Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли Страница 9

Фальшивый директор института проблем человеческого организма уехал на заседание со здешними работниками Комитета. Москва требовала подробных отчетов о каждой встрече с маэстро. Машину к ним прикрепили одну, администратор закрытой гостиницы обкома партии вызвал для доктора такси.

К приезду Светланы Алишеровны, 880, немного угомонившись, забился в темный угол палаты. Стекло осталось целым, однако половицы усеивала пыль осыпавшейся краски. Бросив взгляд на больного, прикрывавшего голову руками, Светлана Алишеровна строго сказала болтавшемуся в палате санитару:

– Вы его били. Не отпирайтесь, я вижу, что он дрожит…  – идиоту, как его называл санитар, действительно досталось от прибежавшего в палату персонала. Санитар подумал, что сумасшедшему могли сломать пару ребер или отбить почки:

– Пока этого не заметно, то есть, станет заметно, если появится кровь в моче, но лицо его никак не скроешь…  – глаз идиота расцвел свежим синяком, он лишился нескольких осколков зубов:

– Он упал и поранился, – угрюмо отозвался санитар, – мы его и пальцем не трогали, товарищ доктор…  – Светлана Алишеровна могла разоблачить лгуна, однако у нее были дела важнее. Через три дня ей предстояло показать 880 на конференции в зале заседаний местного медицинского института:

– Сначала надо его привести в порядок, – вздохнула врач, – синяки и ссадины можно объяснить падением, однако мне он нужен покорным, а не буйным…  – эпизод агрессии не вписывался в стройную картину развития болезни из доклада Светланы Алишеровны:

– Можно сослаться на изменение привычного распорядка дня, на стресс, как говорит Давид…  – врач нахмурила темные, ухоженные брови:

– Но если это так, то получается, что синдром лобных долей мозга не всегда приводит к полному разрушению личности. 880 проявил агрессию из-за беспокойства. У него могли остаться эмоции, воспоминания…  – она не могла превращать пациента в куклу, посадив его на сильные лекарства:

– Овощей коллеги видели достаточно…  – она аккуратно протянула руку к пациенту, – ценность 880 в том, что он никогда не получал успокоительных препаратов. У него чистое течение болезни, на такой стадии это редкость…  – Светлана Алишеровна заметила подергивание изуродованных пальцев больного. Подбитый глаз косил в сторону санитара:

– Он явно выходит из ступора, – решила девушка, – неужели операция возымела свое? Пересаженные лобные доли прижились, он начинает оправляться? Вмешательство было экспериментальным, о нем не напишешь статью…  – Светлана Алишеровна повернулась к санитару:

– Вы делали с ним что-то еще, – обвиняющим голосом заявила она, – пациент очень напуган…  – медработник буркнул:

– Помыл из шланга. Не сидеть же ему в дерьме по уши…  – пациент боялся струи воды и не хотел стягивать испачканные штаны:

– Пришлось отвесить ему несколько затрещин, повалить на пол и помыть силой, – вспомнил санитар, – но так требует инструкция…  – Светлана Алишеровна поджала губы:

– Он привык к ванне. Шланг его вывел из себя, вызвал агрессию…  – санитар отозвался:

– У нас ванна только раз в неделю, согласно распоряжению товарища главного врача…  – девушка решила попробовать гипноз:

– Даже Давид в него поверил. Он сказал, что видел впечатляющие результаты. У меня хорошо получалось с другими пациентами…  – по общему мнению врачей, у 880 гипнотизировать было нечего, однако Светлана Алишеровна хотела вернуть пациента к привычному состоянию:

– Если гипноз и не поможет, – решила она, – то он и не помешает. Я все занесу в историю его болезни. Если он прореагирует на гипноз, значит, личность начала проявляться после распада сознания…  – стянув с шеи подарок мужа, золотой кулон на цепочке, Светлана Алишеровна велела санитару: «Оставьте нас одних». Она не могла рисковать приступами страха или агрессии.

