Льюис Уоллес - Бен-Гур Страница 91

Он быстро размотал кушак, которым был подпоясан, и, скинув с головы и отбросив в сторону свой иудейский покров, выступил вперед, в одной полутунике, приготовившись к схватке. Скрестив руки на груди, он прислонился спиной к колонне и принялся спокойно ждать.

Осмотр статуи занял не много времени. Норманн повернулся первый, сказав что-то своему спутнику все на том же языке. Затем оба увидели Бен-Гура и двинулись к нему.

– Кто вы такие? – спросил Бен-Гур на латыни.

Норманн выдавил улыбку, которая, впрочем, не сделала его лицо более привлекательным, и ответил:

– Варвары.

– Это дворец Айдерне. Кого вы здесь ищете? Остановитесь и отвечайте.

Последние слова были произнесены со всей серьезностью. Незнакомцы остановились, и Норманн, в свою очередь, спросил:

– А кто ты?

– Римлянин.

Гигант запрокинул голову и расхохотался.

– Ха-ха-ха! Мне приходилось слышать, что некогда бог появился из коровы, лизавшей кусок соли; но даже бог не сможет превратить еврея в римлянина.

Оборвав смех, он снова обменялся несколькими словами со своим спутником, и оба двинулись на Бен-Гура.

– Погодите! – воскликнул Бен-Гур, скрываясь за колонной. – Только одно слово!

Незнакомцы остановились.

– Одно слово! – повторил за Бен-Гуром сакс, сложив руки на груди. – Одно только слово! Говори!

– Ведь ты – Тор Норманн.

Гигант от удивления округлил свои голубые глаза.

– Ты был lanista в Риме.

Тор кивнул головой.

– А я был твоим учеником.

– Нет, – возразил Тор, помотав головой. – Клянусь бородой Одина, я никогда не тренировал ни одного еврея для сражений на арене.

– Но я могу доказать свои слова.

– Как?

– Ты пришел сюда, чтобы убить меня.

– Верно.

– Пусть твой спутник померяется со мной силами один на один, и его труп подтвердит мои слова.

Тень усмешки промелькнула по лицу Норманна. Он обменялся несколькими словами со своим спутником и ответил с наивностью избалованного ребенка:

– Подождите моей команды.

Несколькими толчками ноги он подогнал одно из лож к стене, опустил на него свое мощное тело и, спокойно развалившись, произнес:

– Вот теперь начинайте.

Не суетясь, Бен-Гур приблизился к своему противнику.

– Защищайся, – предупредил он.

Тот охотно принял борцовскую стойку.

Для стороннего наблюдателя занявшие одинаковую стойку мирмидонянин и еврей были похожи, как братья. На самоуверенную улыбку противника Бен-Гур ответил серьезностью, которая, будь тому известно его боевое искусство, стала бы вполне ясным намеком на грозящую опасность. Оба понимали, что им предстоит смертельная схватка.

Бен-Гур сделал ложный выпад правой рукой. Незнакомец парировал его, слегка выставив вперед левую руку. Прежде чем он успел снова принять защитную позу, Бен-Гур сжал его запястье – годы, проведенные у весла, превратили его пальцы в железные тиски. Ошеломленный противник не успел ничего понять. Бросок Бен-Гура вперед, захват правого плеча противника, разворот налево к себе и удар левой рукой по шее чуть ниже уха слились в одно движение. Второго удара не понадобилось. Мирмидонянин тяжело рухнул, не издав ни звука, и остался недвижим.

Следующим движением Бен-Гур повернулся к Тору.

– Ну и дела! Клянусь бородой Одина! – воскликнул тот в удивлении, не вставая с ложа, и рассмеялся. – Ха-ха-ха! Я сам не проделал бы этого лучше. – Он смерил взглядом Бен-Гура с головы до ног и, встав, подошел к нему с нескрываемым восхищением на лице. – Это был мой прием – прием, который я преподавал десять лет в школах Рима. Ты не еврей. Но кто же ты?

– Ты ведь знавал дуумвира Аррия.

– Квинта Аррия? Да, он был моим патроном.

– У него был сын.

– Да, – кивнул головой Тор с довольно глупым видом. – Я знал парня, он мог бы стать первым среди гладиаторов. Ему предложил свое покровительство сам цезарь. Я обучил его этому самому приему, который ты показал сегодня, – приему, годному только для того, у кого руки не слабее моих. Этот прием меня много раз выручал.

– Я тот самый сын Аррия.

Тор подошел поближе и внимательно всмотрелся в лицо Бен-Гура; затем глаза его осветились искренней радостью, и он, рассмеявшись, протянул руку.

– Ха-ха-ха! А он сказал мне, что я встречу здесь еврея – еврейскую собаку, – убить которую – значит совершить богоугодное дело.

– Кто это тебе сказал? – спросил Бен-Гур, пожимая руку.

– Да этот… Мессала… ха-ха-ха!

– И когда?

