Луиза Мэй Олкотт - Хорошие жены Страница 10

Редко можно увидеть девушку, выступающую с более гордым видом, чем тот, что был у Джо, когда, успокоившись сама, она взволновала всю семью, появившись в гостиной с письмом в одной руке и чеком в другой, и объявила, что выиграла приз. Разумеется, это было великое торжество, а когда историю напечатали в газете, все читали и хвалили, хотя потом отец, отметив, что и язык хорош, и сюжет оригинальный, и трагедия вызывает дрожь, все же покачал головой и сказал, как неизменный бессребреник:

— Ты можешь писать лучше Джо. Стремись к высшему и никогда не думай о деньгах.

— А я думаю, что во всем этом деньги — самое приятное. Что ты собираешься делать с таким богатством, Джо? — спросила Эми, с благоговением взирая на магический клочок бумаги.

— — Отправлю Бесс и маму на море на месяц или два, — ответила Джо не задумываясь.

— О, замечательно! — воскликнула Бесс, хлопнув худенькими руками и глубоко вздохнув, словно жаждала свежего океанского бриза, но тут же отодвинула чек, которым взмахнула перед ней сестра. — Нет, я не могу, дорогая, это будет ужасным эгоизмом.

— Ах, ты должна поехать, я только об этом и мечтаю. Для этого я и старалась и поэтому добилась успеха. У меня никогда не выходит хорошо, когда я думаю только о себе, так что если я буду работать ради тебя, это мне поможет, разве ты не понимаешь? А кроме того, маме тоже нужна перемена, но она ни за что не покинет тебя — значит, ты должна поехать. Как это будет весело, когда ты вернешься домой розовая и пухленькая, как прежде! Да здравствует доктор Джо, которая всегда излечивает своих пациентов!

И после долгих дискуссий они поехали на море, и хотя Бесс вернулась домой не такой «розовой и пухленькой», как хотелось, ей все же было гораздо лучше, а миссис Марч объявила, что чувствует себя на десять лет моложе. Джо осталась довольна вложением своих призовых денег и с бодростью принялась за работу, твердо решив заработать еще не один такой восхитительный чек. В тот год она заработала их несколько и начала чувствовать себя значительной силой в доме, так как колдовство пера превращало ее «чепуху» в удобства для всей семьи. «Дочь герцога» оплатила счет мясника, «Рука призрака» расстелила новый ковер, а «Проклятие семейства Ковентри» стало благословением семейства Марч в виде бакалейных товаров и одежды.

Богатство, разумеется, в высшей степени желанная вещь, но и у бедности есть своя светлая сторона, и самое приятное, что можно извлечь из житейских трудностей, — это подлинное удовлетворение, которое приносит плодотворная работа ума и рук. И вдохновению, порожденному нуждой, мы обязаны по крайней мере половиной всего умного, красивого и полезного, что есть в этом мире. Джо наслаждалась вкусом этого удовлетворения и перестала завидовать более богатым девушкам, черпая большое утешение в сознании того, что может обеспечить свои потребности и ей не нужно просить ни у кого ни гроша.

Ее истории не привлекли широкого внимания публики, но нашли своего читателя, и, ободренная этим обстоятельством, она решила одним решительным ударом добиться и славы и богатства. Переписав свой роман в четвертый раз, прочитав его всем близким друзьям и предложив его со страхом и трепетом трем издателям, она наконец получила возможность продать его, но лишь при условии, что сократит его на треть и выкинет все места, которыми особенно восхищалась.

— Итак, теперь я должна либо сунуть его обратно в мой жестяной ящик — и пусть плесневеет, либо заплатить за его опубликование из своих денег, либо обкорнать, чтобы удовлетворить покупателя и получить за свой труд сколько можно. Слава — вещь приятная, но наличные деньги — вещь более полезная, так что я хочу поставить этот вопрос на голосование нашего собрания, — сказала Джо, созвав семейный совет.

— Не порти свою книгу, девочка моя. Ты даже не знаешь, как она хороша. И идея хорошо разработана. Пусть полежит, созреет, — так звучал совет отца, который и сам следовал в жизни тому, что проповедовал, терпеливо ожидая созревания собственных плодов и не спеша снять их даже теперь, когда они стали сладкими и мягкими.

— Мне кажется, что Джо получит больше пользы, пройдя через испытание, чем выжидая, — сказала миссис Марч. — Критика — лучшая проверка для такого рода работы; критика выявит неожиданные достоинства и недостатки произведения Джо и поможет ей в следующий раз написать лучше. Мы слишком пристрастны, а похвала и порицание посторонних окажутся полезными, пусть даже роман принесет мало денег.

— Да, — сказала Джо, сдвинув брови, — вот именно. Я так долго с ним возилась. И, право, не знаю, хорош он, или плох, или так себе. Мне будет очень полезно, если спокойные, беспристрастные люди взглянут на него и скажут мне, что они думают.

— Я не выбросила бы из него ни слова. Ты испортишь его, если сделаешь то, что требует издатель. То, что происходит в умах людей, гораздо интереснее, чем их действия, и выйдет просто каша, если ты выкинешь те объяснения, которые есть в твоем романе сейчас, — возразила Мег, которая была твердо уверена, что книга Джо — самый замечательный из всех когда-либо написанных романов.

— Но мистер Аллен пишет: «Откажитесь от всех пояснений, сделайте повествование ярким и драматичным и дайте самим персонажам рассказать всю историю», — перебила ее Джо, обращаясь к записке издателя.

— Поступи так, как он тебе велит; он знает, что можно продать, а мы нет. Сделай хорошую, популярную книжку и получи столько денег, сколько дадут. Потом, когда сделаешь себе имя, сможешь позволить себе не подчиняться правилам и вставлять в свои романы всяких философов и метафизиков, — сказала Эми, которая придерживалась сугубо практического взгляда на дело.

— Если мои герои — «философы и метафизики», — отозвалась Джо со смехом, — это не моя вина. Я ничего не знаю о подобных вещах, кроме того, что слышу иногда от папы. А если я взяла кое-что из его мудрых мыслей и вплела в мой роман, тем лучше для меня. А ты, Бесс? Что ты скажешь?

— Я так хотела бы увидеть его напечатанным поскорее, — вот и все, что сказала Бесс, и, говоря это, улыбнулась. Но было и невольное ударение на последнем слове, и печальное выражение в никогда не терявших детского простодушия глазах — и сердце Джо на мгновение сжалось от страха перед грядущим несчастьем, заставив ее пуститься в свое маленькое коммерческое предприятие «поскорее».

Итак, со спартанской твердостью юная писательница положила своего первенца на стол и принялась кромсать с безжалостностью людоеда. В надежде угодить всем она принимала все поступавшие советы и, подобно старику и его ослу в известной басне, не угодила никому.

Отцу нравилась метафизическая струя, которая незаметно для нее самой оказалась в романе, так что этой струе было позволено остаться, хотя Джо и сомневалась в правильности такого решения. Мать полагала, что в романе многовато описаний, поэтому почти все они были выброшены, а вместе с ними и многие необходимые связующие звенья романа. Мег восхищалась трагическими сценами, и Джо нагромождала страдания, чтобы угодить ей. Эми же возражала против шуток, и из самых лучших побуждений Джо убрала все веселые сцены, так оживлявшие мрачную историю. Затем, чтобы довершить разрушение, она выбросила одну треть и отправила свой бедный роман, словно ощипанную малиновку, в большой, кипучий мир — попытать судьбу.

Роман был опубликован, она получила за него триста долларов, так же как и множество похвал и упреков — и то, и другое в настолько более сильных, чем она ожидала, выражениях, что они повергли ее в замешательство, и, чтобы прийти в себя, ей потребовалось некоторое время.

— Ты говорила, мама, что критика поможет мне. Но возможно ли это, когда она так противоречива, что я не знаю, написала ли я многообещающую книгу или нарушила все десять заповедей? — восклицала бедная Джо, листая кучу газетных вырезок, внимательное чтение которых наполняло ее душу то гордостью и радостью, то гневом и неподдельным ужасом. — Вот этот человек пишет: «Исключительная книга, полна правды, красоты и убежденности; все в ней прекрасно, чисто, здорово», — продолжила сбитая с толку писательница, — а следующий говорит так: «Теория книги порочна; полно нездоровых фантазий, спиритических воззрений, неестественных характеров». Но у меня не было никакой «теории», я не верю в спиритуализм, а мои характеры взяты из жизни. Не понимаю, как этот критик может быть прав… Еще один говорит: «Это один из лучших американских романов, появившихся за многие годы» (у меня достаточно здравого смысла, чтобы так не думать), а следующий утверждает, что «хотя роман оригинален и написан с большой силой и чувством, он является опасной книгой». Ничего подобного!.. Одни смеются, другие неумеренно хвалят, и почти все настаивают на том, что у меня была глубокая теория, которую я хотела развить, когда я всего лишь писала ради денег и удовольствия. Уж лучше бы я опубликовала его целиком или не печатала совсем, потому что терпеть не могу, когда обо мне судят превратно.