Анри Труайя - Свет праведных. Том 1. Декабристы Страница 86

– Ваши упреки были бы заслуженны, мадам, – возразил Седов, – если бы этот побег организовал я. Но я сам первым был удивлен, увидев, что ваша золовка приехала на рассвете в мой дом.

– Только не говорите, что она никогда не была здесь прежде!

– Она нанесла мне три или четыре дружеских визита, но не давала понять, что намерена поселиться у меня.

Пальцы Софи впились в подлокотники кресла.

– Вы лжете! – сказала она.

– И в самом деле это могло бы показаться невероятным тому, кто мало знает Марию, но вам-то известно, что она способна на безрассудный поступок. Так должен ли я отправлять ее назад в семью после того, как она пошла на такой риск из любви ко мне? Ведь она любит меня, мадам, а вы, кажется, упустили эту деталь!

– А вы, месье, вы-то любите ее? – сурово спросила Софи.

– А как же, – ответил он. – Иначе ее не было бы здесь.

– Каковы ваши намерения?

– Я собираюсь жениться на ней.

– После того, как обесчестили!

– Я человек слова. И не буду прикасаться к Марии до того дня, когда она перед Богом станет моей женой.

– Этот брак может состояться – и вы это знаете – лишь вопреки воле ее отца!

Седов саркастически улыбнулся:

– В делах такого рода отказ никогда не бывает окончательным.

Софи подумала, что это шанс на спасение, и воскликнула:

– Отпустите Марию со мной. Я попытаюсь склонить свекра на вашу сторону. Так мы хотя бы избежим скандала. Вы сможете обвенчаться!

Повисла долгая тишина. Затем твердым голосом Седов произнес:

– Я не попаду в ловушку, сударыня! Если Мария останется здесь, со мной, у меня на руках будет козырь против Михаила Борисовича, я смогу угрожать, требовать…

– Требовать чего?

Седов сощурил глаза:

– Чтобы он отдал мне руку дочери со всеми выгодами, которые предполагает такой союз.

– Значит, вы признаете, что хотите жениться на моей золовке из-за ее денег? – возмутилась Софи.

– Я этого не говорил!

– Да что вы! Ваша любовь объясняется долгами, которые надо выплатить! Вас подстегивает не страсть, а страх, что приближаются сроки платежей!

– С каких это пор заинтересованность и чувство стали несовместимы? Что касается меня, то я не скрываю, что оба аспекта проблемы представляются мне одинаково привлекательными!

– А Мария воображает…

– Она ничего не воображает. Она знает!

Приближались чьи-то шаги. Дверь резко распахнулась. На пороге появилась Мария. Черная амазонка подчеркивала бледность ее черт. Когда девушка увидела невестку, лицо ее от волнения исказилось. Софи в какую-то секунду готова была поверить, что Мария бросится в ее объятия. Но рот девушки уже приобрел своевольное выражение.

– Это отец прислал вас сюда? – спросила она.

– Ваш отец не знает даже, что вы сбежали, – ответила Софи. – Я сказала всем, что вы остались в своей комнате из-за недомогания. Если вы вернетесь со мной, нам удастся избежать самого худшего, я все устрою… Доверьтесь мне…

– Куда, по-вашему, я должна ехать? – с достоинством сказала Мария. – Мой дом здесь.

– Чтобы говорить такое, надо сначала замуж выйти!

– В глубине души я уже замужем.

– Я полагала, что вы с большим уважением относитесь к церковному таинству!

– Бог видит меня и благословляет!

– А ваш отец?

– Он так сильно обидел меня, отвергнув Владимира Карповича, что я не хочу больше и слышать о нем. Мне не нужны ни его согласие, ни любовь, ни деньги, чтобы быть счастливой!

Софи бросила взгляд на Седова. Тот расхохотался:

– Наша милая Мария – идеалистка!

– Я не сомневаюсь, что очень скоро вы лишите ее всяких иллюзий! – заявила Софи, вставая.

– Конечно, придется, – сказал Седов. – Чистотой не прокормишься. Как бы ни был настроен мой тесть, он не сможет до бесконечности отвергать свою дочь. Посердится несколько дней, а затем сочтет для себя долгом чести помочь нам. Особенно если мы, как я надеюсь, подарим ему внуков…

Ему как будто нравилось разыгрывать из себя отвратительную личность. На лице его появились складки, свидетельствующие о злости и хитрости.

– Красивеньких малюток, – продолжил он, обняв Марию за талию.

Она вспыхнула от стыда. Губы ее были сжаты, но в расширившихся глазах словно замер крик о том, что она боится быть обманутой, что этот человек внушал ей отвращение и вместе с тем подчинял себе, что она окончательно утратила волю, гордость, надежду и упала в пропасть. Потрясенная этой молчаливой скорбью, Софи пробормотала:

– Разве вы не поняли, Мари? Ваше место не здесь! Я увезу вас! Едем, едем скорее! Для вас это последний шанс!..

