Елена Раскина - Жена Петра Великого. Наша первая Императрица Страница 8

— Нынче днем я долго сидел у рунического камня, — доверился пастору Йохан. — Солнце высоко стояло на небе, и в движении небесных облаков мне пригрезились диковинные вещи. Битва, суровые воины, закованные в железо, и сам Медведь с железным боком, про которого я читал в старинной книге… Воин, королевский сын, который ни разу не был ранен!

— Видно, такие же книги читал наш король, — горько вздохнул пастор. — Уж лучше бы он внимательно читал Святое Евангелие! Смущены умы и юных, и зрелых… Много горя увидит наша Швеция от такого правления!

— Король завоюет для нас новые земли! — горячо возразил Йохан. — Ныне нам тесно в границах нашей маленькой скалистой Швеции! Правду говорят: смелому — везде отечество! Когда мне исполнится пятнадцать, я поступлю в прославленный Уппландский драгунский полк, в рядах которого уже бьется за короля Карла мой брат Кристиан. Каждая усадьба в округе дала полку одного-двух, а то и нескольких храбрых воинов, с каких это пор семейство Крузе уступало соседям в доблести? Не время думать об угле и железе, незачем обрабатывать нашу скудную землю! За морем хлеба хватит, чтобы накормить всю Швецию. Прекрасные страны ждут нас — много добычи и красивые девушки!

— Иди-ка лучше домой, раздели с отцом его заботы! — посоветовал пастор. — Твой старший брат Кристиан уже ничем не поможет семье и родной усадьбе! Остался только ты, мальчик! Неужели земле суждено пребывать в запустении, пока такие, как ты, скитаются по свету и поят ненасытное железо кровью — чужой и своей?

Йохан расхохотался в жестокосердии юности:

— У моего отца одна забота — с утра до вечера глядеться в кружку с можжевеловкой!

Пастору пришлось сурово прикрикнуть на непочтительного сына:

— Не смей так говорить. И помни, что это проклятая война превратила твоего отца в искалеченного телом и душой пьяницу, потерявшего веру в милость Божию и людей. Хочешь, чтобы и тебя постигла такая участь?

— Не постигнет, преподобный отец, можете не сомневаться, — самонадеянно пообещал Йохан. — Я добуду для отца другую усадьбу, куда лучше и больше, чем наша развалюха! Говорят, нынче король Карл щедро раздает земли в Лифляндии своим верным воинам.

— Полагаю, лифляндскому дворянству это не особенно по нраву, — резонно заметил пастор. — У каждой усадьбы есть свой хозяин. Негоже бросать свое и зариться на чужое! Бог покарает захватчиков!

— Мы, шведы, не захватчики! — горячо воскликнул Йохан. — Наш король Карл живет ради подвигов и славы! Когда ему было семь лет, он уже без промаха стрелял из мушкета и справлялся с любой лошадью! А на коронацию он приехал на рыжем коне, подкованном серебряными подковами, со скипетром в одной руке и мечом — в другой, подобно королям славной древности!

— И вырвал корону из рук архиепископа, достойнейшего служителя Божьего, чтобы самому возложить ее себе на голову, — возмутился пастор. — Это ли не кощунство над верой и не надругательство ли над обычаями славной старины?! Благодарение Богу, у короля есть добрая и благочестивая сестра Христина, и она удерживает его от многих бессмысленных поступков и неправедных дел!

— Старшие слишком много говорят о смысле и разуме! — отмахнулся Йохан. — Вот и отец мой, хоть смолоду сам побывал с нашим прошлым королем на войне с Данией, теперь не позволяет мне вступить в армию. По его милости я должен копаться в земле, чтобы стать таким же жалким неудачником, как он сам!

— Твой отец пролил кровь за короля и потерял ногу в сражении. Не тебе, мальчик, судить его! И ныне у него нет иных помощников, кроме тебя. Вспомни о матери, о сестрах, которым придется совсем туго без второй пары мужских рук в хозяйстве! Не об армии должен ты помышлять, молодой Йохан Крузе, а о родной усадьбе и благе семьи!

Впрочем, уговаривая Йохана остаться дома, пастор был не совсем бескорыстен. Он радел и о благе собственной семьи. Его единственная дочь Анна давно засматривалась на этого смазливого и своевольного не по годам мальчишку. Да, парень горд и непокорен, размышлял скромный уппландский священнослужитель, зато обладает живым умом и тягой к знаниям. Под благотворным влиянием он сможет стать образованным человеком и займет достойное место в жизни и без всякой армии. Лучшей партии для Анны тогда не найти!

Однако Йохан был еще и упрямцем, рано услышавшим зов солдатской трубы и не желавшим слышать за ее воинственными звуками голоса разума.

