Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес Страница 10

К несчастью, в эту минуту дверь открылась и, словно струя ядовитого газа, вплыла миссис Уоддингтон.

– Что ты тут делаешь, Молли? – осведомилась она.

Джорджа она одарила одним из своих достославных взглядов, и только что обретенная свобода духа пожухла на корню.

– Я разговариваю с мистером Финчем. Представляешь, как интересно! Мистер Финч – художник! Он пишет картины!

Миссис Уоддингтон молчала, разом лишившись дара речи от чудовищного открытия. До этого она Джорджа толком и не разглядывала – так, кинула взгляд, полный того отвлеченного омерзения, каким любая хозяйка одарила бы пенек, выскочивший без пяти минут до тщательно спланированного обеда. Лицо его, хотя и противное, не вызвало у нее никаких личных чувств.

Но сейчас все переменилось. Противные черты обрели грозный смысл. Еще в спальне миссис Уоддингтон обеспокоили описания Молли, и теперь они выпрыгнули из глубин подсознания как безобразные чудовища из темных вод. «Стройный, невысокий, с красивыми карими глазами и такими золотистыми-презолотистыми волосами…» Миссис Уоддингтон уставилась на Джорджа. Ну да! Стройный. И невысокий. Глаза у него хотя и не красивые, но карие, а волосы, несомненно, светлые.

Кажется, Молли говорила, что при разговоре он давится словами, краснеет, ломает пальцы, странно булькает, пыхтит и спотыкается… В точности так и вел себя молодой человек, стоявший сейчас перед ней. Взгляд ее оказал на Джорджа Финча самое дурное воздействие, и редко за всю его жизнь удавалось ему кашлять так хрипло, алеть так пунцово, переплетать пальцы так замысловато, извлекать из горла такие забавные звуки и усерднее спотыкаться о собственные ноги. Сомнений у миссис Уоддингтон не оставалось. Портрет, нарисованный Молли, превратился в живую, явную напасть. Вот она, перед ней, пожалуйста!

Да еще и художник! Миссис Уоддингтон содрогнулась. Из множества индивидуумов, составлявших калейдоскоп нью-йоркской жизни, художников она не терпела больше всех. У них никогда нет денег. Они распущенны и безалаберны. Они ходят на танцы в странных нарядах, а то и бренчат на гавайской гитаре. И он один из них!

– Наверное, – сказала Молли, – нам лучше подняться наверх?

Миссис Уоддингтон очнулась от транса.

– Тебе лучше подняться наверх!

Интонация ее пробрала бы и самого толстокожего человека.

– Я… э… наверное… – пролепетал Джордж. – Уже поздновато…

– Вы что, хотите уйти? – забеспокоилась Молли.

– Разумеется, мистер Финч уходит, – промолвила миссис Уоддингтон, и что-то в ее манере подсказывало, что она готова схватить гостя одной рукой за шиворот, а другой – за брюки и вышвырнуть вон. – Если у мистера Финча дела, мы не должны его задерживать. Доброй ночи, мистер Финч!

– Доброй ночи. Спасибо за… э… приятный вечер.

– О-о-чень лю-ю-безно с вашей стороны!..

– Заходите к нам еще, – пригласила Молли.

– Мистер Финч, – возразила миссис Уоддингтон, – очень и очень занят. Ступай наверх, Молли, и немедленно! До-о-оброй вам ночи, мистер Финч!

Она сверлила его взглядом, не совсем отвечавшим старым добрым традициям американского гостеприимства.

– Феррис, – крикнула хозяйка, едва за Джорджем захлопнулась дверь.

– Мадам?

– Ни под каким видом не впускайте в дом человека, который только что вышел.

– Слушаюсь, мадам!

4

На следующее утро, солнечное и светлое, Джордж Финч бойко взбежал по ступенькам дома № 16 на Семьдесят девятой улице и нажал звонок. На нем был его сизый костюм, а под мышкой он держал огромную картину в оберточной бумаге. После долгих раздумий он решил подарить Молли свою любимую работу «Привет тебе, веселая весна!». Картина изображала юную девушку, слегка задрапированную, танцующую с барашками на лугу, усеянном цветами. Девица явно страдала пляской святого Витта в запущенной форме. А судя по выражению ее лица, натурщица больно порезалась об острый камень, когда Джордж писал ее. И все-таки то был его шедевр, и он намеревался подарить его Молли.

Дверь открылась. Возник Феррис, дворецкий.

– Товары, – сообщил он, бесстрастно глядя на Джорджа, – доставляют с черного хода.

– Я к мисс, – выговорил Джордж, – Уоддингтон.

– Мисс Уоддингтон нет дома.

– А могу я увидеть мистера Уоддингтона? – спросил Джордж, смиряясь с неравноценной заменой.

– Мистера Уоддингтона нет дома.

Джордж чуть замешкался. Но любовь побеждает все!

– А можно видеть миссис Уоддингтон?