– Прошлым вечером.

– Мне казалось, он ранен.

– Он уже никогда не будет ходить. Он сказал мне это сквозь стоны, лежа в кровати.

Этими немногими словами Норманн обрисовал всю силу ненависти, горящей в искалеченном теле врага Бен-Гура. Тот понял, что римлянин, пока жив, будет не переставая преследовать его. Месть останется единственным, что будет скрашивать его разрушенную жизнь, а сожаление о состоянии, проигранном в пари с Санбаллатом, не даст гневу угаснуть. Бен-Гур прошелся взад и вперед и, поразмыслив, понял, что его враг сумеет тем или иным образом помешать делу, которое предстоит Бен-Гуру в связи с предстоящим приходом Царя. Но почему бы и ему не прибегнуть к методам римлянина? Человек, который был подкуплен, чтобы убить его, вполне может быть и перекуплен, чтобы нанести ответный удар. А ему, Бен-Гуру, нетрудно предложить куда большую сумму. Искушение было чересчур сильным, и, уже наполовину поддавшись ему, Бен-Гур случайно взглянул на своего недавнего врага, лежавшего на полу с побелевшим, обращенным вверх лицом. Вот так лежать предстояло ему самому. Помотав головой, он отогнал видение и спросил:

– Тор, сколько тебе обещал Мессала за то, чтобы ты убил меня?

– Тысячу сестерциев.

– Ты их получишь; а если теперь сделаешь то, что скажу тебе я, то получишь еще три тысячи.

Гигант возразил:

– Вчера я выиграл пять тысяч в цирке; от римлянина получу еще одну – всего это шесть. Заплати мне четыре, добрый Аррий, – еще четыре, – и ты сможешь положиться на меня, пусть даже старик Тор, в честь кого я назван, ударит меня своим молотом. За четыре тысячи я придушу этого патриция, если ты повелишь. Мне достаточно всего лишь зажать ему рот рукой – вот так.

И он наглядно продемонстрировал свои слова, положив руку себе на рот.

– Понимаю, – сказал Бен-Гур, – десять тысяч сестерциев – вполне приличная сумма, которая позволит тебе вернуться в Рим, открыть там винный погребок около Колизея и жить так, как подобает первому из lanista.

Покрытое шрамами лицо гиганта расплылось в улыбке, когда воображение нарисовало ему такую райскую жизнь.

– Хорошо, сойдемся на четырех тысячах, – продолжал Бен-Гур, – к тому же то, что ты должен будешь сделать за эти деньги, не замарает тебе руки кровью, Тор. Послушай меня. Разве не суждено мне было бы лежать сейчас так, как лежит твой друг?

– Я бы сказал, что он – яблоко с того же самого дерева.

– Что ж, если я надену его тунику, а его переоденем в мою одежду и мы с тобой уйдем отсюда вдвоем, оставив его здесь, разве ты не сможешь получить свои сестерции от Мессалы? Тебе надо будет всего лишь убедить его, что я мертв.

Тор расхохотался до слез.

– Ха-ха-ха! Никогда еще десять тысяч сестерциев не доставались мне так просто. А винный погребок около Колизея! И все это за невинную ложь, без всякой крови! Ха-ха-ха! Дай мне пожать твою руку, о сын Аррия! За дело, и – ха-ха-ха! – если ты когда-нибудь попадешь в Рим, не забудь заглянуть в погребок Тора Норманна. Клянусь бородой Одина, я угощу тебя самым лучшим вином, даже если бы мне пришлось до этого подсунуть цезарю какое-нибудь пойло!

Они снова пожали друг другу руки и принялись переодевать мертвеца. Затем договорились, что четыре тысячи сестерциев будут доставлены Тору этим вечером. Когда все было закончено, гигант постучал в дверь, которая тут же распахнулась на его стук. Выйдя из атрия, он завернул с Бен-Гуром в одну из комнат, где молодой человек завершил свое превращение, надев одежду мертвого кулачного бойца. Они расстались в Омфалусе.

– Обязательно загляни в мой погребок у Колизея, о сын Аррия! Ха-ха-ха! Клянусь бородой Одина, никогда еще богатство не доставалось так легко! Да хранят тебя боги!

Выходя из атрия, Бен-Гур бросил последний взгляд на мирмидонянина, лежавшего в еврейском одеянии, и остался удовлетворен. Сходство было потрясающим. Если Тор сделает все так, как они договорились, то тайна будет погребена навечно.

Вечером, в доме Симонидиса, Бен-Гур рассказал купцу обо всем, что произошло во дворце Айдерне. Они решили, что спустя несколько дней купец заявит об исчезновении сына Аррия и инициирует его розыски. Одновременно об этом будет доведено до сведения Максентия. Затем, если тайна не раскроется, было решено оставить Мессалу и Грата в покое, с тем чтобы Бен-Гур смог, ничего не опасаясь, перебраться в Иерусалим и начать поиски своих пропавших родных.