Вячеслав Шишков - Емельян Пугачев. Книга 2 Страница 80

Гости и хозяин прильнули к окну. По дороге неспешно шествовал большой караван верблюдов. Долговязые животные, слегка покачиваясь, гордо несли свои небольшие головы на мускулистых и длинных, слегка изогнутых шеях.

Они, видимо, прошли трудный путь, были тощи, на их ребристых облезлых боках висела грязной бахромою свалявшаяся бурая шерсть. Меж их горбами навьючены огромные тюки. Животные были связаны нос в хвост — гуськом, по шести верблюдов в связке. Рядом с ними шагали худые, со втянутыми щеками, чернобородые люди, одетые в цветные халаты и войлочные остроконечные шапки.

Шумно вбежавший с улицы купчик замахал руками и закричал, как в лесу:

— Хивинцы! Тридцать верблюдов! А шесть верблюдов Пугачёвским разбойникам достались. Напали, дьяволы, двух хивинцев саблями порубали, третьего в полон увели. Ах, сволочи! Ну, тепереча Пугачу на портки да на рубахи всяких шелков хватит! — Купчик засунул в рот купленный на улице бублик и стал с азартом чавкать, как умирающий от голода.

Хозяин покосился на него с брезгливостью и позвонил в серебряный колокольчик. Вошедшего слугу спросил:

— Завтрак готов?

— Пожалуйте-с… Пироги из печки вынимают.

— Господа, прошу!

Все сразу повеселели.

У стола уже распоряжалась краснощекая пожилая Алена Денисьевна.

Поздоровались, поздравили хозяйку с праздником, сели за стол.

— Ой, да какие уж нынче праздники. Каждый час смерти ждешь, — вздохнула хозяйка, раскладывая по тарелкам пирог с рыбой.

— Бог не без милости! — сказал Кочнев, перекрестился и принял от хозяйки две доли пирога.

Потянулись разговоры о тяжелом осадном времени и желчные упреки по адресу губернатора: он нераспорядителен, леностен, не смог обеспечить город ни продуктами, ни фуражом, крепость в самом плохом состоянии, а главное, а главное… губернатор Рейнсдорп проплясал со своими завсегдатаями-гостями самый горячий момент и дал злодею Пугачёву непомерно усилиться.

— Вот уже месяц, как длится осада, — с горечью в голосе начал Рычков.

— Надлежало бы в назидание потомкам летопись сему великому историческому событию писать. Но кто за сей почтенный труд возьмется?

— Вы, вы, Петр Иваныч. Вам и книги в руки! — раздалось со всех сторон.

— Истинно, мне надлежало бы, моему испытанному перу. Но, судари мои, десная рука моя скована: губернатор все сие дело держит в тайне, вся переписка у него под замком. Столь непонятное отношение ко мне со стороны Рейнсдорпа я считаю преступным, а для исторических перспектив — пагубным.

Вдруг близко ударила вестовая пушка. Алена Денисьевна, сильно вздрогнув, вскочила и зажала уши.

— Ну, начинается! — бросив салфетку, пробасил Рычков.

Ударила вторая пушка. Вскочил и купчик.

На крепостной вал, охвативший город пятиверстным хомутом, уже сбегались праздные зеваки.

Как только с угловой батареи прогремел пушечный выстрел, тетка Мавра, по прозвищу Золотариха, бросила у колодца ведра с водой и тоже побежала на вал. Высокая, черная, с большими плутоватыми глазами, в народной душегрее, она была столь любопытна и жадна до всяких происшествий, что не пропустила ни одной стычки Пугачёвцев с защитниками крепости. Эта сорокалетняя разбитная баба была известна городу как содержательница маленького веселого притона, где иным часом совершались жестокие драки, по базарным же дням она торговала на рынке пирожками, блинами, сбитнем.

Прытко взбежав на вал, она выбрала самое удобное место. Отсюда была хорошо видна вся окрестность: белое, запорошенное снегом поле, высокая Маячная гора, постройки Менового двора, стоявшего на отшибе от города, слева — мрачные кирпичные сараи, справа — выжженный пригород — Казачья слобода, а на горизонте — одетые лесами увалы гор.

Все тихо, все спокойно. Только видно, как между кирпичными сараями, из оврага в овраг, перебегают верхоконные Пугачёвцы.

Золотариха постояла, посудачила с соседями, оглянулась назад: в сиянье холодного солнца пестрел примолкший Оренбург. Над деревянными избами и белыми мазанками высились девять церквей, двухэтажные палаты губернатора и губернской канцелярии, обширный дом гауптвахты с обитым белой жестью куполом, над которым городские часы с колоколами, далее — цейхгауз, артиллерийский двор, почта, госпиталь, торговые ряды, кирпичные дома купцов и местной знати. Город казался издали многолюдным, красивым и богатым. Золотариха часто любовалась с вала родным городом.

