Жан-Пьер Шаброль - Гиблая слобода Страница 8

Бэбэ никогда не красится. Она и так красива. Без всяких ухищрений. Все в ней просто и безупречно, как в истинном произведении искусства. А ведь столько девушек мажутся, чтобы выглядеть интереснее. Они жеманничают, чтобы быть изящнее, вытягивают шею, чтобы казаться выше ростом.

Жако давно знал Бэбэ. Они вместе ходили в начальную школу на улице Барбье. Играли в папу и маму. Она показывала ему своих кукол, каталась на его трехколесном велосипеде. Потом пришло время, когда мальчики и девочки начинают сторониться друг друга. Жако стал учеником токаря, Бэбэ сидела дома с матерью, учившей ее шить. Вскоре она поступила портнихой на одну из швейных фабрик Парижа. Они редко встречались, даже в поезде, так как часы их работы не совпадали. А оказавшись случайно рядом на скамейке вагона, не знали о чем говорить. Она раскрывала иллюстрированный журнал для девушек, а он думал о чем‑то своем.

Он никогда даже не помышлял об этом…

Но однажды…

Это было, вероятно, в конце лета. Бэбэ только что вернулась от тетки из Ла Сьота, с берега Средиземного моря. Она была опалена солнцем, казалась какой‑то другой, новой. Жако невольно подумал о юных снобах, которые любовались девушкой, когда она лежала в купальном костюме на тонком золотистом песке. Да, все, верно, началось в то самое утро, когда Бэбэ вернулась из отпуска. На ней была широкая светлая юбка, более длинная, чем обычно, и белая ажурная кофточка, притягивавшая взгляды, как магнитом. С тех пор мысль о Бэбэ не давала Жако покоя. Он поставил себе целью добиться ее благосклонности и уже не раз в присутствии приятелей делал весьма недвусмысленные намеки, — делил, как говорится, шкуру неубитого медведя.

— Вот они! Вот они! Да здравствует новобрачная! — закричала из своего окна мамаша Жоли, а шавка ее залилась неистовым лаем.

Шествие входило в Гиблую слободу.

Бэбэ отняла свою руку.

— Погоди, я сейчас вернусь, — сказала она Жако.

Мать Жако сунула ему потихоньку какую‑то коробку.

— Вот возьми. Я тут между делом кое‑что связала для малыша. Ты отдай им так, чтобы другие не видели…

— Да здравствует новобрачная!

Все жильцы Замка Камамбер высунулись из окон. Морис вышел из дома, чтобы тоже принять участие в свадебном шествии. С порога мадам Лампен внимательно оглядывала своих детей: Мориса, Лизетту, Одетту, Ивонну.

Супруги Мунин стояли обнявшись. Они улыбались. На них были спортивные костюмы, начищенный до блеска мотоцикл ждал тут же на тротуаре — все было готово для обычной субботней прогулки.

Когда неожиданно раздался рев автомобиля, похожий на сирену пожарной команды, обитатели Гиблой слободы вздрогнули. На мостовой, против подъезда семейства Вольпельеров, остановилась десятитонка, и шофер, высунувшись из кабины, изо всех сил нажимал на кнопку сигнала, размахивая в такт рукой.

Кто‑то метнул из окна серпантин, оставшийся, верно, после празднования Четырнадцатого июля. Лента зацепилась за стальную проволоку, на которой висели фонари, и раскрутилась как раз над свадебным шествием.

Бэбэ вернулась с коробкой в руках.

— Мама связала распашонку для маленького, — шепнула она Жако. Он не мог удержаться от смеха. Бэбэ пожала плечами.

Мадам Вольпельер с величайшей осторожностью несла круглую крышку от картонной коробки, покрытую сверху газетой, сложенной в форме жандармской каски.

— Я приготовила для вас сливочный крем, пальчики оближете!

Она нагрузила свертком Полэна и, целуя Розетту, шепнула ей на ухо:

— Если понравится, я с удовольствием дам вам рецепт…

— О, спасибо, мадам!

Завидев свадебную процессию, люди выходили на улицу, обсуждали событие, умилялись и жалели молодую пару.

Мамаша Мани поджидала новобрачных. В рассеянности она вытирала жирные руки о чистенький, только что надетый передник. Ее муж прибил над входной дверью четыре склеенных между собой листа из школьной тетрадки, на которых было написано: «Слава новобрачным!», а по бокам укрепил ветки ивы, срезанные ради такого случая на берегу Иветты.

Как раз в тот момент, когда молодые собирались войти в бистро, мимо, мягко покачиваясь, бесшумно прокатили роскошные машины. Это направлялась в долину Шеврёз другая свадьба, чтобы попировать там в ресторане с каким-нибудь пышным названием, вроде «Харчевни Тамплиеров».

— Скатертью дорога!.. — пробурчал кто‑то.

