Олег Ждан - Государыня и епископ Страница 8

Ирма воспитала четырех девочек в семье Пфеффелей и не собиралась покидать их, пока не выдаст всех замуж. Луиза, старшая среди сестер, была первенцем также и для нее, няньки, и потому Ирма считала себя особенно ответственной за ее будущее. Сопровождала Луизу даже на праздники, но на глаза людям не лезла, а стояла где-либо за деревьями, чтобы в нужный час встретить и проводить к дому.

Они легко узнали, где работает немец-инженер, и сразу направились к дворцу. Юрген очень удивился, увидев их, может быть, так он не удивлялся еще никогда. Смотрел, как Луиза, улыбаясь строго и смело, приближается, и ненарочно пятился назад. Но вот и стена дворца, пятиться больше некуда.

— Здравствуй, Юрген! — произнесла по-немецки.

Голос у нее был красивый, звучный, и все мужики, работавшие на дворце, оборотились посмотреть, кто это так интересно заговорил. Увидели Луизу, сообразили, что к чему, и тотчас согласились: хорошая пара. Жаль только, что высоковата для Юргена и уж больно мощна, если что — зашибет. К этому времени все знали, что Юрген не женат, и если приехала откуда-то девушка, значит — невеста.

Они пошли по дорожке сада между пышных клумб, устроенных по распоряжению обер-коменданта Родионова, и шаг у девушки был уверенный, словно не впервые здесь, знает, куда идти. Августовское солнышко клонилось к закату, было уютно, тихо, и судя по всему, Луизе очень нравилось идти рядом с Юргеном и разглядывать на клумбах цветы. Плохо было лишь то, что Юрген как всегда молчал. Луиза тоже говорила мало, но все же порой раздавались немецкие слова. Например:

— Твоя мама передала тебе немного колбасок по-немецки, а моя мама хорошего зельца. А еще твоя мама передала тебе кусочек бараньей ноги, а моя мама кусочек говядины в сметане.

Стало понятно, что их с Ирмой поездка — семейная идея и решение. Да иначе и быть не могло. Судя по весу узла, что привезли они, мама не отрезала, а отвалила кусок бараньей ноги, а может, и всю ногу. Придется искать ледник, чтобы сохранить мясо, и сделать это надо сейчас же.

Зося и обрадовалась, и удивилась гостям из Могилева. Подсказала, где есть ледник, служивший почти всей улице, и тотчас взялась разжигать небольшую летнюю печечку во дворе, чтобы вскипятить воды для молодых немцев. Заметно было, что Луиза ей понравилась, а с Ирмой они сразу нашли общий язык. Юрген и Луиза говорили то по-русски, то по-немецки, и Зося вслушивалась в звучание немецкого языка, как вслушиваются в слова незнакомой песни.

Пристроили мясо в ледник, попили чаю с Зосей, и молодые отправились гулять по городу, а Зося и Ирма остались продолжать пить чай, обмениваться мнениями о жизни в Мстиславле и Могилеве и обсуждать слухи о путешествии царицы Екатерины.

Юрген прежде всего показал Луизе православные и католические храмы, сводил на Замковую гору, чтобы увидела звездное небо над Мстиславлем, которое оттуда казалось — рукой подать, затем повел к Тупичевскому монастырю, где тоже открывался загадочный вид окрестностей. А когда совсем стемнело, Луиза предложила пойти к реке и смыть дорожную пыль с тела. Она разделась перед ним не смущаясь, смело вошла в воду, хотя стояла уже вторая половина августа, шумно и с явным наслаждением поплыла, а когда выходила — крупная, белая, мощная — и широким шагом уверенно шла к нему в слабом лунном свете, он подумал, что смотреть на нее очень приятно, но душа его не отзывается на серебристый блеск ее мокрого тела. После купания ей стало холодно, и он отдал ей свою свитку, а она из благодарности и, возможно, других, более сильных чувств, все старалась по дороге коснуться сильным плечом его плеча.

Она тоже родилась в Могилеве, хорошо знала русский язык, но сейчас говорила только по-немецки, ей казалось, что родной язык сближает их с Юргеном.

Жили они почти по-соседству и знакомы были с детства, но поскольку Луиза была немного старше, а главное, выше почти на голову, Юрген всегда понимал ее как соседку, у которой своя, малоинтересная для него жизнь. Правда, был все же день, когда он с любопытством взглянул на Луизу. Было это на весеннем празднике бельтайн, когда Луизу выбрали королевой, а королем его друга Фрица Вернера, но на танец райген она вдруг оказалась рядом не с Фрицем, а с ним, Юргеном. А чуть в стороне, среди зевак, стояли родители и дружелюбно посматривали на них. Очень скоро ему предстояло ехать в Германию учиться, и родители, словно торопясь, устроили семейную встречу, и мама повторяла одну и ту же фразу: «Ах, какая девочка, какая девочка!» А отец не то шутя, не то серьезно бормотал: «А какая хозяйка! Кто еще так приготовит гороховый суп? Никто! Разве что твоя мать!»