Вот она снова повернулась лицом к степи и, всматриваясь из-под ладони вдаль, звонко закричала:

— Глянь, глянь! Едуть!

За кирпичными сараями, на возвышенном взлобке, действительно собралось сотни три Пугачёвцев. До них было версты полторы, и на таком расстоянии они крепостных пушек нисколько не боялись. Они, очевидно, выехали лишь погарцевать да по праздничному делу поразвлечься, подразнить осажденных. А ежели Рейнсдорп не стерпит да вышлет на них команду, то и сразиться. Они там горланили песни, орали, взапуски скакали на конях, снова сбирались в круг.

Вскоре от круга отделились человек тридцать головорезов и, пригнувшись к луке, с гиком ринулись на крепость. Это были подгулявшие яицкие казаки. Впереди них — отпросившийся у «батюшки» побаловаться чубастый горнист Ермилка.

Вот они подкатили к самому рву против Бердских ворот, до них было не более полутораста шагов. Молодые, веселые, разгоряченные вином и скачкой, они замахали шапками и закричали толпившимся на стене солдатам:

— Эй, не стреляйте! Видите — мы без ружей. Долго ль вам воевать?

Сдавайте, солдаты, крепость! Государь милость окажет вам. А не взявши крепости, царю прочь не уйти.

— Убирайтесь, христопродавцы! — отвечали со стены. — Ах вы супостаты, изменники!.. Вот ужо мы вас!

Казаки, потрясая пиками, горланили в ответ:

— Мы и сами, подобясь собакам, умеем против лаять, да не хотим так безумствовать…

— Ах, не хотите! — кричали со стен и с вала. — Что это вы задумали, пьяные ваши рожи, с Пугачем-то со своим?

— По-вашему — Пугач, а по-нашему — милостивый царь! Вот ужо сам наследник Павел Петрович прибудет к нам. С ним семьдесят две тыщи войска.

Тогда сотрем вас!

Вдруг они проворно подались назад и, отъехав сажен пятьдесят, остановились: из крепости выехала полусотня оренбургских казаков и пальнула в них из ружей.

— Ах, дьяволы! — звонкими голосами кричали Пугачёвцы, грозя нагайками и отъезжая на недосягаемое для пуль место. — Так-то вы по безоружным… А ну, наезжай на нас! — заманивали они врага.

— А что, ребята, давай ударим на них! — сказал оренбуржцам бравый урядник. Он взмахнул нагайкой, скомандовал:

— Айда! — и, увлекая свой отряд, помчался на Пугачёвцев.

Те, подпустив их очень близко, выхватили ловко спрятанные винтовки, дали недружный залп, затем бросились наутек и, отскакав порядочное расстояние, вновь остановились.

— Трусы! Обманщики!.. Ишь ты, безоружными прикинулись! — сердито кричали им оренбуржцы и тоже остановились. Среди них было двое слегка раненых. — Трусы… Ваше дело зады казать! Собаки!

Вдруг с вала увидали: из гущи оренбургского отряда выехал на статном, рослом скакуне всадник и, размахивая какой-то длинной палкой, смело помчался один на Пугачёвцев. Те, прикинувшись испугавшимися, стали отъезжать, а всадник все еще продолжал скакать за ними и что-то кричал.

Заманив его подальше, Пугачёвцы, присвистнув, повернули коней и бросились ловить его. Всадник под самым их носом поскакал обратно. Когда он сравнялся с полусотней своих казаков, те тоже поскакали вместе с ним обратно, стараясь в свою очередь заманить теперь Пугачёвцев под выстрелы крепостных пушек. Но Пугачёвцы, заметив это коварство, вовремя остановились. С крепости раздался пушечный выстрел картечью, один Пугачёвец упал с коня, его подхватили товарищи и стали отступать.

Тогда всадник с палкой снова припустился за ними.

— Да ведь это, знаете, кто? — улыбаясь и оторвав правый глаз от подзорной трубы, сказал Рычков своему соседу, архивариусу Старцеву. — Это же курский купчик Полуехтов. Он у меня только что в гостях был и прилично выпил… Вот отпетая башка!

— Да неужели он? Позвольте-ка! — попросил архивариус трубу и долго не мог поймать глазом снующих по полю всадников.

Золотариха, услышав, что речь идёт о курском купчике, схватилась за голову и завопила:

— Ой, кормильцы! Что только таперь и будет! Ведь он мне два с полтиной задолжал…

Полуехтов без шапки, в поддевке, не с палкой, как представлялось издали, а с железной увесистой клюкой в руке уже мчался за отступавшими.

Вот он настиг их, врезался в их гущу, вот клюка его проворно заработала по головам, по спинам, один кувырнулся из седла. К нему со всех сторон кидались Пугачёвцы, силясь схватить за узду его коня, чтоб живьем привести «батюшке» свою добычу. Но сильный, рослый конь взвился на дыбы, ударил задом и, под громоносные восторженные крики с вала, сминая Пугачёвцев, помчал своего хозяина назад.