Александр Золототрубов - Опальный адмирал Страница 90

— Кирилл Афанасьевич, Трибуц по натуре человек отчаянный, — отозвался Кузнецов. — Но вы правы, с десантом ходить ему не следовало…

По рекомендации Председателя Государственного Комитета Обороны на Главном Военном совете ВМФ обсуждался вопрос о строительстве боевых кораблей и подводных лодок. Анализ сделал заместитель наркома ВМФ по кораблестроению и вооружению адмирал Галлер. Он заявил, что в этом году промышленность даст военному флоту около трехсот кораблей и катеров и до двух тысяч самолетов.

— Я прошу вас, товарищи, высказаться на этот счет, — заключил Галлер. — Все предложения, которые заслуживают внимания, будут рассмотрены.

Обсуждение прошло весьма активно, и Николай Герасимович увидел, что о военном флоте думает и заботится не только он.

— Вряд ли кто-то станет отрицать ту очевидную истину, что флот наш еще более окреп, стал сильнее, несмотря на понесенные в боях потери, — сказал адмирал флота Кузнецов, подводя итоги обсуждения. — И все же, товарищи, флоты ощущают нехватку кораблей, особенно малых. Большие надежды мы питаем на раздел итальянского флота, но союзники что-то тянут с этим делом…

Нарком ВМФ был прав: Англия и США никак не решали этот вопрос. На Тегеранской конференции советская делегация вновь напомнила им о разделе итальянского флота.

— Можем ли мы получить эти корабли к концу января будущего года? — спросил Сталин.

И Рузвельт, и Черчилль ответили согласием. Однако наступил 1944 год, а кораблей для СССР так и не поступило. Подобная позиция союзников была, мягко выражаясь, непонятна. Наконец 7 февраля они ответили, что корабли будут переданы. Об этом Сталин сказал наркому ВМФ. Кузнецов, естественно, поспешил все выяснить у главы британской миссии в Москве. Оказалось, что союзники дают старые корабли: линкор «Ройяль Соверин», крейсер «Милуоки», девять эсминцев и четыре подводные лодки.

«Придется вдыхать в них новую жизнь», — невесело подумал Николай Герасимович. И все же это была прибавка сражающемуся флоту…

Теперь, когда все стало ясно, Николай Герасимович мог доложить Верховному детали о передаче кораблей союзниками. Было два часа дня, когда он прибыл к Верховному. У Сталина было хорошее настроение, он стоял у большой карты, довольный тем, что окончательно снята блокада Ленинграда и полностью восстановлено движение по семи железным дорогам из Питера — на Вологду, Рыбинск, Москву, Новгород, Батецкий, Лугу и Усть-Лугу. Он взглянул на наркома ВМФ.

— Что союзники?

— Они дают нам старые корабли, — угрюмо произнес Николай Герасимович.

— А вы рассчитывали получить новые? — В голосе вождя прозвучала насмешка. — Не забывайте, что наши союзники — это господа капиталисты: на рубль дадут, а на десять взыщут. Скажите лучше, где думаете их использовать?

— На Северном флоте, — сразу ответил нарком. — Там они могут принести пользу. Будут участвовать в эскортировании конвоев, осуществлять противолодочную оборону, охранять побережье…

— Хорошо, — бросил Сталин. — Перегоняйте корабли. Кому поручите их приемку и доставку? Нужен человек знающий и надежный, способный возглавить сложную работу в иностранных портах, осуществить безопасный переход кораблей из Англии в Мурманск… Так кто он?

— Вице-адмирал Левченко.

Сталин какое-то время молчал, о чем-то размышляя, потом коротко резюмировал:

— Согласен.

(Незадолго до этого Кузнецов был на докладе у Сталина и, когда тот остался один в кабинете, заговорил о капитане 1-го ранга Левченко, о том, что он очень переживал свою трагедию, извлек из нее урок.

— Я прошу вас, товарищ Сталин, восстановить Левченко в прежнем звании, — сказал нарком твердо. — Гордей Иванович способный и ответственный военачальник, он еще себя проявит…

— Ваше ходатайство Ставка рассмотрит, — ответил Верховный.

Левченко был восстановлен в прежнем звании вице-адмирала. — А.З.)

Николай Герасимович вызвал к себе Левченко и рассказал ему о задании Ставки, заметив, что корабли надо принять в Англии, обучить людей управлению оружием и техникой, а затем перегнать в Мурманск.

— Я это сделаю, Николай Герасимович, — заверил адмирал.

— Ты уж постарайся, Гордей Иванович. — Кузнецов пожал ему руку. — Это задание лично товарища Сталина. Начинай с формирования экипажей…

На рассвете, когда Николай Герасимович вернулся из Ставки в наркомат, ему позвонил по ВЧ адмирал Головко.