Мария крепче прижалась к плечу Седова и опустила голову. Ей открывали дверь тюрьмы, а она отказывалась выйти.

– Вы слышите, что говорит вам ваша невестка? – спросил Седов таким тоном, словно разговаривал с отсталой девчонкой.

– Да, Владимир, – сказала она.

– Что вы ей ответите?

– Пусть уезжает!

Седов скромно улыбнулся:

– Вы могли бы предложить ей это полюбезнее. Она явила вам великое доказательство расположения, примчавшись немедленно. Что касается остального, то я надеюсь, она теперь убедилась в глубине и твердости наших намерений.

– В самом деле, – призналась Софи, – я не жалею, что приехала.

– Доставьте же нам удовольствие и приезжайте почаще, – сказал Седов. – Вы одна можете смягчить ссору, быть может, даже примирить обе стороны. Подумайте только, ведь наша малышка Мария не будет счастлива, если ее семья станет упорствовать, отвергая ее.

– Это так, Владимир, – сквозь зубы процедила Мария.

– Молчите, дитя мое. Ваша гордость лишает вас разума, – сказал Седов.

И краешком губ он коснулся застывших пальчиков Марии. Девушка бросила на Софи взгляд, преисполненный мелкого тщеславия и как бы говоривший: «Вот видите, он целует мне руку, как женщине!»

Софи почувствовала, что она не в состоянии сдвинуть эту гору любви, упрямства, невинности и раболепства. Гордая Мария хотела быть рабой. И надо было предоставить ей возможность наслаждаться странными восторгами повиновения. В коридоре раздался девичий смех. Босые ноги улепетнули. Седов нахмурил брови.

– До свидания, Мари. Я поговорю с вашим отцом. Возмущение поможет ему, надеюсь, преодолеть печаль.

– Да-да, конечно, сделайте, как лучше, – вмешался Седов. – И не забудьте, что в день нашей свадьбы мы ждем вас. Мария напишет вам и сообщит дату.

Обнимая Марию, он проводил Софи на крыльцо. Кучер и конюх вытаращили глаза, увидев свою молодую хозяйку в объятиях мужчины. От удивления они забыли даже поклониться ей.

Софи плохо рассчитала время. Когда она приехала в Каштановку, час обеда уже миновал. Рассерженный Михаил Борисович отказался садиться за стол, а Николай, охваченный подозрениями, выломал дверь в комнату сестры. Софи повела их обоих в кабинет, чтобы объяснить им причину исчезновения девушки. Во время ее рассказа Михаил Борисович сохранял непроницаемое выражение. Только в тот момент, когда сноха произнесла слово «женитьба», он очнулся и вышел из состояния ступора. Михаил Борисович выглядел так, будто от кровяного давления у него раздулось лицо. Глаза его налились кровью, на щеках появились фиолетовые прожилки, он завопил:

– Никогда! Я никогда не дам согласия!

– Мне кажется, она решила обойтись без него! – заметила Софи.

– Ах так? Ну что ж! Если она все же выйдет за него, то не получит от меня ни копейки! Я не из тех, кого шантажируют, угрожая! Каналья Седов узнает это на своей шкуре! Он останется с нелюбимой женщиной на руках и без ничего, без того, что можно сварить в котелке!

– То, что этот брак вызывает ваше неудовольствие, отец, я понимаю, – сказала Софи. – Но поскольку Мари любит этого человека…

– Она его не любит! Она побежала за ним, как охотничья собака!

– Потому что после вашего запрета уже не могла встречаться с ним обычным образом.

– Значит, по-вашему, я должен был уступить грязной уловке этого охотника за приданым?

– Вы должны были посоветоваться с дочерью, прежде чем что-либо решать!

Михаил Борисович чрезвычайно медленно произнес:

– В России, если ничего не изменится, не дети, а родители обладают исключительным правом на мудрость и власть!

– Это правда, – поддержал его Николай. – Но если Мария совершила ошибку, безумный поступок, она не преступница. Дайте ей шанс раскаяться, искупить свою вину, вернуться к нам!

Михаил Борисович резким движением руки рассек воздух перед собой:

– Нет! Нет! Она ослушалась и опозорила меня! Замужняя или нет, но она не переступит больше порога этого дома! Если я встречусь с нею, то плюну ей в лицо! Что же касается соблазнителя, пусть не вздумает появляться на моих землях! Сегодня же вечером я прикажу моим людям стрелять в него, если увидят!..

Ответом ему было ледяное молчание. Михаил Борисович посмотрел на сына, на сноху и заметил, что они оба осуждали его горячность. Тогда вспышка недоверия промелькнула в его зрачках. Снизив тон, он сказал: