Олег Мазурин - Золотой ангел Страница 9

– А, может, статься к цыганам? – поправил друга Давыдов. – Разгуляемся на славу, песни попоем, потанцуем да наслушаемся ромал до одури!

– Там посмотрим.

– Для начала надобно довести дело до победного конца, а после будем веселиться, – резонно заметил Дмитрий. – Не будем, друзья мои, делить шкуру неубитого медведя.

– Не переживай, Алабин, мне везет на дуэлях. Ainsi, vous gagnez et son combat[9].

Дмитрий знал, что Лунин – настоящий бретер. Он передрался на дуэлях почти со всеми своими сослуживцами-офицерами, кроме Алабина. Но обычно Лунин стрелял в воздух, хотя его противники пытались убить его наповал. До чего везуч он был! Впрочем, и другой его друг, Денис Давыдов, тоже являлся записным дуэлянтом и не раз был удачливым в поединках подобного рода.

Так что Алабину с такими мастерами стрелкового дела не страшна была любая дуэль. Всегда товарищи-бретеры помогут советом и делом.

– Я конечно сильно не переживаю, уже пятая дуэль за карьеру, но что-то не естся и не пьётся, – слукавил Алабин. – Кусок в горло не лезет.

Давыдов с улыбкой произнес:

– Каким бы ты не был записным дуэлянтом, а перед каждым новым поединком в душе всегда будет присутствовать хоть небольшое, но простейшее человеческое волнение. В любом случае это шалят нервишки. Ведь человек существо эмоциональное и ранимое. Со мной такое тоже происходит, хотя в моей жизни случалось дуэлей поболе, чем у тебя, дружище. Мандраж – сие вполне здоровое и нормальное явление. Изволь-ка лучше отведать фруктов, Митя. Яблоко, например, или грушу. Они дают полезную энергию и не отяжеляют желудок перед схваткой.

– Пожалуй, я послушаюсь твоего совета, Давыд.

Поручик взял из вазы румяное ароматное яблоко, откусил его и вяло пожевал. Все-таки присутствуют в его душе некие переживания за исход дуэли. Как она сложиться? Благополучно или нет? Вчера он не мог долго заснуть. Все думал о будущем. Матушка его, Зинаида Ивановна, не перенесет, если что-то с ним случиться. А Катя – тем более. Хотел написать прощальное письмо Кате, но передумал: плохая примета. Немного вздремнул, а к четырем часам утра пробудился. Затем чисто побрился, надел чистую белоснежную рубаху и походный однобортный мундир черного цвета. Через час пожаловали Лунин, Давыдов и Терентьев. Они не заходили в особняк Алабина, а ждали в кибитке на улице. Поручик тайно вышел из дома и сел в сани к друзьям. Вот так он и приехал сюда в трактир. Навстречу неизвестности и судьбе.

Давыдов повесил на стену гитару, посмотрел на часы и недоуменно выпалил:

– Господа, уже восемь часов! Где же наши визави, черт побери?! Ау!

– И то верно, пробило уже восемь. Где этот британский выскочка?! Ужели устроил нам обыкновеннейшую ретираду? – воинственно высказался Лунин.

– Да, господа, а где же наш английский Гектор? – поддержал офицеров доктор Терентьев. – Убоялся нашего Ахиллеса? Право, смешно…

– Струсил, – коротко подытожил Давыдов.

И вдруг хлопнула входная дверь. Зашел Стоун, его племянник и тот же флотский офицер, что был на переговорах в особняке Алабина. Противники холодно раскланялись друг другу.

– Граф, не желаете ли отобедать? Или крепкого кофе? – вежливо предложил Алабин. – Я соизволю немного подождать.

– Нет, у меня мало времени, сэр. Мне предстоят дела государственной важности, и их подобает выполнить в срок. И непременно выполнить. Да и ваша русская пословица гласит, что перед смертью не надышишься. У нас есть похожее выражение, поручик: «You can’t save the day at the eleventh hour»[10]. Так что за дело, господа.

Давыдов во всеуслышание сказал хозяину заведения:

– Любезный, оставь всю нашу трапезу, как есть, мы скоро приедем. И вот еще одна просьба, голубчик, шампанское охлади бутылок дюжину, мы вернемся с победой и будем гулять. Вот аванс, остальные деньги потом.

Стоун достойно выдержал словесное психологическое давление адъютанта Багратиона. Ни один мускул не дрогнул на лице посланника. Граф был собран и внешне спокоен. Видно было, что он очень серьезно настроен на поединок. А трактирщик радостно засуетился и закивал офицерам: мол, не беспокойтесь, господа, все будет в порядке. Хозяин «Северного странника» был, несомненно, счастлив: поутру он уже получил прибыль от этой офицерской компании и в скором времени ожидал от нее еще больший барыш.

Все участники тайного предприятия вышли из ресторации, сели в свои кибитки и поехали выбирать место дуэли.

