Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель Страница 80

Попустительство и в этом случае привело к тяжёлым последствиям. В последних числах июня от лазутчиков стало известно, что к Йорку приближается кавалерия Руперта, тысяч до двадцати, в действительности значительно меньше. Состоялся, как водится, военный совет. Самым решительным, самым настойчивым на этом совете был Кромвель. Было решено, в расчёте на нерасторопность Ньюкасла, на некоторое время снять с Йорка осаду, встретить Руперта и разгромить его на походе.

Парламентское воинство двинулось неизвестно куда. Манчестер был главным. Он служил парламенту, но с одинаково скромным усердием мог бы служить королю. Лето было дождливое. Воздух, насыщенный влагой, ограничивал видимость сотней шагов. Манчестер не столько искал неприятеля, сколько блуждал по влажным перелескам и пустошам без руля и ветрил, понапрасну утомляя пехоту и кавалерию. Его блуждания, как и следовало, кончились тем, что принц Руперт провёл свою кавалерию в Йорк без потерь. Манчестер спохватился и, точь-в-точь как Уоллер, пустился его догонять.

Тем временем Руперт и Ньюкасл совещались. Ньюкасл, тот же Манчестер, порядочный человек, но плохой генерал, кропатель лёгких комедий, не любил воевать. Он поздравлял принца с успехом, предлагал в тепле и покое отсидеться в осаде или по меньшей мере подождать подкрепление, которое вот-вот должно подойти. Руперт, тот же Кромвель, только слишком самоуверенный и строптивый, как его дядя король, предлагал выйти из крепости и без промедления и раздумий обрушиться на врага. Ньюкасл уверял, что парламентскую армию раздирают раздоры, что шотландцы и англичане плохо ладят друг с другом, что пресвитериане ссорятся с индепендентами, а Кромвель не в ладах с Кроуфордом. Стоит ли торопиться, рисковать? Того и гляди, они передерутся между собой и сами снимут осаду. Руперт был только рад раздорам в стане врага: они манили его бескровной, лёгкой победой. Ньюкасл увиливал, говорил, что не получал от короля приказа атаковать. Руперт предъявил ему послание дяди, оно показалось Ньюкаслу неясным. Они поспорили о его содержании. Наконец Руперт махнул рукой и вышел из Йорка. Ньюкаслу ничего не оставалось, как присоединиться к нему.

Обе армии встретились на Марстонской пустоши, при Марстон-Муре, как говорят англичане. Холмистая, поросшая вереском, она была мало удобна для маневрирования и быстрых, успешных атак. Почти по середине её тянулся довольно глубокий ров, земляной вал укреплял южную сторону, он разделил обе армии.

В первый момент встречи от неожиданности враги открыли беспорядочную пальбу из мушкетов и пушек. Одному из очевидцев казалось, что воздух как бы превратился в огненную стихию. Это была напрасная трата пороха и свинца, пули и ядра на большом расстоянии не причиняли никакого вреда.

В конце концов генералы одумались, остановили беспорядочную, бессмысленную пальбу и построили армии. На левом крыле парламентской армии встала кавалерия Кромвеля, его тыл поддерживали шотландцы Дэвида Лесли — против него стояла кавалерия Руперта. Центр занимала пехота графа Манчестера, Фердинанда Ферфакса и шотландцы под командой Александра Ливена — против неё пехота Ньюкасла. На левом крыле стоял Томас Ферфакс с кавалерией, набранной в северных графствах, — против него кавалерия Джоржа Норича Горинга. Парламентская армия насчитывала двадцать семь тысяч солдат, семь тысяч кавалерии и двадцать тысяч пехоты. В королевской армии было около восемнадцати тысяч, однако почти столько же или несколько больше кавалерии, чем у противника, в чём было её несомненное преимущество. Рассчитывая решить исход боя мощными атаками конницы, Руперт несколько растянул линию фронта, так что его фланги несколько загибались и угрожали флангам парламентской армии.

Противники сблизились на расстояние выстрела из мушкета. Их разделял только ров. Они могли видеть лица друг друга. У круглоголовых шляпы были повязаны белым платком. Чтобы различаться в бою, кавалеры сняли все украшения, ленты и шарфы. Они стояли в полном молчании.

С утра по небу неслись тёмные тучи. Из них сеялся мелкий, утомительный дождь, мочивший одежду бойцов, питавший и без того влажную почву. Изредка дождь прекращался. Между тучами прорывалось жаркое, летнее солнце и весёлым, радостным светом озаряло зловещие ряды непримиримых бойцов. Из-за попустительства лорда Манчестера где-то затерялся обоз. У солдат парламентской армии не было ни крошки во рту, не было даже воды, приходилось утолять жажду из луж под ногами. Однако никакие лишения Не могли сломить их волю к победе.