Щелкнул замок в двери, кулон закачался. Присев, она заговорила мягким голосом:

– Милый, не бойтесь. Вы в безопасном месте, светит теплое солнце, рядом ваши друзья…

Она даже не поняла, как больной ухитрился рвануть цепочку. Золотые звенья хлестнули по лицу девушки. Светлана Алишеровна увидела стальной отсвет в прозрачной голубизне единственного глаза 880. Что-то острое воткнулось ей в шею, врач жалобно захрипела. Струя алой крови ударила в стену, капли долетели до пыльного стекла. Повалившись на пол, она забила ногами в туфлях на высоком каблуке. Запахло мочой, затрещал тонкий шелк блузки. Разрывая ей рот, Джон воткнул туда комок ткани:

– Сейчас она умрет, но я не хочу, чтобы здесь оказался весь персонал больницы. Впрочем, он и так здесь окажется…  – серый алюминий торчал из бурно кровоточащей артерии. Брызги испачкали руки и лицо Джона:

– Черт с ним, главное выбраться отсюда. Хорошо, что у меня осталась вторая заточка…

Не оглядываясь на корчащуюся девушку, он обмотал руку ее жакетом. Зазвенело стекло в окне. Быстро выбравшись на пустынный двор, обогнув бюст Ленина, Джон исчез из вида.

Младшая Куколка неожиданно умело управлялась с плитой.

Завтрак могли доставить в коттедж по звонку, однако Саше нравились домашние хлопоты девушки. Он велел принести с кухни фартук для Надежды Наумовны. Она сама обходилась чашкой черного кофе и вареным яйцом:

– Молодец, она держит себя в форме…  – за поздним завтраком с яйцами бенедикт он просматривал газеты, – и не расползется, как некоторые. Впрочем, она танцовщица, профессионалка…

Саша сводил девушку в большой зал главного особняка, где стоял проигрыватель. Танцевала Куколка отменно. Отпив приготовленный ей в итальянской машинке капуччино, Саша опустил «Правду». Куколка собрала темные волосы в тяжелый узел. Нахохлившись над чашкой эспрессо, она курила «Житан»:

– Вы поняли, – наставительно сказал Саша, – с маэстро вы танцуете вальс и танго. Сегодня доставят ваш концертный костюм и вечернее платье…  – фальшивая Дора Фейгельман выходила на сцену в скромном наряде, с косынкой на голове:

– Надежду Наумовну можно одеть в мешок из-под картошки, – смешливо подумал Саша, – и, все равно, ни один мужчина перед ней не устоит. Хотя в мешке будет еще более…  – он поискал слово, – волнующе…  – вечернее платье, шелка цвета горького шоколада, везли на самолете из Москвы. Саша не доверял местному обкомовскому ателье:

– Здесь провинция, а в Москве они шьют по новейшим выкройкам…  – судя по фото, платье мало что оставляло для фантазий:

– На вечеринку в Академгородке она явится в мини, – хмыкнул Саша, – Викинг не пройдет мимо нее…  – он проверил, как Куколка танцует рок и твист:

– Отжигает, как принято говорить, – он тоже закурил, – у нее отличные способности, она почти акробатка…  – Надежда Наумовна, с плохо скрываемой злостью, заметила:

– Как вы, товарищ Матвеев…  – голос девушки дышал издевкой, – предлагаете мне объяснить ему и ему…  – она ткнула изящным пальцем в разложенные на столе фотографии, – тот факт, что я уже не…  – девушка немного зарделась. Саша зевнул:

– Они современные люди, товарищ Левина. Такие вещи сейчас мало кого интересуют. Кроме того, я кое-что оставил нетронутым…  – он тонко улыбнулся. Саше хотелось заняться и этой частью дела, однако он велел себе потерпеть:

– Куколка никуда от меня не денется, но во время беременности лучше не рисковать…  – на дачу приехал врач из местного отделения Комитета. Он уверил Сашу, что Надежда Наумовна совершенно здорова:

– Она молодая девушка, никаких затруднений с беременностью не предвидится, – напомнил себе Саша, – остается ее сестра, которую тоже надо готовить к дальнейшим операциям…  – ситуация казалась ему забавной:

– Наверняка, они будут работать и вместе…  – Саша велел себе сосредоточиться, – в одной постели, так сказать…  – пока ему надо было думать о тексте письма Куколки маэстро Авербаху и о собственном послании Дракону:

– После завтрака, пока Надежда Наумовна репетирует, я займусь документами, – решил Саша, – вообще у нее здесь не жизнь, а малина. Нечего жаловаться, она почти на каникулах…  – ему не нравилась вечно недовольная гримаса Куколки: