Пэлем Вудхауз - Том 16. Фредди Виджен и другие Страница 10

— Едете, дорогуша, раз уж телеграмма пришла.

— Какая еще телеграмма? Огастес хлопнул себя по лбу.

— Ах ты, забыл сказать! Совсем голова дырявая. Да от родителя. Прочитал я ее в передней и на столик положил. Новые, как говорится, распоряжения.

— Ой, Господи! Что случилось?

— Да эти, как их, фотографии.

— Какие фотографии?

— Тихо, дорогуша, не сбивайте. Сейчас скажу. Она длинная, все не упомнишь, но самая суть — такая: родитель, значится, просит, чтобы вы послали ему побольше снимков. Тут — зала какая-нибудь, а тут — вы, собственной персоной.

— Что?

Огастес снисходительно улыбнулся.

— И то, смех один. Кому нужна, прошу прощения, такая физиономия? Я так понимаю, будет друзьям показывать. Усекли? Придет, это, в клуб или куда еще, а приятель и спросит: «Как там твой сынок? Я что-то я его не вижу». — «Хо! — говорит родитель. — Ты что, не слыхал? Он сейчас у английского графа». — «Ого! — говорит приятель. — Так-таки у графа?» — «У самого главного, в самом лучшем замке. Вот, взгляни-ка. Это у них янтарная зала, это — портретная галерея. Ничего местечко, а уж он там — как свой». Такие дела, дорогуша. Оно, конечно, грех, называется гордыня, но ничего не попишешь.

Стэнвуд стал мутно-зеленым.

— Тьфу ты!

— Вот уж не скажу, можно так выражаться или нет. Вроде бы — выраженьице, а кто его знает?

— Откуда я возьму фотографии?

— То-то и оно. Как говорится, бремя греха. Я так полагаю, надо изловить мистера Кардинела и поехать с ним. Сами посудите…

Стэнвуд, вероятно, посудил и через пять минут сидел в такси, направлявшемся к отелю. Выскочив, он схватил за локоть знакомого швейцара и проговорил, отдуваясь:

— Кардинела не видели?

— Как не видеть, сэр, — отвечал тот. — Только что ушел. Сел в машину с пожилым джентльменом и молодой дамой.

Оставалось одно — подбежать к бару и заказать Макгаффи здешний напиток. С бокалом в руке Стэнвуд глядел туманным взглядом в не менее туманное будущее, напоминая выброшенный морем мусор, на который презрительно косятся чайки.

Глава IX

Машина миновала ворота Биворского замка, переехала по мосту ров и остановилась у главного подъезда. Майк с чувством вздохнул.

— Переношусь в прошлое, — сказал он. — Здесь я вас впервые увидел.

— Здесь? — переспросила Терри. — Не помню.

— А я вот помню. Вы смотрели из того окна.

— Там классная комната.

— Это я понял, увидев, что вы перемазаны джемом. Пили чай между уроками?

— Ничего я не перемазывалась.

— Перемазывались. Малиновым джемом. Он был прекрасен. Подчеркивал, можно сказать, нежную белизну лица.

Лорд Шортлендс тем временем выходил из ступора, сменившего в конце пути неземную откровенность. Майк узнал буквально все о романе с кухаркой и о поверженном сопернике. Мог он и ответить на любой вопрос, связанный с маркой.

Судя по неоднократным рассказам, марка эта появилась в 1851 году и называлась «Испанская голубая неиспользованная dos reales[11]». Дезборо, чьи заслуги поистине несравненны, обнаружил ее, когда гонг звал к ланчу, и так вознесся духом, что, не убоявшись жены, пошел не к столу, но к телефону, чтобы сообщить тестю поразительную новость. По его словам, тысяча фунтов — далеко не предел. Точно такую же марку продали недавно за полторы.

— Насколько я понял, — объяснил лорд Шортлендс, вылезая из машины, — там что-то не то с цветом.

Собственно, он говорил это в ресторане раз шесть, не меньше, да и раза четыре — в начале пути, но решил, что этого мало.

— Неверная окраска, как он выразился. Не знаю, почему она так важна.

— Когда я собирал марки, — сказал Кардинел, — такая штука ценилась ого-го-го!

— Собирали марки? — спросила Терри.

— Да, в юные годы. Разве вы не помните…

— Что именно?

— Ах ты, забыл!

— Как жаль.

— Видимо, что-то несущественное.

— Я ловлю каждое ваше слово.

— Знаю. Но — забыл. Может, вспомню, тогда скажу. Есть чего ждать.

Лично он, вступил в беседу лорд Шортлендс, ждет встречи с этим гадом дворецким. По-видимому, слухи о нежданном богатстве уже проникли за зеленую штору, и пятый граф очень хотел бы посмотреть на былого соперника. Да, очень хотел бы, просто ждет, не дождется. При всей своей мягкости пэр гадов не жаловал.

