Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2 Страница 8

«Вот так, Федосья!».

— Ты чего грустишь! — Лиза подбежала к ней. «Айда, с нами!».

«Ну, может, ошиблась я, — думала Федосья, гоняясь за девчонками. «Может, следующим месяцем придут. А там мне уже в Лондон ехать надо! Грамотцу я ему пошлю, конечно, а вот что дальше делать-то, Господи!»

— Поймала! — она, расхохотавшись, заключила в объятья Марью. «Пойдемте, полдничать надо, а потом — заниматься».

Девчонки побежали по дороге к усадьбе, а Федосья шла следом, наклоняясь, срывая цветы, слушая и не слыша бесконечную трель жаворонка в высоком, летнем небе.

.

— Ну вот, — сказала Марфа, разгибаясь, — иди сюда, покажу тебе, в коем сундуке, что лежит, ежели вдруг на корабле тебе это понадобится.

Федосья сидела у окна, бездумно накручивая на палец кончик толстой, темной косы.

— Вон оно значит, как, — сказал Кольцо, смешливо глядя на нее. «Ну, теперь, Федосья, честным, пиром, да за свадебку, иначе никак нельзя».

Она молчала, отвернувшись, чувствуя, как слезы капают на щеки.

— Надо мне сватов заслать, — атаман потянул ее к себе. «Как раз до Успенского поста и повенчаемся, время есть еще. А потом со мной поедешь, мы сейчас крепостцу на Тюменском волоке ставить будем, там дом нам возведу, большой, стены вокруг хорошие будут, жить там не страшно. Перезимуешь, а там и дитя принесешь. Ты кого хочешь — парня, али девку?

— Никого, — вдруг, зло, сказала Федосья, поднимаясь. Кольцо поймал ее за руку и властно рванул к себе. «Ты, смотри, Федосья, ежели случится, что с дитем моим — я ведь и до Разбойного Приказа дойду, не остановлюсь. Знаешь, что с бабами бывает, кои плод травят?

Кнутом их бьют, а опосля — в монастырь ссылают, навечно».

— А ты меня не пугай, — прошипела девушка. «Выкину и выкину — поди, узнай, почему сие случилось?».

— Ах, вот ты как заговорила! — Кольцо, вдруг, ударил ее по щеке — больно.

— Ты смотри, Федосья — я ведь скажу, что выкинула ты, потому как травы пила. А у кого ты сии травы взяла — у матушки своей, вся Москва знает, что Марфа Федоровна даже и семью царскую пользует. Однако одно дело — колено Ивану Васильевичу лечить, а другое — младенцев невинных убивать. Так что и матушка твоя под кнут пойдет — сего ты хочешь?

Он притянул ее к себе и вдруг, хищно, улыбнулся. «Ну, прости, что руку поднял — то ведь дитя мое, первое, Федосеюшка, да и люблю я тебя более жизни самой — знаешь ты это. Не повторится сие более. Ну, иди сюда, приласкаю тебя».

— Не хочу, — стиснув зубы, ответила она. «Меня и так вон — мутит с утра, голова кружится, болит. Оставь меня, Ваня».

— Как это оставь? — он поднялся, и прижал ее к стене сеновала. «Мужу отказывать нельзя, Федосья, хоша что — однако мужу ты давать должна, иначе нельзя». Он стал поднимать ей сарафан, но девушка вырвалась из его рук: «Не хочу! Не жена я тебе, и оной не буду!»

— Это как это не будешь? — Кольцо поймал ее и грубо раздвинул ей ноги. «Будешь, — сказал он, расстегиваясь, и потом, усмехаясь, положив руки на ее маленькую грудь, повторил:

«Будешь, Федосья, никуда ты от меня не денешься».

— Федосья, да ты что заснула? — мать стояла перед ней. «Господи, ровно не в подмосковной была, а в остроге сидела — бледная вся, круги под глазами». Мать озабоченно взяла ее запястье и прислушалась, склонив голову: «Нет, вроде в порядке все. Ну, не томись, недолго тебе до брачного ложа-то осталось», — она рассмеялась.

Федосья слушала ровный голос матери и думала: «Господи, ну, может, я на корабле выкину?

А спрятать сие как? Там же тесно, узнают еще. Ну, мало ли, заболела и заболела. А ежели не выкину? В сентябре — это ж уже четвертый месяц будет. Как я под венец-то пойду с этим?

И даже если выкину — что мне сэру Стивену-то сказать, как скрыть оное? Никак же не скроешь. Господи, ну что ж мне делать-то?».

— В коем сундуке книги Федины? — вдруг, остановившись, спросила мать.

— В этом, — наугад показала Федосья.

— И чем ты только слушаешь? — вздохнула Марфа, и, внимательно посмотрев на дочь, спросила: «Случилось что, Федосеюшка? Что ты грустная-то такая?»

— Так с вами со всеми расстаюсь, — сглотнув, ответила девушка. «Не приведи Господь, случится еще что».

— Уж через год и увидимся, — мать нежно поцеловала ее. «Ну, пойдем, накрыли уже в трапезной-то».

Девчонки сидели вкруг стола, и, перебивая друг друга, рассказывали Феде о подмосковной.