— Что, не спится, Арсений Григорьевич? — усмехнулся в трубку нарком.

— Дел по горло, товарищ адмирал флота. Я вот о чем… Получен ваш приказ о создании на флоте бригады торпедных катеров. Военный совет флота выражает вам свою благодарность. Нам очень нужна эта бригада, а уж катерники будут бить врага наверняка, это факт, и прошу не сомневаться. Вот только боюсь, не задержится ли с выездом с Тихоокеанского флота ее командир капитан 1-го ранга Кузьмин?

— Он уже в Москве, Арсений Григорьевич, так что зря переживаешь. Введем его в курс дела и — с Богом на флот! А уж там сам решай, что и как. Лично приеду смотреть бригаду.

— Есть! Ждем! Спасибо…

— Привет, моряк!

Кузнецов услышал за спиной чей-то громкий голос и обернулся. По генштабовскому коридору к нему шел маршал Жуков. Веселый, улыбчивый. Наверное, рад, что наши войска освободили столицу Белоруссии город Минск…

— Бог ты мой, да у тебя на погонах появились маршальские звезды, такие, как у меня? — Жуков удивленно смотрел на наркома ВМФ так, словно видел впервые. — Кто же ты теперь?

Николай Герасимович улыбнулся, сказал, что месяц тому назад постановлением СНК СССР ему присвоено воинское звание адмирала флота.

— Это звание, Георгий Константинович, приравнено к званию маршала Советского Союза! — подчеркнул Кузнецов. — А что, разве мы с вами не виделись, когда у меня на погонах появились маршальские звезды?

— Не виделись, Николай Герасимович! Я все время на фронте, приезжаю в Ставку лишь по вызову Верховного. Слышал, что вчера наши войска освободили Минск? Знаешь, сколько немецких генералов мы взяли в плен?

— Пять-шесть?

— Двенадцать!.. Да, бои там были жаркие. Минск почти весь разрушен. Семь лет я командовал полком в Минске, знал в нем каждую улицу… А жители? Когда смотрел на них, у меня душа горела от злости на немецких оккупантов. Люди истощены, измучены, плачут — наконец-то их освободила Красная Армия… — Жуков сделал паузу. — А ты зачем прибыл в Генштаб?

— Есть такие вопросы, которые мне тут надо решить. А маршал Василевский, оказывается, все еще на фронте.

— Он находится в штабе Третьего Белорусского фронта, у Черняховского, — сказал Жуков. — Вчера вечером я говорил с ним по ВЧ. Придется тебе идти к Антонову. — Маршал посмотрел на часы. — К двум часам дня нас с Антоновым вызвал в Ставку Верховный. Ну что, моряк, позволь поздравить тебя с таким высоким званием! — И Жуков крепко пожал ему руку. — Будем считать, что маршальская семья пополнилась еще одним человеком! Ты доволен?

— Еще бы!

— Это хорошо, — пробасил Жуков. — Только не возгордись, наш брат этого не любит!..

«Я-то не возгоржусь, а вот вы, Георгий Константинович, давно возгордились», — мысленно ответил Жукову Николай Герасимович.

Глава третья

Июль, 1943 год. Где бы ни находился нарком ВМФ адмирал Кузнецов, везде было жарко, нещадно палило солнце, казалось, нечем было дышать. А на Северном флоте в районе главной базы, близ Полярного, с неба сыпанул снег и всю неделю лютовал шторм. Жгучие ветры ледяной Арктики крутили вкось и вширь Баренцево море. Теперь же шторм шел на убыль, и с утра, едва сквозь тучи проклюнулось полярное солнце, капитан-лейтенант Климов и старпом Борисов «колдовали» над картой, готовясь к выходу в море на боевую позицию. Район, куда шла подводная лодка и где ей предстояло вести поиск противника, по словам комбрига адмирала Коровина, «кишел вражескими минами». Глубины у берега мелкие, дно каменистое, и в случае чего лодка не сможет лечь на грунт. И все же Климов не терял надежды на успех, как то было в июне, когда подводная лодка вернулась с победой — в Варангер-фьорде удалось потопить транспорт и сторожевой корабль врага. Скупой на похвалу комбриг похвалил тогда Климова.

— Что и говорить, умеешь ты, Федор Максимович, появляться в нужном месте и наносить меткие удары по немцам. — Коровин добродушно улыбнулся. — Так что твой «грех» в отношениях со штурманом с «Ориона» лжеастаховым я не зря простил тебе. Хотя, конечно, твоя вина в этой истории невелика. Ты даже помог чекистам разоблачить немецкого агента…

«Вообще-то, по большому счету, у комбрига я в долгу, и этот должок надо вернуть ему сполна, иначе какой же я командир?» — подумал сейчас Климов. Он свернул карту, скосил на старпома глаза.