За Русью Русь - Ким Балков Страница 83

потому неприметно для окружающих. Разве что Добрыня почувствовал душевное движение в просветлевшем лице племянника и тут же смутился: понимая надобность происходящего на Руси, несущего укрепление державности, он все ж принимал это как обыкновенное действо. Смущение Добрыни стало еще больше, когда Владимир голосом непривычно мягким и чуть дрогнувшим сказал:

— А на месте, где проживали мученики и сопричастники ко Христовой вере Иоанн и Феодор, воздвигнем храм Успения Пресвятой Богородицы. И на то повелеваю брать десятую часть от доходов Великокняжьего двора и уже завтра чтоб прошли по Руси мои бирючи и скликали лучших мастеров и чтоб от Царьграда прислали тож…

Добрыня сказал бы, что не ко времени сие, мало ли других забот, вон и Могута со многими воинскими людьми вышел из лесного городища и ступил на землю родимичей и там его приняли не только смерды, но и князь Мирослав обещал помогу, а слово Мирослава дорогого стоит: не он ли хаживал со Святославом, иль забыто про это на Руси?.. — но промолчал, и его души коснулся свет, упадающий от Владимира. Он лишь вздохнул и стронул коня с места, спустился с холма к урезу тихой днепровской воды.

В какой-то момент близ Владимира оказались слепой Будимир и Любава, она со страхом посмотрела на Великого князя и прошептала:

— А вода в реке холодная, и там много малых деток, они заплакали бы, да боятся. За что деток-то окунать в воду? А что, как они помрут?..

Владимир с недоумением посмотрел на Любаву, но недоумение было легкое и короткое, сказал негромко:

— Вот и познал я истинного Бога!

Вспомнил, волхвы не однажды говорили, что далек путь к истине, и человеку еще многие леты идти к ней. Но где же край?..

В седую старину жили на земле великие духом племена, они стали хозяевами не только земных пространств, а и небесных, умели воспарять птицами и совершать долгие странствия, устремляясь в иные миры. И было промеж них великое согласие, и сделались они как един народ. Но однажды кто-то из них сказал: «Мы знаем о ближних и дальних мирах все, мы отыскали истину и теперь она обретается рядом с нами». Ему поверили. И тогда случилось никем не ожидаемое: распался народ на еще большее количество племен, чем было раньше, и утратилась связь меж ними, и мудрость, что вела их по дороге сокровенных знаний, растаяла, как если бы оказалась дымом, подымающимся над жилищами. Говорили волхвы, потому и отступила от людей истина, что они возомнили себя равными Богам. Владимир вспомнил про это, но не поколебался в духе, снова сказал с тою душевною твердостью, которую если и замечал в себе раньше, то не так уж часто:

— Вот и познал я истинного Бога!

10.

Бежал слух впереди киевской дружины, ведомой Добрыней, от этого слуха сжималось людское сердце, и в глазах вызревало горькое недоумение, спрашивал сосед у соседа:

— Да что же творится?..

И не получал ответа. Молчали и Боги, когда человек обращался к ним, всемогущим, и небо молчало, в те поры не предвещавшее и слабого пролития небесной влаги, там точно бы все высохло и оскудело. А слух поспешал и был подобен чертополоху в чистом поле, нагонял тоску на людей, а нередко отчаяние, и если оно, гнетущее душу, приходило на чей-либо двор, то и прихватывали тогда стар и млад худую пожить[14] и бежали в те земли, где поднялось посреди таежного неоглядья Могутово городище, и селились на огнищах и великим трудом добывали себе пропитанье. А если почему-либо шли, покинув отчий дом, в другую сторону, то и наступали твердой ногой на прямоезжую дорогу, брали в руки кто боевой топор на длинном, деревлянской работы, тускло поблескивающем топорище, а кто упругое, звенящее на ветру, остро отточенное копье и, запамятовав про свое недавнее добросердечие, которому столь дивились чужедальние люди, промышляли разбоем. И вот уж было не пройти в тех местах гостевым возам, даже если они принадлежали Великому князю.

Тяжела новина, за которой угадывалась великокняжья воля и мужей его, и дружины его; стоило войти в оселье киевскому воинству, как тут же учинялся разор стародавних святищ, срывали божьи меты с деревьев, кидали в костры, а иной раз разбивали тяжелыми топорами и бросали в ближние воды. Если же кто-либо противился этому, то и предавался смерти. По легкому слову новообращенного, брали и отличаемого великой мудростью волхва, не отрекшегося от веры дедичей, и умерщвляли на виду у честного люда, как было на речке Горине близ деревлянской веси, куда, по слухам, часто приезжал светлый князь Мал во время потешной охоты на вепря. Там вывели из святища старого волхва, привязали к дереву, а у изножья развели костер из древних писаний, взятых в тайной укроме… И это странно и ничьим разумом необъяснимо. Мыслимо ли поднять руку, хотя бы и высокородную, на хранящее сокровенное сказание? Не отсохнет ли та рука? Не ослабнет ли после этого род людской, не отодвинется ли от него еще дальше истина?.. Хранили волхвы стародавнюю мудрость, изложенную в Писаниях, и понемногу открывали ее в ближних племенах, справедливо полагая, что не всякое знание во благо, а лишь то, которому время выплеснуться на свет белый. За это охранение волхвы и почитались на Руси. Не странно ли и то, что ныне как бы запамятовалось все и уж нету уважения к сокровенному знанию, и не дрогнет рука у берущего слово истинное и бросающего в костер? Но и то еще верно, что не каждая буквица тут же и возгоралась, иная из них и в лютом огне не свертывалась, не блекла, отодвигала от себя полымя. И тут осознавалось даже и возненавидевшими ее, что силою всевеликого Рода отпущена сия буквица на землю. А иначе почему бы она была такой стойкой?.. Тут отступал и во Христе рожденный и отходил от захолодившего душу костра и с опаской поглядывал на Большого воеводу. Но время спустя возвращался к своему занятию, не смея поднять глаз и как бы враз обессилев. И еще долго потом снилось ему это, непотребное человеческому духу, действо. Как, впрочем, и Добрыне…

Повелел ему Великий князь пройти с войском по русским землям, неся людям Христову веру и не чиня зла никому, как в иных народах, где крест соседствовал с мечом.

— Для нас непригодно сие, — сказал Владимир. — Добро несущее дело и вершиться должно добром.

Но запамятовал Большой воевода про это, и не сказать, с умыслом ли,