Николай Ульянов - Атосса Страница 9

IV

Первым мужем ее сделался старший брат Камбиз, ставший царем после гибели отца.

Печальная взошла она на ложе сумасшедшего брата и долго умоляла не трогать ее. Камбиз не имел к ней влечения, он хотел только сына, в котором бы к крови Кира не примешивалось ни капли чужой крови. Но сына не было, и он забросил ее, ударившись в неистовства с толпой наложниц.

Прошло семь лет.

Тишина и холод бездны стали проникать в ее жизнь. Всё окутывалось непроглядным мраком и не было спасения от ужаса. Только красным угольком теплилось таинственное чувство, шептавшее о некоем блаженстве, ради которого она пришла в мир.

Что такое блаженство? — спрашивала она черного халдея, обучавшего ее мудрости.

Халдей закрывал глаза, затвердевал, как каменное изваяние, и изрекал, роняя слова: Есть три круга блаженства, но они открываются только жаждущим его.

«Неужели я недостаточно жажду?» — думала Атосса.

Но годы ожидания положили глубокие тени возле глаз. В ней пробудился неукротимый гнев. Нередко превращала свои покои в хаос — рвала дорогие ткани, разбивала нефритовые столы и креслы из слоновой кости, колола обнаженных рабынь длинными булавками и бросала в них кинжалы. Каждый раз после такой бури приближенные воздавали ей особенные почести, видя в ней достойную дочь Кира.

Со смертью Камбиза она стала женой второго брата — Бардии. Он приходил ночью при потушенных огнях и никогда не показывал лица. Когда же узнали, что это был не Бардия, а ловкий хитрец, завладевший под чужим именем царством и женами Камбиза, — она испытала такое чувство, будто ее напоили грязью.

Наконец, явился Дарий.

Она встретила его негодующей речью:

- Доколе, царь, служить мне забавой проходимцев, оказывающихся игрою случая на троне моего отца? Если мне отказано в сожалении, как женщине, то неужели отказано и в почтении, как дочери Кира? Ты хочешь упрочить трон браком со мной? Да будет так! Перед всем миром — я твоя жена, но не переступай моего порога!

Гнев ее, больше чем красота, покорил Дария. Из всех жен он полюбил ее одну и раскрывался перед нею до конца. Ей известны были самые сокровенные его замыслы и она могла бы управлять царством, если бы захотела. Но вид властителя, сидевшего у ее ног, не порождал гордости. Собственный сокровенный мир казался дороже; она боялась растратить его в буднях царского правления. К тому же время великих дел прошло; ее отец и брат своими победами исчерпали все воинские подвиги. Не оставалось стран, неподвластных царю царей. Ничтожная, но гордая Эллада избегла общей участи только благодаря морю, служившему ей защитой. Она часто говорила Дарию:

— Твоего имени, царь, не озарит блеск венца победителя. Потомство о тебе будет говорить, как об усмирителе бунтов и стяжателе богатства, но подлинно царской славы, связанной с великими завоеваниями, тебе не суждено снискать.

Дарий был ревнив к славе и речи Атоссы приводили его в волнение. Он стал думать о сокрушительных походах, о покорении ненавистной высокомерной Эллады. Трезвый и рассудительный в гражданском управлении, Дарий был в военном деле мечтателем.

Атоссе доставляло удовольствие видеть, как он в честолюбивых планах доходил до крайнего возбуждения и внезапно остывал от небрежно брошенного ею меткого слова. Так она доказала невозможность покорить Элладу, доколе он не утвердится на фракийском берегу.

Беседы с царем развлекали, но не заглушали томительного ожидания чего-то. К Дарию у нее не было отвращения, как к Камбизу или Лжебардии, но не было и любви. О любви она попрежнему мечтала, лежа в черные ночи на крыше дворца. Неужели она обманута и ей отказано в том, что дано последней твари на земле?

Однажды молнией пронзила мысль о старости. Скоро конец. Жизнь прошла в бесплодных ожиданиях...

Атосса заперлась в темном покое и просидела несколько дней без сна и пищи. В лице появилась суровая решимость. Она стала резче и ядовитее высмеивать Дария, но пыла его не охлаждала.

— Настал день, когда и ты должен, по примеру великих царей, изрезать скалу надписями о своих победах, — говорила она. — Если твои предшественники завоевали все известные миру народы, то на твою долю остались таинственные страны с неведомыми обитателями. Тебе суждено достигнуть края земли и утвердить свое владычество там, где не был еще ни один завоеватель.

