Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце Страница 8

— Разве мало с вас одного короля на всю семью? — спросил он.

Сен-Поль язвительно ответил, что вполне довольно, но что Анжу гораздо ближе Иерусалима. Сверх того, он намекнул, что ходят в изобилии разные странные слухи насчет истории с мадам Элоизой.

— Если вам, Эд, нужна требуха, — сказал на это Монферрат, — не обращайтесь ко мне. Но я знаю такую крысу, которая может вам оказать услугу.

— Как ее звать, вашу крысу? Больше мне ничего от вас не надо.

— Кто ж, как не Бертран де Борн? — ответил Монферрат.

Этот Бертран де Борн был все равно что терние, засевшее в теле анжуйцев, ядовитый придаток к их хозяйству, без которого они никак не могли обойтись. Сен-Поль знал прекрасно ему цену: он решил, что надо отправиться к нему лично в его землю. И он, конечно, поехал бы, но его государь судил иначе. Сен-Поль получил приказание сопровождать в Лювье герольдов, и ему пришлось ограничиться отправкой посла к трубадуру с письмом, в котором говорилось, какое счастье привалило великому графу Пуату. Он знал, что это заставит Бертрана высунуть жало.

Не очень-то скоро прибыли французы в Лювье, зато тотчас же началась потеха. Сводить пуатуйца с нормандцем или анжуйца с анжуйцем — все равно, что смешивать лед с огнем. Вельможи выступали петухами, пряча под бархатом свои когти; рыцари ссорились напропалую; оруженосцы следовали их примеру. Были даже открытые схватки. Так, например, Гастон Беарнец поссорился с Джоном Боттором, и они дрались на ножах во рву. Затем сам граф Ричард взял себе одного из ястребов брата и не хотел его отдать. Из-за этой долговязой птицы с десяток благородий бились на мечах, сам граф Пуату отвечал за шестерых и кончил тем, что до крови избил своего брата рукояткой меча.

Так продолжалось целую неделю или больше, а в это время старый король, как сумасшедший, рыскал на охоте целые дни и предавался постыдным порокам ночи напролет. Ричард редко видел его и французскую даму. Словно бледный призрак, печально появлялась она на зов короля и так же печально исчезала по первому его знаку. Когда бы она ни появлялась, подле нее непременно вертелся и принц Джон с тревогой на лице; затем слышался голос рябого клюнийца, который поучал принцессу насчет богословия и спасения души скучнейшими речами без ответов. Ice это было далеко не весело. Что же касается Элоизы, Ричард был убежден, что она — уныло-полоумная, и он сам становился тоскливым, раздражительным, сварливым. Оттого-то он сначала обобрал, а потом исколотил своего брата.

После того принц Джон скрылся на время, нянчась со своими синяками, и Ричард мог настолько приблизиться к мадам Элоизе, чтобы говорить с ней. Она даже сама позвала его к себе как-то поздно ночью, когда — как ему было известно — король где-то кутил вне дома, приправляя свои обыденные утехи ужинами в разных притонах разврата.

Пожав плечами, Ричард повиновался и пошел на зов. Его приняли со смущением. Дама, рассеянная как всегда, сидела в кресле, съежившись. Рядом стоял клюниец, это воплощение смертельной скуки. Одна или две женщины попятились в испуге за королевский трон. Сама Элоиза, как только увидела, кто такой ее посетитель, принялась дрожать.

— О-о! — прошептала она. — Вы пришли меня убить, мой повелитель?

— Помилуйте, мадам! — поспешил сказать Ричард. — Да я готов служить вам совсем иначе, и я предполагал, что имею на это право. Ведь я пришел сюда по вашему приглашению.

Она провела по лицу рукой раз-другой, как бы сгоняя с него паутину. Одна из женщин жалобно, с мольбой взглянула на Ричарда, но тот не обратил внимания. Монах что-то пробормотал себе под нос, затем сказал графу вслух:

— Вы видите, господин мой, мадам чересчур утомлена.

«Еще бы, негодяй! Это — твоих рук дело», — подумал граф.

— Надеюсь, — перебил он вслух, — ее милость дозволит вам удалиться, сэр.

В ответ на это мадам махнула своим приближенным рукой, чтобы они удалились, и продолжала махать еще долго после того, как они все вышли. Так она осталась наедине со своим будущим повелителем. На ее испитом личике были еще следы дивной красоты — красоты сочетания черного с белым; но вид у нее был такой, как будто она дружила с привидениями. Ричард был с ней очень любезен. Он подошел поближе и сказал:

— Мне больно видеть вас, мадам, в таком состоянии…

Она перебила его вопросом;

— Они хотят, чтобы вы на мне женились? Он улыбнулся.

— Наши повелители желают этого, мадам.

— Вы уверены в этом?

