Дилан Томас - Приключения со сменой кожи Страница 12

Миссис Дейси возникла у плеча Самюэля.

– Малыш не танцует?

Он вздрогнул от прикосновения ледяной руки к его шее. Не здесь. Не сейчас. Ужасная безликая Вифезда мучила его своими пальцами. Он вспомнил, что она держала зонтик, даже когда танцевала.

– У меня сестра в Тинтерне, – сказал мужчина у них за спиной.

– Тинтернское аббатство.[14] – Надувшись, Джордж Ринг даже не обернулся.

– Не в аббатстве, она работает официанткой.

– Мы говорили о поэме.

– Она не из этих чертовых монашек, – продолжал мужчина.

Музыка кончилась, но два парня на маленькой сцене еще шевелили губами и руками, отбивая такт в тишине. Мистер Эллингем потряс кулаком:

– Повтори, что ты сказал, и я тебе так врежу.

– Я из тебя пар-то повыпущу. – Он сам пыхтел и отдувался. Изо рта у него пахло гвоздикой.

– Сейчас, сейчас. – Миссис Дейси нацелила зонтик.

– Никто не имеет права поносить и оскорблять монахинь, – сказал мистер Эллингем, когда железный наконечник ткнулся в его жилетку.

– Пар-то повыпущу, – повторил мужчина. – Я никогда не оскорбил ни одну монахиню. Я ни с одной даже не разговаривал.

– Сейчас, сейчас. – (Зонтик пронесся у его глаз, но он увернулся.) – Еще раз дыхнешь, – вежливо проговорила миссис Дейси, – и я воткну его тебе в глотку и там открою.

– У вас насилие не вызывает отвращения? – спросил Джордж Ринг. – Я всегда был ужасным пацифистом. Одна капля крови, и мне противно. Потанцуем?

Он положил руку на талию Самюэля и, танцуя, повел его от бара. Оркестр снова заиграл, хотя ни одна из пар не прекращала танца.

– Но мы же оба мужчины, – удивился Самюэль. – Это вальс?

– Вальс они здесь не исполняют, это я так самовыражаюсь. Смотрите, вон еще двое мужчин танцуют.

– Я думал, это девушки.

– Мой друг принял вас за девушек, – громко сказал Джордж Ринг, когда они оказались рядом. Самюэль глядел на пол, стараясь следовать движениям Джорджа Ринга. Раз, два, три, поворот.

– Пойдем наверх, посмотришь, какая у меня шикарная плита.

Раз, два, три, кружимся, притоп.

– Полли Дейси из этого типа девушек, правда? Она сумасшедшая?

«Я легкий как пушинка, – думал Самюэль. – Кружусь, снова кружусь, теперь на носочках, встряхиваю бедрами».

– Не так грузно, Сэм. Ты как слоненок. Когда она еще ходила в школу, то запускала мышей в почтовый ящик, и они сжирали все письма. Еще она проделывала штуки с мальчиками, которые мыли посуду. Я не смогу этого выговорить. Их крики разносились по всему дому.

Но Самюэль уже не слушал. Он кружился, сбиваясь со своего собственного ритма, среди летающих ног, наклонялся и пятился, подпрыгивал на одной ноге и вертелся, волосы падали ему на глаза, а бутылка вращалась. Он вцепился в плечо Джорджа Ринга и откачнулся от него, потом снова навалился.

– Не маши бутылкой. Не маши, говорю. Осторожно. Сэм, Сэм!

Рука Самюэля описала полукруг, и невысокая женщина упала. Падая, она обхватила его ноги, и он увлек за собою Джорджа Ринга. Еще один мужчина повалился, успев схватиться за юбку партнерши. Треск разрываемой ткани, и она рухнула между ними, головой во вздыбленные животы и руки.

Самюэль лежал смирно. Его рот упирался в кудряшки на затылке женщины, упавшей первой. Он высунул язык.

– Слезьте с моей головы, у вас ключи в кармане.

– Нога!

– Ладно. Запросто. Оп-ля.

– Меня кто-то лижет, – взвизгнула самая нижняя женщина.

Потом две девушки из-за стойки стояли над ними – и пинали, и хлопали, и тянули их за волосы.

– Это все вот он наделал. Он треснул ее по голове. Я видела, – сказала племянница управляющего банком.

– Откуда у него бутылка, Лола?

Девушка с галстуком-бабочкой потянула Самюэля за воротник и показала на его левую руку. Он попытался засунуть бутылку в карман, но чья-то рука, похожая на черную боксерскую перчатку, крепко в нее вцепилась. Широкое черное лицо нависло над ним, таращась. Он различал только белки глаз да зубы.

«Я не хочу, чтобы мне резали лицо. Не режьте мой открытый рот. Бритвы идут в ход только в книжках. Не давайте ему читать книжки».

– Сейчас, сейчас. – Он услышал голос миссис Дейси.

Черное лицо отдернулось после тычка раскрытым зонтом, и руку Самюэля отпустили.

– Вышвырни его отсюда, Моника.

– Он танцевал, как макака, вышвырни его.

– Если вы его вышвырнете, можете вышвырнуть и меня вместе с ним, – сказал мистер Эллингем, стоявший у бара. Он выставил кулаки. К нему подошли двое мужчин.

– Не разбейте мои очки.