И она, как вином, напаивала его рассказами о странах, лежащих за Понтом, где белые перья падают с неба, вода превращается в прозрачный кристалл и где находится вход в Тартар. Там царствует вечный мрак и живут люди, порожденные мраком. Некоторые так счастливы, что кончают жизнь самоубийством, у других много золота, которое они крадут у хищных гриффонов. Там есть люди, превращающиеся раз в году в волков. Но чтобы достигнуть этих стран, надо пройти через скифов — воинственный народ, происшедший от женщины-змеи.

Что-то волнующее, чудесное, всегда ее увлекавшее звучало в имени скифов. Азия до сих пор с содроганием вспоминает их нашествие, а смерть великого Кира, чью голову они бросили в мешок с кровью, — у всех еще в памяти.

— Ты ли, царь, оставишь неотмщенной смерть родича и не восстановишь чести подвластных народов, оскорбленных некогда дерзким набегом? Знай, что гордая Эллада до тех пор будет смеяться над твоим могуществом, пока ты не сокрушишь буйных скифов. Греки держат их, как цепных псов, против тебя и открыто грозят новым скифским нашествием, если ты дерзнешь высадиться во Фракии. Скифы стоят на страже Эллады. Уничтожь их — и завтра она у твоих ног.

Царь хмелел от ее речей. Отправившись на охоту и сидя на горбу дромадера, он предавался мечтам о завоевании пределов вселенной. Страстный охотник, он теперь рассеянно смотрел на серн, выбегавших навстречу, и, не поднимал своего чудесно украшенного лука. Видя в нем внутреннее борение, Атосса искусно поддерживала огонь.

— Достигнув предела земли, ты узнаешь загадку вселенной, ты станешь богом, царь!

V

День ее торжества наступил внезапно. Ничего не сказав о принятом решении, Дарий приказал собирать коней, верблюдов и колесницы. Узнав об этом, Атосса устроила ему торжественную встречу в своих покоях. От порога до ложа протянулась дорожка из дорогих тканей, усыпанная лепестками шафрана и розы, обрамленная мечами, торчавшими острием вверх. Рабыни в ярко красных одеждах держали светильники и звонили в колокольчики. Дарий прошел на ложе, как на трон, и царица сама умастила ему ноги. Предстояло самое трудное, почти невозможное—добиться участия в походе. Еще ни одна из жен ахеменидов не выходила за пределы дворца и не показывала своего лица смертным. Дерзость просьбы до того поразила Дария, что он пролил кубок с вином на ложе и долго не мог вымолвить слова. Но он уже был во власти Атоссы. Она давно ввела его в мир смелого и необычного, пробудила прелесть хождения по неизведанным путям, остроту небывалых положений. И она победила. Объявлением похода в неизвестные страны Дарий бросал вызов богам и людям. Это было больше, чем нарушение древнего обычая — укрывать жену от посторонних взоров. Стоило ли после этого держаться за ветхий закон? Он захотел быть выше закона. Атоссе было позволено следовать на Босфор тем путем, который она сама изберет. Задолго до выступления царя и войска отправилась она с пышной свитой в Галикарнас, чтобы оттуда пройти по всему побережью. Она еще в детстве слышала о чудесной Ионии. Ей показывали белые стены городов, колоннады храмов, хрупкие портики и пышные гробницы, высеченные в скалах. Ездила и в Ликию на Мыс Огня, где стоит храм Гефеста и где вылетает из земли неугасимое пламя. Но греки скоро узнали, что особым вниманием царицы пользуется Афродита. В храмы ее она приносила богатые дары и подолгу слушала жрецов, посвящавших ее в таинства богини любви. Однако, после посещения каждого храма царица становилась печальной и спешила в новый. Всюду видела одно и тоже — утопающие в цветах алтари, небесное пение дев и юношей и статую богини, синевшую в дыму курений.

Однажды, после посещения роскошного храма на Родосе, она объявила, что больше не будет заходить в святилища Афродиты. Тогда явился старец и голосом, почему-то взволновавшим ее, просил посетить Пафосский храм на Кипре. Туда, где он стоял и где в береговых пещерах с шумом движется вода, принесена была волнами богиня, рожденная пеной морской. Только в Пафосе познаешь истинную Афродиту!

До Кипра было больше двух дней пути и плаванье туда могло вызвать опоздание к началу переправы войск через Босфор, но Атосса, сама не зная почему, отказалась от принятого решения и захотела посмотреть еще одну святыню.

Всё, случившееся потом, было сном.

VI

Царица послала в Пафос спросить: дозволено ли ей посетить храм и быть посвященной в тайны Афродиты? Ответ получила уже на Кипре, когда находилась в расстоянии дня ходьбы от храма.