Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин Страница 10

Мечта Зулейхи стать амазонкой в полной мере воплотилась в Анатолии. Девушка чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы радости каждый раз, когда она садилась на лошадь, которую придерживал рядовой отца. А потом выезжала на конную прогулку посреди группы офицеров.

И наконец, на время пребывания в Анатолии дядя дал ей задание исполнять роль своего рода культурного миссионера. Если выросшие в светском обществе девушки, такие как она, не обучат их новой жизни, то кто же это сделает?

Зулейха в этом отношении являлась достойной ученицей своего дяди. И то, что он делал в Стамбуле, она делала здесь: часто устраивала в городских парках приемы и гуляния с танцами для девушек.

В Стамбуле Зулейха была девушкой неприметной и стеснительной. А здесь, осознавая свою важность, которая родилась благодаря тому, что Зулейха во всем являлась первой, она уверенно брала все в свои руки.

Зулейха видела, что даже не притронулась к той груде книг и тетрадей, которые привезла с собой, и удивлялась, как же быстро пронеслись эти три долгих месяца.

К Зулейхе постоянно приходила довольно приличная компания друзей из городка. Девушка знала, что симпатичная и что нравится некоторым молодым людям из этой шумной кучки. Хотя они и не решались сказать об этом в открытую. Когда она в последний раз целовала отца и мать, то делала это с кокетливыми ужимками, будто целует всю эту дружную компанию. Быть любимой и обожаемой столькими людьми!

Зулейха, одна как перст посреди мрачного моря, горько улыбалась, вспоминая эти обещания жизни, которая начиналась теперь заново.

Глава третья

Прогулочный теплоход плыл, издалека сверкая огоньками, расположенными рядами, как фонарики на балкончиках минаретов в ночь Рамазана.

Зулейха продолжила думать, следя за этими постепенно удаляющимися огнями.

…Шли последние месяцы учебы в колледже, который она должна была закончить в тот год. Вот тут в мгновение ока и рассеялись ее мечты о поездке в Америку.

Али Осман-бей не соглашался, чтобы дочь получила высшее образование в университете, и желал, чтобы, как только она окончит колледж, возвратилась к нему. А в учебном заведении, где раньше ее обнадежили разговорами о том, что сможет отправить ее в Америку за свой счет, казалось, полностью забыли свои обещания. Последней надеждой был дядя, которому Зулейха все и рассказала, надеясь, что уж с его помощью точно удастся переубедить отца. Но Шевкет-бей без обиняков ей отказал:

— Дитя мое, ты знаешь, каких трудов стоит этому тихому и неразговорчивому человеку сказать даже самые элементарные вещи. Как бы мое вмешательство все еще больше не осложнило. Ты думаешь, я в состоянии понять, что делать дочке Али Османа в Селифке, с ее-то образованием? Как бы то ни было, один раз съездить туда на каникулы тебе придется. Может быть, придумаешь что-нибудь, переубедишь отца… Если нет, то что поделать… Ведь он твой отец… Останется только смириться…

* * *

— Ты заснула? Не хочешь лечь?

Зулейха вздрогнула и открыла глаза. У изголовья стоял Юсуф.

— Сильно похолодало, как бы ты не простыла. Если хочешь, попрошу спустить тебя вниз.

— Нет-нет, все в порядке. Даже хорошо, что стало прохладнее. Волн не видно и в помине… Не беспокойтесь. Мне ничего не нужно.

— Ну, раз ты хочешь еще посидеть… В таком случае стоит поискать теплое одеяло…

— У меня уже есть одно…

— Не пойдет… Разве это одеяло? Оно что твой тонкий шарфик на шее…

Юсуф, раскачиваясь, спустился вниз и чуть погодя вернулся и принялся заворачивать жену в теплое одеяло, как обычно пеленают младенцев.

Зулейха, видя, что муж слишком пьян, а потому противоречить ему бесполезно, с улыбкой повиновалась.

На Юсуфе была только легкая белая рубашка. Зулейха хотела сказать, что большему риску заболеть подвергает себя он сам, нежели она. Но, испугавшись, что он усмотрит в этих словах участие или проявление нежности, промолчала. Юсуф, когда закончил, сказал:

— А сейчас я заставлю тебя послушать концерт. У нас в команде есть паренек с Сакыза[37]. Он прекрасно играет на багламе[38]. Не сравнится, конечно, с вашей высокой музыкой. Но, возможно, развлечет тебя минут на пять-десять.

Едва различимые далекие звуки струн долетали до слуха Зулейхи и раньше. Она прислушивалась к этому тихому звуку, который то терялся среди беспорядочных шумов, исходивших от винта парохода, и шорохов, доносившихся со стороны моря, то раздавался вновь.

Через какое-то время молодая женщина поняла, что это народная мелодия, которую играют на передней палубе на чем-то вроде тамбуры[39].

Юсуф усадил человека, игравшего на багламе, на нижнюю ступеньку палубы, а сам вернулся к столику под капитанским мостиком.

Голос у бывшего жителя Сакыза был с хрипотцой, но приятный, удивительно подходивший на звуки багламы.

Молодая женщина сначала слушала мелодию, которая напомнила ей тюркю[40]. Мысли ее витали где-то далеко, на губах играла улыбка. К музыке примешивались всплески воды и шум ветра, и Зулейху постепенно начало клонить в сон. С некоторых пор звуки инструментов вроде свистулек и багламы ассоциировались у Зулейхи с горами Анатолии. А сейчас в игре переселенца с Сакыза они превращались в голос моря, островов и поросших водорослями скал.

Зулейха поднялась с кресла, потеплее закуталась в одеяло и, мелко перебирая ногами и держась за бортик, — качка ощущалась заметнее во время ходьбы — подошла к трапу.

Команда расположилась у его нижней ступеньки, вытянув ноги в сторону клетки с курицей. Тот паренек, что чуть раньше прислуживал Зулейхе за столом, присел рядом на корточки, подперев голову руками. В нескольких шагах впереди на крышке люка на спине, заложив руки за голову, растянулся рослый моряк. Во рту у него попыхивала сигарета.

Порой о низкий борт судна разбивалась волна, и ее мелкие, словно пыль, брызги летели Зулейхе на руки и лицо. Нога еще побаливала. Молодая женщина, чтобы лишний раз ее не тревожить, переступила на здоровую ногу и всем телом оперлась о железные поручни. Встав поудобнее, она вернулась к своим воспоминаниям.

Первый раз она увидела Юсуфа на станции в Енидже. Отец написал ей в телеграмме: «Сообщи мне, когда выедешь Стамбула. Приеду тебя встретить в Енидже. Оттуда вместе поедем в Силифке».

Когда Зулейха высматривала отца на станции, к окну вагона подошел высокий мужчина и сказал:

— Вы, должно быть, Зулейха, дочь Али Осман-бея.

На незнакомце была рубашка из плотного,