– Миссис Уоддингтон нет дома.

Пока дворецкий это произносил, с верхних этажей донесся властный женский голос, вопрошающий невидимого Сигсби, сколько раз ему нужно повторять, чтобы он не курил в гостиной.

– Но я же ее слышу!

Дворецкий отчужденно пожал плечами, как бы отказываясь вникать во всякие мистические происшествия.

– Миссис Уоддингтон нет дома, – повторил он.

Оба помолчали.

– Приятный сегодня денек, – заметил Джордж.

– Да, погодка неплохая, – согласился Феррис.

На том разговор и завершился.

Глава IV

1

– Расскажи мне все, – велел Хамилтон Бимиш.

Джордж рассказал. Вид у него был самый плачевный.

Несколько часов он в смятении бродил по улицам, и теперь приполз к другу в надежде, что более проницательный разум сумеет разглядеть в сгустившихся тучах серебряный проблеск.

– Так, – заключил Хамилтон. – Значит, ты позвонил?

– Да.

– И дворецкий отказался тебя впустить?

– Да.

Хамилтон сочувственно оглядел побитого друга.

– Бедный ты мой, тупоголовый Джордж! Такую кутерьму устроил! Испортил все из-за своей поспешности. Почему ты не подождал? На правах друга семьи я бы ввел тебя в дом нормально и прилично. А ты добился того, что тебя воспринимают как изгоя какого-то.

– Но ведь старик Уоддингтон пригласил меня к обеду! Представляешь? Взял да и пригласил…

– Следовало дать ему в глаз и удирать со всех ног, – твердо перебил Хамилтон. – После всего, что я тебе рассказал о Сигсби Уоддингтоне, как ты мог питать иллюзии? Он из тех мужей, которым стоит только выказать симпатию к кому-то, как жены сразу решают, что это истинный подонок. Ему не удастся привести к обеду и принца Уэльского. А когда он приводит и кладет на коврик такого субъекта (я употребляю это слово в самом лучшем смысле), да еще за пять минут до званого обеда, путая весь распорядок и вызывая самые черные мысли на кухне, можешь ли ты винить его жену? Мало того, вдобавок ко всему прочему ты прикинулся художником!

– Но я и есть художник! – не без воинственности возразил Джордж. На этот предмет он придерживался твердой точки зрения.

– Спорно, спорно… Во всяком случае, тебе следовало скрыть это от миссис Уоддингтон. Женщины ее типа смотрят на художников как на позор общества. Говорил же я тебе, для нее мерило людей – счет в банке.

– Так у меня же полно денег!

– Откуда ей знать? Ты сказал, что ты художник, и она вообразила, что…

Прервав поток его мыслей, задребезжал звонок. Бимиш нетерпеливо поднял трубку, но заговорил ласково и снисходительно.

– A-а, Молли!

– Молли! – вскричал Джордж.

Хамилтон не обратил на него внимания.

– Да. Он мой большой друг.

– Я? – выдохнул Джордж.

Хамилтон все так же не обращал на приятеля ни малейшего внимания, как и подобает человеку, поглощенному телефонной беседой.

– Да, он мне сейчас рассказывает. Да, здесь.

– Она хочет, чтобы я поговорил с ней? – завибрировал Джордж.

– Конечно, приеду. Сейчас же.

Бимиш положил трубку и постоял с минуту в задумчивости.

– Что она сказала? – в сильнейшем волнении допытывался Джордж.

– Н-да, любопытно…

– Что она сказала?!

– Придется несколько пересмотреть мою точку зрения…

– Что она сказала?!

– Однако я мог бы и предвидеть…

– Что… она… сказала?

Хамилтон созерцательно поскреб подбородок.

– Странно, как работает ум у девушек…

– Что она сказала?

– Это Молли Уоддингтон, – сообщил мыслитель.

– Что она сказа-а-а-а-ла?!

– Теперь я почти уверен, – продолжил Хамилтон, по-совиному поглядывая на Джорджа сквозь очки, – что все к лучшему. Я упустил из виду, какова девушка с нежным сердцем, окруженная мужчинами с шестизначным доходом. Такую девушку непременно привлечет художник без гроша в кармане, с которым вдобавок мать запрещает встречаться.

– Да что же она сказала?!

– Спросила, действительно ли ты мой друг.

– А потом? Потом?

– А потом сказала, что мачеха запретила пускать тебя в дом и строго-настрого приказала ей никогда с тобой не встречаться.

– А после этого?

– Попросила меня к ней зайти. Хочет поговорить.

– Обо мне?

– Надо полагать.

– А ты пойдешь?

– Сейчас же и отправлюсь.

– Хамилтон, – дрожащим голосом выговорил Джордж. – Хамилтон, я тебя прошу, наддай там жару!

– То есть ты желаешь, чтобы я преподнес тебя в лучшем виде?

– Да, именно! Как ты красиво все умеешь изложить!