Никаких очков не было.

Они открыли дверь и выбросили его на лестницу.

– Чертовы монашки! – донесся крик.

– Теперь ты.

– И старушку не забудьте. Осторожней с ее зонтиком, Доди.

Самюэль приземлился ступенькой ниже мистера Эллингема, за ним, держась за зонтик, вылетела миссис Дейси.

4

– Такой непродолжительный визит, – сказал мистер Эллингем. Он подставил под дождь ладонь с таким видом, будто высовывал ее в окно, сидя в комнате. У его головы по тротуару хлюпали чьи-то ботинки. Мокрые брюки и чулки касались полей его шляпы. – Только вошли и вышли. А где Джордж?

«Они меня раскачивали», – подумал Самюэль.

– Это напоминает мне моего старика. – (Лица миссис Дейси не было видно под зонтом, похожем на личную грозовую тучу на веревочке.) – Вошли и вышли. Вошли и вышли. На него раз посмотрят – и тут же выгоняют, не задумываясь.

– А «Гейспот»? Туда нельзя, старина. – Самюэль вполне серьезно подмигнул в темноту.

– Ты еще и с грузом. Размахиваешь бутылкой. На меня раз посмотрели и выгнали.

– Он носил с собой маленькую книжечку с видами мест, куда не мог поехать, и по субботам он туда отправлялся.

«Дурак, дурак, дурак», – сказал себе Самюэль.

Лестница внезапно осветилась, открылась дверь, и вышел Джордж Ринг. Он вышел осторожно и неторопливо, под приливы музыки и голосов, затихнувших, как только рассеялся дымный луч, вышел и встал на одну с миссис Дейси ступеньку, грива его кудрей золотилась в свете, падавшем из окошка над дверью, – божество или кентавр, явившееся из преисподней под обыкновенный дождь.

– Они там разозлились не на шутку, – сказал он. – У миссис Кэвенэх разорвалась юбка, под которой ничего больше не было надето. Боже мой, там внизу какой-то Древний Рим, она надела мужские брюки, и теперь у нее ноги точь-в-точь как у паука. Черные и волосатые. Почему вы сидите под дождем?

– Это безопасно, – ответил мистер Эллингем. – Под дождем безопасно и приятно. Это приятно и разумно – сидеть под дождем на лестнице. Здесь нельзя сшибить женщину бутылкой. Видите звезды? Это Арктур. Это Большая Медведица. Это Сириус, видите, такой зеленый. Венеру я вам не покажу. Хотел бы я быть дома. Хотел бы лежать в кровати под потолком. Хотел бы я лежать, как Роуз, под креслами.

– Кто, в конце концов, полез в драку? Пойдемте лучше в «Чериох».

– Это вопрос чести.

Они поднялись на улицу. Сначала Джордж Ринг, за ним мистер Эллингем, потом Самюэль и миссис Дейси. Она прятала его руку в своей.

– Не беспокойся. Прижмись ко мне. Замерз? Ты весь дрожишь.

– В «Чериохе» все пройдет.

«Чериох» оказался плохо освещенной, старой норой с крошечными огоньками. В темноте открой шкаф, где колышется на сквозняке, берущемся неизвестно откуда, ветхая одежда, пахнет нафталином и отсыревшим мехом, и разгляди горящую лампу, пылающие свечи и играющий граммофон.

– Ты уже натанцевался, – сказал мистер Эллингем. – Тебе требуется пространство. Типа Хрустального Дворца.

Миссис Дейси все еще держала Самюэля под руку.

– Со мной ты в безопасности. Ты мне симпатичен. Если мне кто симпатичен, я его не выпущу.

– И никогда не имей дела с женщиной, женщиной, которая не может подняться. – Мистер Эллингем указывал на женщину, сидевшую в кресле перед пинбольным столом с нарисованными на нем катерами. Та действительно постоянно пыталась подняться. Она порывисто двинула плечами. – Нет, нет, сначала ноги.

– Когда-то здесь был коровник, – сказал Джордж Ринг, – и на полу лежала настоящая солома.

Миссис Дейси никогда его не выпустит. Самюэль видел блеск симпатии за стеклами ее очков и во рту, твердом и изогнутом, как мышеловка. Ее холодная рука крепко держала его. Если он вырвется и побежит, она загонит его в угол и откроет зонтик у него в носу.

– И настоящие коровы, – добавил мистер Эллингем.

Танцующие и пьющие мужчины и женщины казались старшими братьями и сестрами тех, кто пил и танцевал в «Гейспоте», только не было ни одного черного. У них были темно-зеленые лица, лица цвета морской волны, с нарисованной зыбью у рта и волосами, которые как лишайник охватывали подбородки; красные и пурпурные, синевато-серые, полузатопленные, тускло-коричневые и липко заштукатуренные лица – с глазами цвета фиолетовых чернил или губами как жирный сыр, с розовыми щеками, розовыми веками, розовыми, как живот новорожденной обезьянки; лица табачно-желтые – с горчичными, крапчатыми глазами, как ржавчина, выступившая на побелке, лица с черными волосами, масляно блестевшими среди пергидроля, со щетиной цвета печенья с коринкой, с шеями как судки, наполненные молотым перцем; а головы их – это головы-моркови, головы-желтки, птичьи головы, головы лысые, как крысы.