Когда в Гиблой слободе стало известно о предстоящей свадьбе Полэна и Розетты, все испытали смутное чувство ответственности за судьбу молодоженов… «Бедняжки!» — вздыхали женщины и при этом вспоминали о каком‑нибудь забавном или трогательном эпизоде собственного замужества; они с надеждой смотрели на мужей, словно те могли чем‑нибудь помочь молодой паре. Мужчины пожимали пле чами, но, оставшись в своей компании, взволнованно обсуждали женитьбу Полэна, высмеивали обычаи, отвергали законы, винили во всем правительство и вообще существующий строй. И, конечно, расхлебывать все это пришлось молодежи. «Что там ни говори, а Полэн ваш приятель! Эх» да мы в ваши годы перевернули бы небо и землю. Богаче мы не были, но у нас кое‑что здесь имелось! (Палец указывал на бицепсы.) И вот здесь тоже! (Палец указывал на лоб.)» Парни наматывали себе это на ус и при встрзче говорили друг другу: «Надо бы что‑то предпринять». Наконец они взяли в оборот Шантелуба:

— Ты ведь секретарь Союза молодежи? Так или нет?

Шантелуб почесал черную кудрявую голову, и фуражка служащего почтового ведомства сползла ему на лоб. Он не понимал, какое это может иметь отношение к политике. У него было рябое лицо, на котором выделялся длинный и толстый нос. Шантелуб носил кожаную куртку телеграфиста, а брюки его были прихвачены зажимами у щиколотки: человек он занятой и должен быть в любую минуту готов мчаться на велосипеде из одного конца района в другой. Он был секретарем местной организации Союза республиканской молодежи Франции, в которой состояло с полдюжины парней из Гиблой слободы. Подумав, он неуверенно предложил:

— Ведь нам случается бывать в ресторанах. Ну, хоть изредка. И мы обычно оставляем там не меньше трехсот монет. Так вот, каждый из нас выложит эту сумму, и мы погуляем все вместе на свадьбе Полэна. С мамашей Мани договориться будет нетрудно.

Парни отправились к мамаше Мани.

— Ничего особенного нам не нужно, но поесть мы должны вдоволь: приготовьте картофельное пюре, да побольше, или, скажем, омлет. Мы не просим всяких там тонких вин, но выпивки должно быть достаточно…

Мамаша Мани украсила середину стола листьями и цветами. Цветов, правда, было совсем мало. Из кухни шел такой аппетитный запах жаркого, что у всех прямо слюнки потекли. С веселыми возгласами и смехом компания расселась вокруг стола.

— Аперитив подается за счет заведения, — заявил папаша Мани. — «Пастис» — для мужчин, «Мартини» — для дам, — и он без всяких церемоний уселся в конце стола.

— Мне самую капельку! — чинно заявила Розетта.

Парни благоговейно держали в руках полные до краев стаканчики. Они угощали друг друга сигаретами, давали прикурить и мечтательно следили глазами за первыми струйками дыма. Все молчали в предвкушении аппетитной за^ куски, но ее подали только, когда пришел Проспер. Верно его и поджидали. Брат Полэна исчез сразу же по выходе из мэрии. Куда он ходил? Может, на ферму, чтобы задать корму лошадям? От Эсперандье всего можно было ожидать.

Мамаша Мани наготовила в изобилии всякой закуски: тут была и колбаса, и нарезанный треугольниками паштет, и редиска, и ветчина. Толстопузые горячие ковриги хрустели под ножом. Папаша Мани с двумя литрами красного вина обошел стол и наполнил все стаканы.

— Так, значит, ты теперь без работы? — спросил Морис у Жако.

Только Морис и мог задать такой неуместный вопрос. Морис Лампен высок, худ, немного сутулится. Среди своих живых, как ртуть, приятелей он кажется несколько апатичным. Он кормилец семьи, и чувство ответственности гнетет его.

— Думаю, долго это не продлится, — ответил Жако. — С понедельника всерьез примусь за поиски работы.

— Тебе придется по — по… по — по… побегать! Ра — ра… papa… работа на улице не валяется!

С Клодом Берже нелегко было разговаривать, но товарищи так привыкли к его заиканию, что схватывали смысл фразы с первых же спотыкающихся слов. У них давно отпала охота смеяться над этим недостатком, но если кому-нибудь постороннему приходила в голову такая неудачная мысль, он быстро убеждался, что этот невысокий коренастый парень с плоским лицом и волосами, подстриженными бобриком, питает пристрастие к боксу. Клод Берже мечтал пойти по стопам Рея Валевского, молодого поляка из Гиблой слободы, подвизавшегося на рингах столицы.

Клод напомнил Жако про Виктора, который уже давно ищет места. Ну, да ведь всем известно, что Виктор лентяй.