— Ты теперь уедешь, — погрустнела Лиза, — и Федосья тако же, мы о вас скучать будем.

— Да встретимся скоро, — Федор пощекотал сестру, и та, — как всегда, — скисла от смеха. «Ты уж большая будешь, Лизавета, восемь лет тебе исполнится, а вам — кивнул он двойняшкам, — шесть».

— Как приеду в Лондон, — мечтательно закатила глаза Марья, — сразу матушку попрошу мне охотничье платье пошить, бархатное, и камзол, как у нее. И сапожки высокие, голубой кожи».

— А мне, — Прасковья вытянула ногу в алой, сафьяновой туфле, — вот такого цвета. Ну, или темного, но тоже красного.

— Зачали о нарядах, так не остановить вас теперь, — кисло сказал Федор, но, тут же, оживившись, добавил: «Вы, ежели хотите, скажите мне, что за платья вам нужны, я нарисую».

— А ты и платья умеешь? — Лиза широко раскрыла синие глаза.

— То, баловство, конечно, — рассмеялся брат, — что там рисовать. Каждой вам альбом сделаю, хоть рассматривать будете.

— Ну, за трапезу, проголодались, наверное, — Марфа с Федосьей вошли в палату.

Девушка села напротив матери, избегая ее взгляда. Начался мясоед, и на вторую перемену принесли жареных поросят. Федосья бросила один взгляд на дымящийся, сочный кусок, и, давясь, сдерживаясь, пробормотав что-то, выбежала из палаты.

— Ешьте, — велела Марфа детям. «Федя, присмотри тут». Она поднялась, и Лиза испуганно спросила: «Матушка, а что с Федосьей?».

— Ничего страшного, — спокойно ответила Марфа, поднимаясь в горницу к дочери.

Дверь была не закрыта. Она остановилась на пороге нужного чулана. Федосья стояла на коленях над поганым ведром.

— Рот умой-то, — вздохнула Марфа, когда дочь поднялась. «Срок, какой у тебя?».

— Второй месяц, как крови не идут, — Федосья умылась и тут же разрыдалась — горько.

— Сопли, подотри, — резко сказала Марфа, — у тебя дитя в чреве, ты теперь взрослая баба, хоша тебе и шестнадцать лет. С июня, значит. То-то ты тогда в подмосковную запросилась — я думала, пущай себе девка погуляет-то на воле. Погуляла да и нагуляла. Отец кто, знаешь?

— Знаю, — Федосья вдруг, заалев, вскинула голову. «Он венчаться готов».

— Ну-ну, — Марфа прошлась по горнице и села в кресло. «Ну, значит, повенчаетесь».

— Я не хочу, — дочь опять заплакала. «Я думала, может, травы, какие…»

— Сие есть грех великий, — коротко отрезала Марфа. «Я так понимаю, что не насильничали тебя, доброй волей ты под мужика-то легла?».

Федосья только кивнула, низко опустив голову.

— Ну, так знала ты, милая, что от сего бывает, сама ж помнишь, я тебе все рассказала, как крови пошли», — жестко проговорила мать.

— Коли ты без разума была, али супротив твоей воли взяли тебя — то дело одно, а так — сама постелила постель, сама в ней и спи. И травить плод твой я не буду. Более того, Федосья, ты у меня сейчас до венчания отсюда и шагу не сделаешь — следить за тобой я буду неустанно.

Хотя, конечно, — мать потерла виски, — ранее это было делать надо. Да вот не уследила, то, моя вина.

— Дак, может, сэр Стивен, — робко начала Федосья.

Мать горько рассмеялась. «Ты жениха-то не знаешь своего, а я — знаю. Он тебя на улицу в одной рубашке выбросит, дорогая, и я тебе не помогу — я тут буду. И Федор не поможет — он ребенок еще, хоша и не глядит таким, конечно».

— Может, и не узнает он, сэр Стивен-то, — вздохнула девушка.

— Да, не узнает, конечно, — ехидно ответила Марфа. «Он первый год на свете живет, и невинную девицу от брюхатой бабы не отличит. Нет уж, дорогая, венчайся со своим, рожай сие дите, а что дальше будет — о том Господь ведает. Кто отец-то, от кого сватов ждать?».

— Вот, — Федосья порылась в шкатулке и протянула матери грамотцу.

— И почему ты мне сие не показала, как получила оное? — резко спросила мать, прочитав. «Я бы тебя тут заперла, и в Новые Холмогоры лично отвезла, и на корабль бы посадила.

Впрочем, как я посмотрю, — ядовито добавила она, — крепко ж ты своего жениха любила, коли перед первой швалью, что тебе на дороге встретилась, ноги раздвинула. Тако же и на корабле могло бы случиться, — Марфа усмехнулась.

— Я с ним хотела повстречаться, только лишь, чтобы сказать ему, что сговорена! — заплакав, проговорила Федосья.

— И сказала, — Марфа посмотрела на еще плоский живот дочери. «Сколько раз-то сказала, прежде чем на спину лечь — один, али два?».

Федосья молчала. «Грамотцу посылай ему, пусть сватов шлет», — устало заключила мать и поднялась.