Возвратились поздно, но Зося и Ирма ждали их. А дождавшись, тотчас удалились в маленькую комнатку, обычно пустую и соединявшуюся с большой узким проходом с занавеской, без двери. На топчане Юргена призывно белела свежая простынь.

— Это тебе, — сказал Юрген и, поскольку второго топчана не было, прыгнул на лежанку печи.

Зося и Ирма все еще обменивались жизненными впечатлениями, но занавеска время от времени приподнималась: как там молодые люди, чем заняты?

Луиза долго сидела не раздеваясь, печально молчала. Наконец улеглась и она. Ирма устроилась на огромном сундуке, когда отовсюду послышалось сонное дыхание.

На работу Юрген отправился как всегда на рассвете, а когда вернулся к обеду, оказалось, что гости уже уехали. Почтовая карета в Могилев отправлялась утром, и они торопились, не стали и завтракать, и с собой ничего в дорогу не взяли. Хотели рассчитаться за постой, но Зося у хороших людей денег не берет.

— Луиза мне что-нибудь передала?

— Нет, только плакала все утро. Хорошая девушка.

Зося казалась более разочарованной, нежели Луиза.

— Я думала. а ты… не… так не годится. Обидел девку. Зачем?

— Обидел?

— А как же. Полез на печку, даже не посидел с ней. Мне она понравилась. Красивая. Лучше, чем эта жидовочка.

— К-какая жидовочка?

— Да ладно, Юрка. Весь город знает. Ходишь вечером по Слободе — как не знать? Только они ее тебе не отдадут. Их вера не позволяет. Могу сказать, что мне ее, Ривку, больше, чем твою Лизку, жалко. Ногу ей пан Чубарь поломал, а лекарь мстиславский с подлекарем не смогли поправить, — будет хромать девка всю жизнь.

Для порядка и совести ради Юрген сходил на станцию: вдруг отменили поездку или не хватило в карете мест, — может, сидят в уголке. Почему-то слова Зоси о ее слезах взволновали больше, нежели вчерашнее купание при луне.

Нет, на станции их не оказалось. На всякий случай он обратился к смотрителю: «Уехали девушка с женщиной — высокая девушка, светловолосая?» — «Да, была такая. Все плакала».

Вот как. А он и не знал, что Луиза любит плакать. Или в самом деле она так сильно огорчена?

«Пойди и обличи его…»

Некоторые отдаленные города и местечки преосвященный Георгий долго не мог посетить, хотя были дела, требовавшие его участия. Загляни он хотя бы ненадолго, на день-другой, в Шкловский монастырь, не случилось бы, скорее всего, преступления, которое взволновало весь город: лишил себя жизни игумен Иосиф, и что послужило причиной, осталось тайной. Может быть, удалось бы остановить иеромонаха Любавичского монастыря Виктора, драчуна, а можно сказать — разбойника, который кончил тем, что отдали в солдаты. Хотя, конечно, слово епископа часто пролетает мимо ушей грешника, не достигает сердца. Не раз и не два увещевал он горького пьяницу иеродиакона Могилево-Братского монастыря Нифона. Сколько покаянных слез пролил иеродиакон, но так и не смог справиться с собой. Все пропил, даже рясу и клобук, и в конце концов умер от запоя.

Нынче пришло несколько доношений — из Рясны, Мстиславля и Костюковичей. Теперь преосвященный решил не откладывать. Из Рясны доносили о пьянстве и драчливости священника Агафона, из Мстиславля — об убийстве настоятеля в Тупичевском монастыре, из Костюковичей — о прелюбодеяниях священника.

Ехать решил на своих лошадях, поскольку денег как всегда не было, а лошадки у него были хорошие, крепкие, хотя, конечно, простой местной породы, то есть вовсе беспородные. На почтовых ехать быстрее, но и много дороже, а на тот момент у него было больше времени, чем денег. Путь долог, но если лошадок кормить хорошо и позволить отдохнуть после каждого переезда, то с Божьей помощью можно добраться и до самого дальнего местечка — до Костюковичей. Правда, есть еще одна опасность: лихие люди на дорогах, могут и коней отнять, и жизни лишить, но тут уж остается положиться только на наперсный крест и удачу.

Возчик Тимофей сильно удивился, когда узнал о предстоящей поездке: «А… а…» Долго не мог закрыть рот. «Не страшно тебе, батюшка?» — произнес наконец. «Нет, не страшно. Бог поможет, если что». — «Тебе, батюшка, ясно, поможет, ты под ним ходишь, а мне?» — «Я за тебя заступлюсь». — «Ну, разве что», — вздохнул Тимофей, и заметно было, что такой ответ его не удовлетворил. Покойный епископ, у которого Тимофей служил почти всю жизнь, редко предпринимал дальние поездки, а последние годы из-за слабости и болезней вовсе никуда не ездил.