«Вы не можете представить себе ту решимость, тот подъём духа, которые были одинаковы с обеих сторон. Все чувствовали, что от исхода сражения зависит исход всей борьбы. Но подумайте, какая разница была в настроениях и верованиях враждующих армий! У них собрались сливки со всей Англии, а у нас был сбор врагов папизма, врагов тирании из Англии и Шотландии. Та и другая стороны решились не давать пощады друг другу. Меч должен был разрубить тот узел, который никакие переговоры в течение ста лет распутать не могли».

День клонился к вечеру. Никто не решался первым ринуться в бой, однако напряжение всё нарастало. Вдруг вскоре после пяти на левом фланге парламентской армии дружный хор мужественных хриплых мужских голосов затянул псалом с обращением «Боже, царь мой!». Это кавалеристы Кромвеля. Им вторили пехотинцы, которых скрывала высокая намокшая рожь.

У многих солдат короля мурашки побежали по телу, так суров и трагичен был этот напев. Казалось, на весёлый лад он настраивал одного принца Руперта. На его молодом лице появилась язвительная улыбка. Он соскочил с коня и, разминая ноги, бросил Ньюкаслу резким, оскорбительным тенором:

— Битвы сегодня не будет. Теперь они будут петь и молиться. Пойду ужинать. Мы нынче и без того прошли достаточно долго.

Ньюкасл с сомнением покачал головой и на всякий случай обратился к нему:

— А что прикажете делать мне, ваша светлость?

Принц засмеялся:

— Я не думаю начинать сражения раньше завтрашнего утра. До этого времени вы можете отдыхать.

Он вошёл в свой шатёр. Ньюкасл спросил себе трубку и закрылся в своей карете.

Кромвель думал иначе. Позднее он говорил:

— Если бы обе армии так долго простояли друг против друга на расстоянии пушечного выстрела и разошлись не подравшись, это был бы невиданный в Англии случай.

Принц не успел в этот вечер поужинать, Ньюкасл не докурил трубку. Тучи над пустошью сгустились и почернели. Молнии засверкали, гром загремел, разразилась гроза. Не спросясь Манчестера, своего командира, Кромвель отдал приказ наступать. Пение прекратилось. Его кавалеристы ринулись в бой с неистовым воплем:

— С нами Бог!

Плотной колонной они напали на кавалерию Руперта, расслабленную, не готовую к бою, почти в упор дали залп из мушкетов и потеснили её. Тотчас по всей линии загрохотала беспорядочная пальба и смешалась с раскатами грома. Принц выскочил из палатки, примчался к своим эскадронам и попытался перестроить ряды. Ньюкасл покинул карету и, не дав себе труда оценить обстановку, повёл пехоту северных графств на пехоту Манчестера и Фердинанда Ферфакса: она была опрокинута. Услышав первые выстрелы, Томас Ферфакс на правом фланге парламентской армии помчался в атаку во главе отряда кавалеристов и действовал таким удивительным образом, что смял несколько самых крайних рядов неприятеля, бросился преследовать горстку перепуганных беглецов, был опасно ранен и мог попасть в плен, если бы не оказался в глубоком тылу королевского строя. Горинг воспользовался этой оплошностью, в считанные минуты рассеял кавалерию, стоявшую против него, и нанёс удар по шотландской пехоте. Шотландцы побежали по всем направлениям с дикими воплями: «Беда нам! Мы погибли!» — и разнесли по окрестностям весть о полном и безоговорочном поражении всей парламентской армии. Эту весть подхватили курьеры и на взмыленных лошадях на следующее утро принесли её в Оксфорд и Лондон. В Оксфорде был праздник, восторженные улицы озарились иллюминацией. Лондоном овладела печаль.

Так началось одно из самых странных, хаотичных и бестолковых сражений в истории. Войска невообразимо перемешались, были растеряны и не знали, что делать. В наступающей темноте, которую там и тут прорезали вспышки молний и выстрелов, блуждали круглоголовые и кавалеры, кавалеристы и пехотинцы, офицеры и рядовые, поодиночке или отдельными группами. Одни искали свой полк, другие требовали приказа у первого встречного. Кто-то молился, прося Господа избавить от гибели, кто-то плакал, кто-то спрашивал дорогу до ближайшей деревни, где можно было укрыться, кто-то лежал на земле, не зная, жив ли ещё или уже отправился на свидание к Богу. Солдаты и офицеры сталкивались друг с другом, едва успевали распознавать своих и чужих по шляпам, по покрою кафтана и бились холодным оружием в ослеплении страха и ярости, нередко убивая своих.