— Вам не остановить меня, преподобный отец! — отрезал он. — Никому в целом мире меня не остановить! Я решил служить королю Карлу — и так тому и быть!

— Служить Его Величеству можно и на мирном поприще…

— А я уже выбрал военное! И не вижу другого пути, более достойного мужчины! Через год я поступлю в Уппландский полк… И несдобровать тому, кто встанет у меня на пути, когда я пойду за вербовочным значком, — поколочу!

Восторг молодого Йохана перед Карлом XII разделяли в обширном лене Уппланд все — от знатного дворянина до простого крестьянина. Так что пожилой миролюбивый пастор Бьорк, любитель рунических надписей и старины, который упорно твердил прихожанам о том, что поприще мира почетнее, чем военное, слыл в округе «белой вороной». Восхищенная молва о том, что дух гордых викингов поселился в долговязом белокуром юнце, носившем камзол из грубого сукна и презиравшем женщин, — короле Карле XII, была на устах даже у дам и девиц, хотя им, собственно, впору было обидеться. Подобно Ронгвальду, и Гаральду, и другим легендарным героям, король жил не ради бренных земных удовольствий и даже не ради процветания своей северной страны, а ради бранной славы и подвигов. Но шведы прощали Карлу и свалившиеся на их плечи огромные подати, которые шли на военные нужды, и обнищание старинных дворянских усадеб, и упадок некогда богатых заводов, в былые времена снабжавших всю Европу железом, и даже безрассудный вызов, брошенный одновременно и Дании, и Саксонии, и Речи Посполитой, и даже огромной Московии. Даже когда вдовий и материнский плач по очередной молодой жизни, оборванной бранным железом или жестокой лагерной лихорадкой в далеком краю, нарушал покой Уппланда, проклятия королю-воителю не примешивались к этим стенаниям…

Когда Йохану исполнилось пятнадцать, он поступил в Уппландский драгунский полк, гордость родного края, вербовавшийся почти сплошь из свободных землевладельцев — здешних уроженцев. Вербовщики охотно записали крепкого и ловкого парня на службу: подобно сотням и тысячам подобных юнцов, ему предстояло возмужать под знаменами. Однако пока его руки не обрели взрослую силу, Йохан был назначен учеником трубача. Немало мальчишек, нетерпеливо становившихся в строй в слишком юных летах, перебывали полковыми учениками — музыкантов, кузнецов, мастера-седельщика, оружейника, фельдшера. Большинству из них хитрая наука этих воинских «ремесленников» оказывалась не по зубам. Однако на выучке они проходили иную школу — солдатскую. Вскакивать по сигналу утреней «зори», вычистить сначала коня и лишь затем вспомнить о своем нехитром туалете, неустанно следить за чистотой и исправностью сбруи, амуниции и оружия, укрощать вздорный лошадиный нрав и исполнять любой маневр, не выпадая из строя своего плутонга роты и эскадрона, биться огнестрельным и «белым» оружием… А еще — курить едкий дешевый табак и пить крепкую польскую водку, играть в кости и заковыристо сквернословить, проигрывая, — вот и вся солдатская выучка.

Через год-два, возмужав, большинство полковых учеников становилось во фрунт простыми солдатами, причем куда более искушенными в драгунском строе и быте, чем обычные новобранцы. Лишь немногие, кто оказался более восприимчив и старателен, оставались в привилегированном цехе полковых «мастеров». Йохан, влюбившийся в гармоничную красоту серебряных песен драгунских фанфар с первого дня пребывания под штандартами Уппландского полка, оказался одним из этих немногих.

Бывало, забыв о том, как саднили кровавые мозоли от конского скребка и болели плечи после долгих часов упражнений с тяжелым палашом, он в любую свободную минуту подсаживался к своему наставнику — трубачу Бардуну и с упоением учился выдувать из сверкающего зева медной фанфары мощные и волшебные звуки. Даже испытанные усатые рубаки с уважением поглядывали на толкового парнишку. Каждый из них умел по первым звукам узнавать «аппель», «поход», «атаку», «парсель», «эплояду» и десятка два других сигналов, но попробуй-ка извлеки их из меди так, чтоб было не только понятно, но и красиво на зависть всем другим полкам шведской конницы — и рейтарам,[3] и братьям-драгунам! Вскоре юный Йохан Крузе заслуженно занял место на фланге первой шеренги своей драгунской роты — место трубача. А на походе он и вовсе гордо дефилировал впереди, даже перед капитаном, со своей начищенной фанфарой и в мундире, украшенном отличием своего звания, — красивыми наплечниками с золотистой бахромой и бело-желтым галуном, нашитым по борту, клапанам карманов и швам. Прослужив так несколько лет, можно было задуматься и об офицерском чине…