Фаина Гримберг - Примула. Виктория Страница 95

В конце концов, церковные иерархи приостановили дело о возможности введения чина диаконис.

Любопытно будет привести отрывок из одного документа.

«В Отдел о церковной дисциплине

Настоятеля церквей и духовника Марфо-Мариинской обители милосердия в Москве протоирея Митрофана Сребрянского.

Краткий доклад по вопросу о восстановлении чина диаконисе.

Диаконисами называются девы и однобрачные вдовы в возрасте не моложе 35 лет, давшие обет целомудрия, нестяжательности, послушания и пожизненного служения Церкви Христовой, по тщательном испытании их познаний и жизни, посвящённые епископом или живущие общинами, именуемыми «обители милосердия», или работающими в приходах и тогда причисленные к клиру.

Примечание: Епархиальный епископ может в исключительных случаях посвящать и более молодых и однобрачных вдов, а также замужних женщин, ради подвига воздержания прекративших брачное и совместное сожительство с мужьями по обоюдному согласию, но не моложе 30 лет, и не менее пяти лет прошедших испытания или в обители милосердия, или в приходе под наблюдением священника.

Желающие посвятить себя служению церкви Христовой в звании диаконис заявляют об этом в обителях милосердия — настоятельницам; в приходах же — священнику и вписываются в книгу наименованием «сестёр церковниц» (испытуемых), и в этом звании каждая сестра должна пробыть не менее пяти лет, из которых первый год сестра работает без формы. Возраст для поступления в «сёстры церковницы» не моложе 16-ти лет.

Одежда сестёр «церковниц» и «диаконис» должна быть однообразна во всей Русской Православной Церкви, а именно: для сестёр церковниц серая ряска с узкими рукавами, на голове белая косынка, в руках чётки, для диаконис — эта же серая ряска, на голове белый апостольник, сверх которого возлагается мафорий — покрывало серого цвета, на шее сверх апостольника (под покрывалом) — крест, в руках — чётки. (Эта форма носится сёстрами Марфо-Мариинской обители милосердия и утверждена Св. Синодом).

Служение диаконис есть подвиг безмездный, хотя приходские диаконисы могут получать пособие в случае необходимости из средств, изыскиваемых приходом, но не из доходов прочих членов причта.

Приходские диаконисы (но не церковницы) по самому званию своему состоят членами приходских собраний и советов с решающим голосом.

Обители милосердия: а) живут по уставу полного общежития, с внутренней монашеской дисциплиной. Сестра обители должна весь свой труд отдать делу диаконисского служения, ничего не работая на себя.

б) Обители милосердия освобождаются от всех епархиальных обложений, а доходы обители: церковный, жертвы и проч. идут полностью на благотворительные цели обителей.

в) Обители милосердия управляются настоятельницей и советом при ней. Совет состоит под председательством настоятельницы и членов: настоятеля церквей Обители (желательно, чтобы он был и духовником сестёр), казначеи и благочинной Обители. Совет вырабатывает ежегодную смету, вырабатывает внутренний строй жизни Обители, разрабатывает и утверждает предположения о постройках, покупках и продажах свыше 1000 руб., об открытии новых видов благотворительной деятельности общины. Всей же вообще жизнью Обители управляет настоятельница под руководством Епископа, она же принимает и увольняет сестёр-церковниц, и диаконисы в случаях печальной необходимости подлежат суду епископа.

г) Обители милосердия имеют курсы: 1) духовные по выработанной программе, 2) медицинские, 3) миссионерские, 4) регентские и по церковному уставу, 5) сельскохозяйственные и другие по выясняющимся надобностям. Курсы слушают сёстры Обители, приходские церковницы и диаконисы и мирские особы женского пола. При Обители должно быть устроено общежитие для иногородних диаконис и церковниц, слушающих курсы, или приезжающих по делам в город.

д) Обители милосердия имеют: бесплатные больницы, амбулатории, аптеки, конторы для приискания работы, приюты и другие благотворительные заведения, в которых сёстры и диаконисы применяют на практике полученные на курсах сведения.