Однако, к его разочарованию, двери открыла горничная.

— Что такое? — вскричал граф. — Где же дворецкий?

— Мистер Спинк уехал на мотоциклете, милорд.

— На мотоциклете? А зачем?

По-видимому, дворецкий был одним из молчаливых, сильных мужчин, столь популярных в наше время. Он не сообщил горничной, зачем куда-то едет.

— Вот как? — сказал граф. — Ну, что же. Подождем, подождем. Леди Адела в гостиной?

— Да, милорд.

— Тогда идемте, Кобболд. Я вас ей представлю. Горничная исчезла, а ее хозяин был очень доволен собой.

— Заметили, как я вас назвал?

— Очень кстати.

— Да уж, начинать — так начинать.

— Главное — начать верно.

— Только вы сами не ошибитесь.

— Ну, что вы! Никогда.

— И ты, Терри.

— Не беспокойся.

— Один ложный шаг, и нам конец.

— Да-да. А вот ты ни о чем не забыл?

— Что ты имеешь в виду?

— Аделин характер. Она может вцепиться в эту марку.

— Вцепиться? То есть забрать себе?

— Вот именно. Можно говорить прямо при нашем синтетическом Кобболде…

— Можно, — заверил Майк. — Люблю откровенность.

— Тем более, ты и так ему все поведал, хоть биографию пиши. Представь, что Адела потребует платы.

У графа отвисла челюсть.

— Ну, знаешь ли!..

— Знаю. Потребует. Мы с тобой и с Кларой должны Дезборо больше тысячи. Кто-кто, а она таких вещей не забывает.

— Что же нам делать?

— Меня послушаете? — осведомился Майк.

— У вас есть план?

— И какой!

— Он всегда так, — заметила Терри. — Его называют Мозговым Трестом.

— И не зря, — сказал Майк. — Вот вам план, пожалуйста. Меня знакомят с леди Аделой. «Мистер Кобболд», — говорите вы.

— Точнее, «Разреши представить тебе мистера Кобболда».

— Да, так лучше. Что же за этим следует, спросите вы. Пока я пожимаю ей руку, лорд Шортлендс хватает альбом и где-нибудь прячет. Как говорится, работаем командой.

Глаза пятого графа наконец засияли. Майк явно получил один голос.

— Какой прекрасный план!

— Еще бы! Другой рукой можно ее удушить.

— Не стоит.

— Как вам угодно. А вот скажите, если я не вторгаюсь в потаенную сферу, леди Адела — железная женщина?

— Железнее некуда.

— Так я и думал. Но я смело предстану перед ней, хотя разоблачение грозит мне смертью. А, каково?

— Недурно.

— Должно быть, вы говорите про себя: «О, мой герой!»

— Говорю, как без этого.

— Опять угадал. Женщины любят отвагу. А там путь недолог: сперва — отвагу, потом — тебя. Скоро вы будете плакать горючими слезами, каясь в том, что мучили меня отказом. Даю вам самое большее неделю. Что это за дверь?

— В гостиную. Вижу, вы подзабыли географию замка.

— Меня в гостиную никто не пускал. Почему-то считалось, что мое место — сарайчик, где мы играли в карты с Тони и младшим лакеем. Что ж, лорд Шортлендс, ведите нас.

Когда Майк впервые увидел леди Аделу, даже его отвага заколебалась. Ему говорили, что хозяйка Биворского замка — женщина железная, но такого он все же не ждал. Она только что пришла из сада, держа ножницы, и он с дрожью подумал о том, какие раны они оставят.

Поразила его и сама леди, походившая больше обычного на Екатерину II. А Екатерина, при всех ее достоинствах, была, как известно, строга и величава.

Однако, взяв себя в руки, он прекрасно провел первую сцену. Помогло ему и то, что хозяйка приветливо улыбалась. Ее пленила красота, и настолько, что она приписала такие же чувства младшей сестре. На взгляд хозяйки замка, только совсем уж тупой человек устоит против таких чар, а Терри, при всей ее непредсказуемости, навряд ли останется равнодушной к греческому богу, который, кроме того, приходится сыном миллионеру.

— Рада вас видеть, мистер Кобболд, — сердечно сказала она.

— Как и я, леди Адела, как и я!

— Надеюсь, вам у нас понравится. После чая сестра вам все покажет.

— Леди Тереза уже предлагала мне…

— Розовый сад…

— Да, именно сад. По словам леди Терезы, он романтичен и полон тайн.

— Ваше окно туда выходит. Терри, покажи нашему гостю его комнату. Как раз успеешь до чая. Мы соберемся в голубой гостиной.

Когда дверь за Терри и Майком закрылась, граф, нетерпеливо шаркавший ногой, приступил к заветной теме:

— Где марка?

Леди Адела словно бы очнулась. На пути к дверям Майк явил свой профиль, а совершенство линий вместе с отцовским богатством способно ввергнуть в экстаз.