У Черной речки секунданты облюбовали одну опушку, где было мало снега. Лунин и Давыдов стали отмерять дистанцию…

Денис выбрал исходную точку и, воткнул свою саблю в слегка оттаявшую почву, остался на месте, а Лунин отошел от него десять шагов вперед по прямой и воткнул в землю уже свой клинок…

Итак, сабли в этом поединке должны послужить импровизированными барьерами, то есть теми точками дальше которых противникам нельзя производить выстрел. Секунданты отмерили от этих барьеров еще по десять шагов в обе стороны и вогнали в снег по каретному фонарю. А это послужит исходным местом для дуэлянтов. Именно отсюда они должны будут сближаться со своим визави и стрелять на поражение. Или в воздух. Но это как кому честь велит. Или совесть.

Производя подготовку дуэльного ристалища, Лунин и Давыдов вкупе с Терентьевым чересчур много смеялись, шутили между собой и время от времени подначивали Алабина. Со стороны могло показаться что товарищи Алабина приехали в район Черной речку не для того чтобы устроить дуэль, а прогуляться по весенним проталинам.

Офицеры были беззаботны, оживлены и радостны. Почему-то они все были в полной уверенности, что поединок закончиться в пользу Дмитрия. И это всеобщая беспечность немого расслабляла и Алабина.

Бросили жребий кому стрелять первым. Повезло Дмитрию. Он угадал, какой стороной упадет монетка.

– Господа, не желаете ли вы примириться? – обратился к противникам Лунин. – Ваше сиятельство?.. Поручик?..

– No! Never, no way! – c вызовом откликнулся Стоун. – It’s impossible![11]

– Нет! – тоже решительно ответил Алабин.

– Тогда за дело, господа! – воскликнул Михаил. – Давыд, давай!.. Прошу и вас, милостивый государь, сэр Эдвард Стоун. Соблаговолите подойти к нам.

Доктор подал Денису Давыдову прямоугольный и тяжелый ящичек из орехового дерева. Гусар протянул его Лунину. Михаил из позолоченного ушка ящичка извлек позолоченный крючочек, поднял крышку, и взору присутствующих предстала парочка прекрасных и идентичных друг другу дуэльных пистолетов.

– Выбирайте, господа, оружие! – распорядился Михаил.

Племянник Стоуна выбрал пистолет под номером «1», Лунину достался под номером «2». Секунданты зарядили оружие и подали Алабину и Стоуну. Противники заняли свои позиции. Алабин поцеловал крест и медальон, и перекрестился.

– Господи, спаси и сохрани меня…

Стоун тоже обратился за божьей помощью, подняв глаза к яркому весеннему небу и прошептав какую-то краткую молитву.

– Поручик, начинайте! – торжественно объявил Лунин.

Дмитрий, немного не доходя сабли-«барьера», остановился…

Убивать графа Алабин передумал: доводы Дениса Давыдова подействовали на кавалергарда отрезвляюще. Если поручика посадят в Шлиссельбургскую или Петропавловскую крепость или еще хуже – отправят на каторгу, то он никогда больше не увидит свою даму сердца – Екатерину. Поэтому Алабин решил просто проучить обидчика. Для этого поручик целился в ногу Стоуна, надеясь его ранить, но рука в последний момент дрогнула, и кавалергард промазал.

Пуля ушла в землю совсем близко от графского сапога, окантованного липким снегом.

Граф торжествующе поглядел на противника: дескать, сегодня фортуна не на твоей стороне, любезный, и отныне твоя драгоценная жизнь у меня в руках, и я не промахнусь, милостивый государь, и не надейтесь! Стоун выровнял пистолет…

Поручик остался на месте в ожидании своей участи. Сердце его от волнения сильно стучало… Он не должен умереть, не должен. Только не сегодня. Иначе к чему это вся дуэль? К чему его мечты о Екатерине? Всевышний не позволит свершиться такой вопиющей несправедливости. И еще поручик верил в слова Лунина: «Не переживай, Алабин, мне везет на дуэлях. Ainsi, vous gagnez et son combat».

Алабин приободрился.

«Катюша, я останусь жить лишь только ради тебя. Я люблю тебя!» – мысленно прокричал Дмитрий.

Стоун медленно подошел к своему барьеру, тщательно прицелился и хладнокровно выстрелил… Алабин ощутил сильный и болезненный толчок на уровне живота.

«Попал!» – промелькнуло в голове у Дмитрия. И тут же удивился: «Но отчего я пока жив?»

Стоун недоуменно посмотрел на противника: он же попал в поручика, почему тот не падает? Все секунданты и доктор тоже пребывали шоке: в чем тут дело? Пуля явно попала в бок Алабина, но он остается на месте? Что за чудеса небесные?! Или может гвардеец скрытно одел под рубашку легкую кольчугу. Но тогда это ухищрение супротив дуэльных правил и офицерской чести. Пока все гадали о необъяснимом происшествии, не менее изумлённый своей живучестью Алабин принялся ощупывать место попадания: а где же кровь? Дмитрий догадался залезть в карман и сразу понял причину его чудесного спасения: свинцовый заряд угодил в его золотые часы!