Под руководством священнослужителей диаконисы служат: 1) храму Божию и 2) приходу. Обительские диаконисы служат своему храму, своим благотворительным учреждениям, городу в той местности, в которой находится Обитель и куда будут командированы.

Диаконисы, достигшие 50-60 лет, могут принять пострижение в мантию, но при непременном условии жить тогда в обители и служить только при храме, вообще внутри обители.

Протоиерей Митрофан Сребрянский».

Фактическая попытка церковной реформы, предпринятая великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, показывает нам эту внучку Виктории как натуру достаточно сильную и независимую. Можно предположить, что и причиной её смерти послужили какие-то её политические действия, имевшие целью противостояние новой власти.

Рассматривая всё вышесказанное, мы, пожалуй, отметим, что канонизация Елизаветы Фёдоровны выглядит несколько парадоксальной, учитывая её конфликтные отношения с церковными иерархами. Чин диаконис в Русской Православной Церкви не введён и по сей день.

В заключение рассказа об этой примечательной внучке английской королевы стоит вспомнить завершённую 12 мая 1944 года новеллу Бунина «Чистый понедельник» . Отчего-то никто из исследователей творчества писателя не замечал того духовного пути, который проходит героиня «Чистого понедельника». Курсистка, дочь провинциального богатого купца, она учится в Москве, проводит время в ресторанах и театрах, но в то же время увлекается русской стариной:

«— ...И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась эта Русь. Да ещё в церковных песнопениях. Недавно я ходила в Зачатьевский монастырь — вы представить себе не можете до чего дивно поют там стихиры! А в Чудовом ещё лучше. Я прошлый год всё ходила туда на Страстной. Ах, как было хорошо! Везде лужи, воздух уж мягкий, весенний, на душе как-то нежно, грустно, и всё время это чувство родины, её старины... Все двери в соборе открыты, весь день входит и выходит простой народ, весь день службы... Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский!..»

Героиня оставляет своего возлюбленного:

«Письмо, полученное мною недели через две после того, было кратко — ласковая, но твёрдая просьба не ждать её больше, не пытаться искать, видеть: «В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг... Пусть Бог даст сил не отвечать мне — бесполезно длить и увеличивать нашу муку...»

Тем не менее, в финале нам дано понять, что героиня находится именно в Москве, и не в традиционном женском монастыре, а в реформистской, по своей сути, Марфо-Мариинской обители:

«...Я вышел из дому, взял извозчика и поехал в Кремль. Там зашёл в пустой Архангельский собор, долго стоял, не молясь, в его сумраке, глядя на слабое мерцанье старого золота иконостаса и надмогильных плит московских царей, — стоял, точно ожидая чего-то, в той особой тишине пустой церкви, когда боишься вздохнуть в ней. Выйдя из собора, велел извозчику ехать на Ордынку, шагом ездил, как тогда, по тёмным переулкам в садах с освещёнными под ними окнами, проехал по Грибоедовскому переулку — и всё плакал, плакал... На Ордынке я остановил извозчика у ворот Марфо-Мариинский обители: там во дворе чернели кареты, видны были раскрытые двери небольшой освещённой церкви, из дверей горестно и умилённо неслось пение девичьего хора. Мне почему-то захотелось непременно войти туда. Дворник у ворот загородил мне дорогу, прося мягко, умоляюще:

   — Нельзя, господин, нельзя!

   — Как нельзя? В церковь нельзя?

   — Можно, господин, конечно, можно, только прошу вас за-ради Бога, не ходите, там сичас Великая княгиня Елизавета Фёдоровна и великий князь Митрий Палыч...

Я сунул ему рубль — он сокрушённо вздохнул и пропустил. Но только я вошёл во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, Великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестёр, — уж не знаю, кто были они и куда шли. Я почему-то очень внимательно смотрел на них. И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд тёмных глаз в темноту, будто как раз на меня... Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать моё присутствие? Я повернулся и тихо вышел из ворот».