чтобы удовлетворить новую прихоть. Последний его выбор пал на Лалу. Почему же он добивался ее таким нечестным путем? Разве он не мог попросить у отца ее руки?

Томас-эфенди и на этот раз был верен себе: идя к какой-либо цели, он пускал в ход свои собственные, особые приемы. Сборщик налогов был выжигой, а такой человек никогда не идет к цели прямым путем. Он предпочитает окольные пути, даже если им руководят добрые намерения. Он расставляет своей жертве ловушки, опутывает ее сетями. Чтоб завладеть Лалой, Томас-эфенди применял свои обычные дьявольские уловки.

Томас-эфенди старался поставить отца Лалы в такое положение, чтобы тот, даже вопреки своему желанию, вынужден был отдать ему свою дочь.

На Хачо он смотрел как на собственника Лалы; постоянно имея дела с крестьянами, как сборщик налогов, он хорошо знал, как трудно заставить крестьянина расстаться со своей собственностью; он знал, что, прежде чем не вымотаешь из него все силы, не измучаешь, не истерзаешь его, он не выпустит из рук свое достояние. Поэтому Томас-эфенди так крепко опутал старика, что выбраться из этих пут тот мог только с его помощью.

Донеся на старика и его сыновей как на политических преступников и единомышленников бунтаря, укрывающих в своем доме русского шпиона, Томас-эфенди преследовал двойную цель: он хотел выслужиться перед турецким правительством, доказать ему свою преданность и служебное усердие и вместе с тем застращать старика: «Если ты не отдашь мне Лалу, тебя вместе с сыновьями вздернут на виселице, дом твой предадут огню, а имущество отберут… Спасти вас могу только я! И наградой мне должна быть красавица Лала…»

Вот какой злодейский замысел вынашивал в своей душе Томас-эфенди! Доказательство, подтверждавшее его донос, он бережно хранил в кармане: это был ключ от тайника, где они со стариком спрятали хурджин Салмана.

Вначале эфенди не собирался прибегать к крайним мерам. Он надеялся, что легко сумеет добиться согласия старика Хачо. Но с некоторых пор ему стал внушать сильную тревогу Вардан, в котором он