Фридрих Де Ла Мотт Фуке - Ундина Страница 11

— Не стану я раздеваться перед мужичкой! — надменно воскликнула Бертальда, повернувшись к ней спиной.

— А передо мной придется, — строго возразила герцогиня. — Вы последуете за мной, сударыня, в соседнюю комнату, и эта славная старушка пойдет с нами.

Они скрылись втроем, а все прочие остались в зале в молчаливом ожидании. Вскоре женщины вернулись, лицо Бертальды было мертвенно бледным, а герцогиня сказала:

— Право остается правом; посему объявляю, что хозяйка этого дома сказала правду. Бертальда дочь рыбака, и это все, что вам надлежит знать.

Герцогская чета удалилась со своей приемной дочерью; рыбак и его жена по знаку герцога последовали за ними. Остальные гости разошлись в молчании или тихо перешептывались, а Ундина с рыданиями упала в объятия Хульдбранда.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Господин фон Рингштеттен, по правде сказать, предпочел бы, чтобы в этот день все сложилось по-иному; но и так, как оно вышло на самом деле, было не столь уж неприятно ему — ведь его прелестная жена показала себя такой доброй, сердечной и незлобивой.

— Если я и дал ей душу, — говорил он себе, — то она оказалась лучше, чем моя собственная. — И с этой минуты он думал уже только об одном: как утешить плачущую Ундину и на следующий же день покинуть место, которое после сегодняшнего происшествия должно было ей опостылеть. Правда, суждения о ней были единодушны. От нее и раньше привыкли ждать всяких чудес, поэтому удивительное открытие относительно происхождения Бертальды не так уж поразило всех, и всеобщее неодобрение обратилось именно против последней и ее необузданной выходки. Но обо всем этом рыцарь и его жена ничего не знали. К тому же и то, и другое больно задело бы Ундину, а посему лучше всего было поскорее оставить позади старые городские стены.

С первыми лучами солнца у ворот гостиницы остановилась нарядная карета для Ундины; кони Хульдбравда и его оруженосцев уже били в нетерпении копытом. Рыцарь вывел из дверей свою красавицу жену; тут дорогу им заступила молоденькая рыбачка.

— Нам нет нужды в твоем товаре, — сказал ей Хульдбранд, — мы уезжаем.

Рыбачка горько заплакала, и тут только супруги узнали в ней Бертальду. Они тотчас же вернулись с ней в дом и услыхали от нее, что герцог и герцогиня так были разгневаны ее вчерашней черствостью и резкостью, что отказали ей в своем покровительстве, оделив ее, правда, богатым приданым. Рыбак тоже был ими щедро одарен и вчера же вечером отправился с женой восвояси.

— Я хотела пойти с ними, — продолжала она, — но старый рыбак, которого считают моим отцом -

— Он и есть твой отец, Бертальда, — перебила ее Ундина. — Человек, который, как ты думала, чистил колодец, все подробно рассказал мне. Он убеждал меня не брать тебя с собой в замок Рингштеттен и тут-то и проговорился об этой тайне.

— Ну, хорошо, — сказала Бертальда, — мой отец — пусть так — мой отец сказал: «Я не возьму тебя с собой, пока ты не изменишь свой нрав. Ты должна прийти к нам одна через заколдованный лес; только этим ты докажешь, значим мы что-нибудь для тебя или нет. Но не приходи к нам знатной дамой, приходи простой рыбачкой!» Вот я и собираюсь поступить так, как он сказал; ведь все от меня отвернулись, и я теперь окончу свои дни бедной дочерью рыбака, в глуши у нищих родителей. А леса я и правда боюсь. Там, говорят, водится всякая мерзкая нечисть, а я так пуглива. Но что толку? Сюда я пришла только затем, чтобы попросить прощения у благородной госпожи фон Рингштеттен за свое вчерашнее непозволительное поведение. Я чувствую, прекрасная дама, у вас были добрые намерения, но вы не знали, как больно вы меня раните, и тогда у меня от испуга и неожиданности вырвались те дерзкие и безрассудные слова. О, простите, простите меня! Я ведь и без того уже несчастна! Подумайте сами, кем я была еще вчера поутру, в начале вашего пиршества, и что я сегодня!

Ее слова потонули в потоке хлынувших слез, и так же горько плача, Ундина кинулась ей на шею. Прошло немало времени, пока растроганная молодая женщина смогла вымолвить слово; и первым ее словом было:

— Ты поедешь с нами в Рингштеттен! Все останется по-прежнему, только говори мне снова «ты» и не называй меня дамой и благородной госпожой! Подумай, ведь детьми нас обменяли; уже тогда судьбы наши переплелись, и мы сплетем их впредь так тесно, что никакая человеческая сила не разлучит нас. Едем в Рингштеттен! А там уж рассудим, как нам поделить все по-сестрински!