— Я только потому сюда и явился, что твердо уверен.

— И вы желаете…

— Я желаю, — поспешно, отрывисто перебил он ее, — только двух вещей — блага моему государству и вам! Если я еще желаю чего-либо, так это — Бог мне свидетель! — единственно сдержать свое обещание.

— Какое обещание?

— Вы видите, мадам: я ношу знак Креста Господня на плече.

— Ну, это — дело рук Господних! — промолвила она, со страхом глядя на крест.

Она принялась поспешно ходить по комнате, разговаривая сама с собой. Ричард не мог хорошенько разобрать, что она говорила: толковала она и про веру и про время;

— Надо бы сейчас же это сделать, сейчас! О, внемли мне. Пастырь Израиля!

Потом, дико взглянув Ричарду в лицо, Элоиза прибавила:

— Странное, не женское дело! Нельзя возлагать на меня такого дела…

Потом, ломая руки и не сводя глаз с Ричарда, она принялась кричать:

— Фу, яд, яд, яд!..

«Бедная женщина, — подумал он. — Она ведь одержима бесом: стало быть, не жена мне. Во мне и без того много бесовского!»

Затем он проговорил вслух:

— Что мучает вас, мадам? Скажите мне, в чем ваше горе, и, клянусь жизнью, я вам помогу, как сумею.

— Нет, вы не можете пособить мне… Никто не поможет!

— В таком случае, с вашего позволения… — он подошел к выходу, — я позову слуг вашей милости. Обсуждать это дело мы можем и потом: времени у нас достаточно.

Элоиза остановила бы его, если бы у нее хватило смелости или силы. Но она буквально истощилась: едва успели войти к ней се женщины, как она свалилась. Смущенный Ричард решил выпытать у отца всю правду во что бы то ни стало, на другой же день. Он так и сделал, и, к его величайшему изумлению, король принялся говорить с ним рассудительно, вместо того, чтобы браниться. Он сказал, что мадам Элоиза — девушка слабая, болезненная и, по его мнению, ей нужно только то, что и всем молодым женщинам — мужа. Она слишком предана монастырю; ей являются видения, она подавлена строгостью правил, ничего не ест и реже стоит на ногах, чем на коленях.

— Впрочем, сын мой, все это ты можешь по-своему исправить, — заметил король Генрих. — Все эти капризы, припадки скуки, тоска, мечты. Пуф! Ты можешь рассеять их одним поцелуем. Еще не пробовал, нет? Что? Слишком холодна? Но тебе следовало бы.,.

И пошел, и пошел…

В тот же день, уже поздненько, прибыли французские послы, в их числе Ричард увидел графа Сен-Поля.

Никогда не нравился ему этот граф, вернее сказать, он просто не выносил его. Но Сен-Поль был родной Жанне. Она даже несколько отражалась в нем: его окружало ее таинственное благоухание, его озарял луч ее обаяния. Ошеломленному, истомленному, мрачному, несколько выбитому из седла Ричарду показалось, что Сен-Поль не походит на своих товарищей. Вследствие этого, он приветствовал его более, чем с простым радушием, к прискорбию Сен-Поля. Ричард заметил это впечатление, и вдруг ему припомнилось, что ведь такое обращение должно было служить жестокой обидой Сен-Полю.

«Черт побери, что это я затеял? — восклицал Ричард про себя. — Мне должно быть стыдно смотреть в лицо этому молодцу, а я веду себя с ним, как брат».

— Сен-Поль! — тотчас же обратился он к брату Жанны. — Мне хотелось бы с вами поговорить: это даже мой долг перед вами.

— Я весь к услугам вашей милости, — с чопорным поклоном отвечал Эд. — Когда и где вам угодно…

— Идите за мной, как только покончите со всем этим шутовством, — решил Ричард.

Спустя час его приказанье было исполнено. По своему обыкновению он пошел напролом:

— Сен-Поль! Полагаю, вам известно, где мое сердце — здесь или в другом месте? Я желаю, чтобы вы поняли, что в данном случае я поступаю против личной моей воли, против моего собственного убеждения.

Даже для Сен-Поля прямота этой царственной натуры была несомненна.

— Но, государь мой… — забормотал Сен-Поль, в котором благородное чувство боролось с озлоблением. Ричард прервал его:

— Если вы сомневаетесь — что вполне вам разрешаю — я готов вас убедить: я поеду с вами, куда вам будет угодно и отдаю себя в полное ваше распоряжение… Помните только, что это решение будет бесповоротно. Еще раз говорю вам: я это сделаю! Хотите оставаться здесь, или поехать со мной?

Сен-Поль проклинал свою судьбу: он ведь был приставлен к этой французской девчонке.

— Господин мой! — проговорил он. — Я не могу вам повиноваться: моя обязанность везти мадам в Париж. Такова воля моего повелителя.