Булат Жандарбеков - Подвиг Ширака Страница 8

Став ‘благим богом, сыном и почитателем богов”, Амасис, к ужасу придворных и жрецов, ничуть не дорожил достоинством своего высокого звания и в особенности внешними атрибутами этого сана. Для него были сущим наказанием торжественные “явления” народу, важнейший акт государственной традиции, свято соблюдавшийся на протяжении тысячелетий. Это было для него настоящей пыткой, когда его, загримированного, с подвязанной и мелко завитой позолоченной бородкой, в высокой и тяжелой тиаре двух цветов и уреем, одетого в роскошные, но тесные, спирающие дыхание одеяния, в сопровождении блистательной и пышной свиты, следившей за тем, чтобы и пылинка не опустилась на “живого бога”, выносили на золотых носилках из дворца на обширную дворцовую площадь, а затем усаживали на жесткий и неудобный золотой трон, установленный на высоком помосте, и все для того, чтобы оттесненные тройным поясом охраны осчастливленные подданные могли лицезреть своего владыку и “живого бога” — фараона Нижнего и Верхнего Египта, да и то... издали.

Царскому наряду Амасис предпочитал легкое и удобное одеяние эллинов. Он был доступен, любил соленые шутки, был не прочь пображничать со своими старыми соратниками, с которыми начинал свою бурную карьеру — людьми грубоватыми и простыми, но зато верными ему. В походах Амасис питался из общего котла и делил с остальными воинами все тяготы и лишения без всяких для себя поблажек.

Но такое легкомысленное отношение к своему высокому положению коробило не только жрецов и знатных вельмож, но и неродовитых приближенных, связавших свои надежды и судьбу с Амасисом и страшившихся потерять с падением фараона и свои привилегии. И те и другие осаждали Амасиса, умоляя и упрекая. Одни говорили: “Ваше величество, испокон веков фараон олицетворял собой бога на земле и внушал священный трепет в сердцах своих подданных. Вы же, пренебрегая царским достоинством, пробуждаете опасные мысли в умах своих рабов!” Другие резали напрямик: “Царь! Ты, вместо того чтобы, восседая на золотом троне, вершить правосудие и заниматься делами царства, внушая этим самым своим подданным веру в свое величие и обретая славу мудрого мужа, шляешься по улицам и многолюдным рынкам, задираешь прохожих, заигрываешь с горожанками и торговками, хлещешь вино в лавке виноторговца прямо из кувшина, а выражаешься так, что чернеют от зависти надсмотрщики галер и краснеют от смущения морские бродяги — шерданы. Одумайся!”

Амасис отмахивался: “Если держать лук постоянно натянутым — ослабнет тетива. Надо оставаться самим собой и вспоминать почаще, что ты самый обыкновенный смертный. Надо не только заниматься серьезными делами, но и уметь отдохнуть, погулять, повеселиться. Тогда человек останется человеком и совершит деяния, которые ему под силу, а это, поверьте, лучше, чем если бы он, возомнив о себе, взялся не за свое дело, за дело, которое ему не под силу, и надорвался”.

Со стороны могло показаться, что на египетский трон уселся беспечный и беспутный фараон, но проницательный Кир сумел разгадать в Амасисе умного и достойного противника. Кир ставил египетского фараона выше всех своих побежденных врагов, а поэтому к смертельной схватке с Амасисом готовился особенно тщательно и основательно.

После падения Вавилона Амасис со дня на день ждал появления грозного завоевателя у границ Египта. Время шло, а Кира все нет и нет. Наконец фараону сообщили о походе персов на север — против диких кочевников. В противоположность своему окружению, встретившему эту весть с ликованием, Амасис совсем не обрадовался. Этот поход против кочевников говорил ему, опытному воину, о том, что Кир очень серьезно готовится к войне с Египтом, а поэтому решил исключить всякую случайность, чтобы без всяких помех обрушиться всей своей мощью на него, Амасиса. Но отсрочку использовал умело. Сам возглавил военные действия против Эфиопии и после первых же успехов в начавшейся войне предложил “вечный мир” противнику. Обрадованные эфиопы охотно пошли на этот “вечный мир”, а Амасис освободившуюся южную армию почти целиком перебросил на север. Дни и ночи тысячи рабов, да и не рабов, трудились, воздвигая стены и бастионы крепости Пелусии — ключевого города на границе Египта со стороны Синая, превращая его в неприступную твердыню. Амасис говорил, что Пелусия — это ключ, которым открываются и закрываются ворота его страны.

