Мирей Марк - Варьельский узник Страница 9

Глава 2

После отъезда гостей жизнь в замке вернулась в привычное неторопливое русло. Лишь караваны, один за другим пересекающие подъемный мост Лувара, наполняли внутренний двор шумным гомоном торговли.

Отряд, посланный вглубь на север, вернулся с тревожными новостями: варвары готовили набег на земли сеньора Ларви с востока. Самым тревожным стало известие о том, что некоторые племена собираются объединиться под началом единого вождя.

Малышка, ты помнишь имя вождя дикарей? Конечно, его будут звать Рилор. Это имя еще неизвестно Эммануэлю. Но скоро он вступит в войну, которая затянется на долгие годы.

Однажды вечером Эммануэлю, вернувшемуся с охоты, доложили, что узник тайком выходил из замка, по всей видимости желая встретиться с каким-то бродячим музыкантом. Де Лувар настолько удивился, что даже попросил повторить новость, поскольку Проклятый вел себя безупречно и скрупулезно исполнял каждое предписание все пять месяцев, которые провел в замке.

Дежурный капитан, входя в кабинет господина, поборол невольную дрожь в коленях. Сеньор не был жестоким, но всегда сурово карал за небрежность в службе. Хотя, к слову сказать, в отличие от многих других аристократов, властитель Лувара перед вынесением решения всегда предоставлял подданным возможность высказаться в свою защиту.

— Один из караванов проходил через ворота,— докладывал капитан.— А им навстречу шла толпа монахов. Думаю, преступник, повязав голову черной тканью, выскользнул вместе с торговцами шкурами — у них с ним очень похожая одежда. Вернулся он со вновь прибывшим караваном, но на этот раз один из моих людей заметил его.

— С кем он встречался?

— Заключенный отказался говорить... Но один из монахов видел, как Проклятый о чем-то беседовал с бродячим музыкантом, который присоединился к ним тремя днями ранее. Но тот не стал входить в замок. После того как они поговорили, бродяга тут же развернулся и ушел по Флорегезской дороге.

Эммануэль задумался. Ему пришла в голову мысль, что он, возможно, вообще никогда не узнает, зачем узник покидал замок. Одно было очевидно: раз пленник вернулся обратно, значит, бежать не собирался. Оставался еще вариант — узник хотел передать или получить сообщение.

— Хорошо,— сеньор посмотрел на капитана.— Отправляйтесь к мэтру Обину. Десять плетей.— Эммануэль никогда не разбрасывался словами. Наказание не было чрезмерным — от такой порки еще никто не умирал. Капитан отдал честь и молча вышел.

В ожидании господина Проклятый стоял перед дверью Большого зала, устало прислонившись к стене. Стражники, связав пленнику руки за спиной, не сводили с него глаз. Наконец, сеньор появился, подошел к юноше и развязал веревки. Войдя в зал, Эммануэль бросил на стол перчатки, снял плащ и швырнул его в кресло. Преступник стоял перед ним с непроницаемым выражением лица.

— Мне доложили, что вы покидали замок.

— Да, монсеньор.

— Вы разговаривали с музыкантом?

— Да, монсеньор.

— Вас заранее предупредили, что он придет?

На этот раз юноша ничего не ответил. Его взгляд устремился к морю, видневшемуся через большое окно зала.

— Я прикажу моему палачу получить у вас ответ на этот вопрос.

— Воля ваша, монсеньор.

Эммануэль опустился в кресло и несколько секунд в раздумье вертел в руках серебряный нож для резки бумаги. Мысль пороть и без того невыносимо страдающего человека была ему отвратительна. Но выхода не оставалось, и юноша не хуже его знал об этом.

— Хорошо. Вас отведут в башню.

Эммануэль выглянул за дверь, отдал необходимые распоряжения охране и отправился на поиски лекаря.

— Как ты думаешь, Сальвиус, он вынесет наказание плетьми? — Сидя за столом, Эммануэль раздраженно перебирал листки протокола.

— Наверняка. У него такая же спина, как у всех. Вообще, вы здесь хозяин, вам и решать,— холодно ответил его собеседник.

— Сальвиус, я — хозяин Лувара и не могу поступить иначе. Я не спрашиваю тебя, надо ли его наказывать, так как знаю, что надо. Я тебя спрашиваю как врачевателя: сколько ударов он сможет вынести? Ты ведь лекарь, не так ли?

— Я тоже время от времени задаю себе этот вопрос: лекарь ли я? Врачеватель, достойный носить это звание, начал бы с того, что снял бы у него с руки эту адскую машинку,— присаживаясь рядом с ним, ответил старик.— Как вы его накажете?

— Сорок плетей и ночь в клетке.

— Сорок?!