Бертальда бросила исподлобья робкий взгляд на Хульдбранда. Ему стало жаль этой красивой девушки, которая оказалась теперь в таком бедственном положении; он предложил ей руку и ласково стал убеждать довериться ему и его жене.

— Вашим родителям мы дадим знать, почему вы не пришли, — сказал он и многое еще хотел добавить по поводу славных стариков, но увидев, что Бертальда при этом упоминании болезненно вздрогнула, умолк. Вместо этого он взял ее под руку, усадил первой в карету, Ундину вслед за ней, а сам рысью поехал рядом, так бойко подгоняя возницу, что вскоре они оказались за чертой имперского города, оставив позади все тягостные воспоминания. И вот уже обе женщины с удовольствием любовались живописной местностью, по которой катилась карета.

Через несколько дней, уже к вечеру, они прибыли в замок Рингштеттен. Управителю и слугам было что порассказать молодому хозяину, так что Ундина с Бертальдой остались наедине. Они прогуливались по высокому крепостному валу и любовались лучезарной панорамой благословенной Швабии, раскинувшейся перед их взорами.

Тут к ним с учтивым поклоном приблизился высокий человек, и Бертальде показалось, что это тот самый колодезных дел мастер из имперского города. Сходство это выступило особенно ясно, когда Ундина сделала ему недовольный, почти угрожающий знак удалиться, и он торопливым шагом пошел прочь, покачивая головой — совсем как тогда — и исчез в ближнем кустарнике.

Ундина же молвила:

— Не бойся, милая Бертальда, на этот раз злой мастер не сделает тебе ничего дурного.

И она рассказала ей подробно всю историю, и кто она сама, и как старики потеряли Бертальду, и как там появилась Ундина. Вначале Бертальда пришла в ужас от этих речей; она решила, что на ее подругу напало безумие. Но мало-помалу она убедилась, что все это — правда, уж слишком связным был рассказ Ундины, слишком совпадал он со всем тем, что произошло, и, что самое главное, за это говорило то внутреннее чувство, в котором неизменно являет нам себя истина. Ей было странно, что, оказывается, и она сама живет в одной из тех сказок, которые ей до сих пор приходилось только выслушивать. Она не сводила с Ундины благоговейного взгляда, но не могла избавиться от чувства ужаса, от чего-то жуткого, что вставало между ней и подругой. А за ужином не могла не удивляться тому, что рыцарь выказывает такую влюбленность и ласку существу, которое после всех этих открытий казалось ей скорее призраком, чем человеком.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Тот, кто записал эту историю, — ибо она взволновала его сердце и он хотел бы, чтобы она и другим запала в душу — просит тебя, любезный читатель, об одном снисхождении. Не взыщи, если теперь он в нескольких кратких словах коснется большого промежутка времени и лишь в общих чертах сообщит тебе, что происходило в замке. Он хорошо знает, что можно было бы весьма искусно, шаг за шагом показать, как Хульдбранд постепенно отвратился сердцем от Ундины и потянулся к Бертальде, как Бертальда все более отвечала ему пылкой любовью, и как оба они стали испытывать к его несчастной супруге не столько сострадание, сколько страх, ибо видели в ней существо иного порядка; как Ундина плакала и слезы ее пробуждали в душе рыцаря угрызения совести, но не пробудили былой любви, и хотя порой он и обходился с ней ласково, но вслед за тем его вновь охватывало какое-то жуткое чувство и гнало прочь от нее навстречу человеческому существу — Бертальде. Если пишущий владеет искусством повествования, все это можно или нужно было бы описать. Но сердце у него слишком сжимается от боли при мысли обо всем этом, ибо он сам пережил нечто подобное и страшится даже тени этих воспоминаний[7]. Тебе, верно, знакомо подобное чувство, любезный читатель, ибо таков уж удел смертных. И счастье твое, если при этом ты больше получал, нежели отдавал, ибо в таких обстоятельствах брать доставляет большее блаженство, чем давать. Тогда подобные воспоминания отзовутся в твоей душе лишь сладостной болью и, быть может, по щеке скатится горячая слеза при мысли об увядших цветах, которые когда-то так радовали тебя. Ну, и довольно об этом — не будем растравлять себе сердце тысячью уколов, а скажем лишь, что все вышло именно так, как я уже сказал. Бедная Ундина грустила, те двое тоже были не слишком веселы, особенно Бертальда, которая склонна была в любом отступлении от ее желаний видеть ревнивые происки оскорбленной хозяйки дома. Поэтому она прочно усвоила властный тон, которому Ундина покорялась с безропотной грустью, а ослепленный Хульдбранд решительно поддерживал его.