В это время, неожиданно для всех, смелый фараон, высадившись с небольшой, но отлично вооруженной и маневренной армией, сумел быстро и с малыми потерями захватить обширный, многолюдный и богатый остров Кипр. Трудно переоценить значение успеха Амасиса. Это было первое приобретение Египта после длительного периода, в течении которого он только терял все свои зарубежные владения до последнего, да еще и сам подвергался нашествиям чужеземцев, а тут! К тому же о такой базе, как остров Кипр, для египетского флота можно было только мечтать! Отсюда он мог быстро достичь любой точки как на азиатском, так и на африканском побережьях, оставаясь в то же время недосягаемым для персов.

Можно было только поражаться кипучей энергии и бурной деятельности фараона, а Амасис все спешил и спешил, так как все сроки, которые он мысленно отвел на поход Кира против кочевников – истекли, и победоносный царь персов вот-вот должен появиться у границ Египта.

Чтобы проверить полную готовность Египта к отпору, фараон решил созвать на совет своих высших сановников и военачальников.

По глади острова Священная Пальма бесшумно скользила нарядная ладья фараона “Ласточка”. О безобразных кутежах Амасиса на ней в тесном кругу своих друзей-собутыльников шептались по всему Египту и даже за его пределами. На этот раз она предназначалась не для веселых утех с грубоватыми боевыми соратниками его молодости, с которыми он нанимался к вечно враждующим между собой правителями и царьками, шалил на больших дорогах и добывал себе мечом трон египетских фараонов, а напротив — предстоял горький и трудный разговор не с забулдыгами, а с первыми людьми Египта, и не о достоинствах скакуна-жеребца или объеме ляжки очередной наложницы, а о войне с Персией и судьбе страны.

Собрать столпов государства на борт непотребного судна Амасиса вынуждали особые обстоятельства. Разговор предстоял особо секретный, и так было безопаснее — слишком уж много ушей и глаз было у проклятого Марда — начальника тайной службы Кира, который его так и называл: “глаза и уши царя”, во всей стране Амасиса и даже в его собственном дворце! Для маскировки фараон не стал нарушать традиций, установившихся на этом увеселительном судне, и для той же цели прихватил с собой жену-гречанку Ладику, частую участницу кутежей. Но все сразу же пошло и вкривь и вкось. Собравшиеся сразу разбились на группы: из знатных египтян, египтян не знатных — выдвиженцев из простолюдинов и чужеземцев-военачальников наемных отрядов. И каждая группа враждебно косилась на других. Знатные египтяне брезгливо сторонились своих простонародных соотечественников и с плохо скрытым отвращением смотрели на варваров-эллинов, ливийцев и эфиопов. Египтяне поплоше с неприязнью, к которой примешивалась жгучая зависть, поглядывали на своих родовитых земляков, но в отношении чужеземцев их чувства были схожи с чувствами своих знатных сородичей. В свою очередь бравые наемники относились к немужественным египтянам с явным пренебрежением.

Не вдруг и не сразу родились национализм, шовинизм и расизм. Своими корнями они уходят в толщу веков. Древние персы почитали себя ариями, то есть чистыми, а значит, другие народы были для них нечистыми! Древние египтяне называли себя пи-роми — доблестными, и никакой другой народ у них не удостаивался чести называться так же. В своем высокомерии пи-роми не осквернялся прикосновением к мясу, если скот был зарезан ножом иноземца! Греки относили всех не греков к варварам, то есть к диким и невежественным, и даже такой выдающийся человек — ученый, философ Аристотель высказывал сомнение в способности других людей, не имевших счастья родиться эллином, создать что-нибудь великое!

К счастью, несмотря на эту омерзительную теорию и вопреки ей, и отдельные люди и целые народы во все времена общались и дружили между собой, перенимали лучшее друг у друга, взаимно обогащаясь, совместно совершенствуя мир. Нет народа состоящего из одних только праведников и негодяев.

Каждый народ рождает своих героев и подлецов!

Знаменитая ладья сыграла свою роковую роль. Амасис, убедившись, что даже грозная опасность, нависшая над страной, не примирит непримиримых, что для каждого из его приближенных свое, мелкое — ближе и дороже, чем судьба людей, отчизны, махнул рукой и прибегнул к испытанному средству на этом судне для забвения горестей, навалившихся со всех сторон. Вышколенные слуги привычно накрыли стол, появились музыканты, танцовщицы и гетеры...