— Он заслужил. Выход за стены замка — одно из самых серьезных нарушений. Серьезнее только побег. А побег, как ты прекрасно знаешь, карается крайне сурово — шестьюдесятью ударами. К тому же он разговаривал с незнакомцем, а это ему категорически запрещено. Сорок плетей, не меньше!

— Это слишком сурово, сеньор. Вы крайне редко прибегаете к такому наказанию. Не думаю, что он выдержит, У него мало сил. Браслет и так изрядно подточил его здоровье.

— Хорошо, тридцать, но не меньше!

— А если во время наказания начнется приступ?

— Тогда и посмотрим. Что-нибудь еще?

— Ничего, сеньор. Вы так часто заявляете, что вы — не Регент и не верховный судья, не вам судить. Говоря вашими словами, я — не повелитель Лувара, не мне решать.

— Ты пойдешь к нему?

— Зачем? Посчитать следы от плетей на его спине и убедиться, что их ровно тридцать?

— Сальвиус! Его надо будет осмотреть...ближе к ночи.

— Я пойду, если это приказ.

— Это приказ.

Мэтр Обин был искусным и ловким палачом, лишенным как жестокости, так и сентиментальности. Когда тем же вечером Эммануэль спустился к нему, то застал заплечных дел мастера в некоторой растерянности. Незадолго до того браслет вызвал у узника сильнейший приступ. Его дикие крики повергли всех в замешательство.

— С вашего позволения, монсеньор, я кое-что понимаю в криках,— сообщил ему палач.— Такие может вызвать только поистине адская боль.

— Где он?

— Там, за стеной на соломе. Какие будут распоряжения?

— Тридцать плетей и на ночь в клетку.

Мэтр кивнул с таким важным видом, словно его попросили утвердить приговор.

Эммануэль прошел вглубь зала к специально предназначенному для него креслу, инкрустированному золотом. Обычай требовал его присутствия при наказании более чем двадцатью плетьми. Он плотнее закутался в плащ и сел в кресло, рассеянно глядя на помощников палача, подтягивающих кольца.

Так же как и клетки для варваров, кольца Лувара пользовались дурной славой. Те, что предназначались для ног приговоренных, не таили в себе ничего необычного. Но вот руки заковывали в особенные кандалы — адские изобретения мстительного Отона IV, предка Эммануэля,— на внутренней стороне которых блестел ряд заостренных зубцов. Только как можно крепче держась за цепи и не двигая руками в попытке освободиться под ударами плетей, жертвы могли не порвать себе сухожилия на запястьях, моля Господа даровать им сил вытерпеть боль и не потерять сознание.

Помощники палача принялись расстилать на помосте свежую солому. Мысли Эммануэля витали далеко, он думал о вожде варваров. Ему только что сообщили имя — Рилор. Дозорный отряд доложил, что его видели крестьяне, чьи земли граничили с землями дикарей. Поползли слухи о кровожадности и беспощадности этого человека. «Никогда раньше никто из них не мог собрать их вместе,— размышлял Эммануэль.— Два или три племени, не более...»

Появление узника в сопровождении охранников вывело его из раздумий. Мэтр Обин заканчивал последние приготовления, раскладывая на скамье инструменты. В Луваре, как и повсюду в Систели, первые десять ударов наносили обыкновенной плетью. Она оставляла на теле лишь болезненные синяки, не повреждая спину. Следующие десять ударов кожаным хлыстом разрывали одежду и кожу. Далее начиналась поистине зверская пытка, поскольку палач брал в руки плеть, на кончиках ремней которой красовались металлические наконечники. Сегодня мэтру понадобятся все три инструмента —- и он старательно разложил их на скамье в соответствующем порядке. Эммануэль украдкой посматривал на юношу, наблюдавшего за действиями палача стиснув зубы, хотя лицо его по-прежнему ничего не выражало. С таким же успехом он мог ждать своей обычной вечерней аудиенции у сеньора в коридоре перед дверью. Единственное, что выдавало его тревогу,— это связанные за спиной руки: юноша судорожно сжимал и разжимал кулаки. Словно почувствовав, как за ним наблюдают, он обернулся. Их взгляды встретились, но преступник тут же отвел глаза и застыл на месте.

Когда помощники палача подошли к нему, он в страхе отступил назад, но тут же собрался с духом и покорно позволил отвести себя на помост. С него сорвали куртку и шелковый пояс. По обычаям Лувара с наказуемого плетьми рубашку не снимали. Он протянул руки к одному из помощников, и тот защелкнул кольца у него на запястьях. Проклятый опустил голову, наблюдая за тем, как ему надевают оковы на щиколотки, и волосы золотой волной рассыпались у него по лицу. Эммануэль почувствовал укол совести и отвел взгляд. В тонкой рубашке, с ореолом золотистых волос его узник казался особенно хрупким и юным в окружении мрачных фигур, суетившихся вокруг. «Возьми себя в руки!.. Расчувствовался, словно девица какая-то!» — мысленно приказал себе Эммануэль.