Песнь Бернадетте. Черная месса - Франц Верфель Страница 127

создание это по молодости лет и наивности не могло понимать смысл этого призыва, адресованного грешникам во всем мире. Искупление! Искупление! Искупление! Мир тонет в грязи и болезнях! Молитесь за грешников! Молитесь за больной мир! Связь между искуплением и грехом светла, а связь между грехом и болезнью темна. Призыв к искуплению – лишь подготовка к осуществлению замысла Дамы. При необычных обстоятельствах (глотание земли, рвота) невинная и наивная девочка откапывает благословенный источник, который мало-помалу являет людям свою чудодейственную силу и сверхъестественными исцелениями раскалывает весь мир на сторонников и противников Дамы. Открытием источника задача ребенка практически выполнена, и он как бы отстраняется от служения Даме. Церковные власти подвергают феномен в Гроте тщательнейшей, чуть ли не предвзятой проверке, занимающей целых четыре года. Лишь после этого Церковь официально признает сверхъестественную природу этого явления. А что же происходит с Бернадеттой, посредницей между Дамой и миром? Епископ Тарбский давно уже взял на себя заботу о том, чтобы это Божье создание попало под покровительство Церкви. Он помещает этот цветок в один из самых прославленных монастырских садов Франции, дабы он расцветал там в уединении и стремлении к совершенству, доступному лишь лицам духовного звания, которое только и может соответствовать высочайшей избранности в прошлом. Однако в садовницы этого монашеского ордена Провидение назначает не кого иного, как монахиню Марию Терезу, дочь генерала Возу. Та считает своей задачей взращивать души одного определенного типа, выработанного тысячелетней мудростью Церкви, которая все точно знает и о человеке, и о его возможностях. В девяноста пяти случаях из ста действительно удается вылепить из разных от природы людей этот проверенный веками тип. Однако сколь примечательно, что монахиня Возу, внешне безупречно воплощающая этот тип, своей неуемной душой страдает от собственного властолюбия и себялюбия и, несмотря на всю аскезу и самодисциплину, лишь внешне и лишь для видимости поддается стрижке под одну гребенку! Ее происхождение, кровь, текущая в ее жилах, ее образование, ее интеллект и энергия создают необоримые искушения глубоко затаившейся гордыне. Несгибаемая сила личности и есть та подлинная причина, по какой Возу не может справиться ни с собой, ни с Бернадеттой. Ибо Бернадетта тоже тверда, как алмаз. Все это отнюдь не означает простую арифметику душ. Смена притяжений и отталкиваний происходит где-то в темных глубинах подсознания. Об этом никто не знает, ни духовник наставницы, ни тем более она сама. Она вынуждена все время бороться с Бернадеттой. И делала это еще в Лурде. Но тогда с Бернадеттой боролись все – не только светские власти, но и клирики, в том числе декан Перамаль и епископ Бертран Север. Вплоть до окончательного вердикта епископской комиссии они так же не доверяли девочке, как и она, ее учительница. Но Мария Тереза Возу, к сожалению, обречена не верить избраннице Неба вопреки ясному языку фактов. Она и сама противится этому неверию, отдавая многие часы молитвам. Однако молитвы ее, очевидно, остаются неуслышанными. Ибо какой-нибудь незначительный поступок Бернадетты или случайно оброненное ею слово вновь и вновь ввергают Возу в душевные муки. Пускай все подтверждено и проверено, но в глубине души она никак не может примириться с тем, что эту, как ей кажется, обыкновенную, поверхностную и скрытно-строптивую натуру Небо почему-то предпочло всем остальным людям. В самых тайных закоулках ее души кровоточит страшный вопрос: «Почему ее, а не меня?» И еще один, еще более страшный: «Правилен ли мой путь, путь вечного напряжения, если есть другая, которой дано играючи и бездумно преодолевать все препятствия на пути к Небу?» Многие годы Марии Терезе удается скрывать этот мучительный душевный разлад от Марии Бернарды, от всех остальных, тем паче – от собственной совести. Лишь тот навязчивый сон с адской пропастью в Массабьеле рассеивает туман, скрывающий этот разлад. И Возу, образец сдержанности и самообладания, уже не может совладать с собой и требует от несчастной девушки доказательств ее избранности. И что же? Она воочию видит Божье знамение на ноге Бернадетты и сознает это в миг озарения, швырнувшего ее в бездну! На Бернадетте стигма! Эта стигма – знамение ее смертельной болезни. Благодаря этой болезни та, кто по указанию Пресвятой Девы откопала источник тысячекратных излечений, становится протагонисткой всех страждущих. Тем самым Бог ниспосылает ей после всех чудес, которые творит ее руками, еще одну милость – претерпеть страдания, как терпел их Христос, то есть уподобиться самому Спасителю! У монахини Возу голова идет кругом. Распростершись на полу, она вжимает худое лицо в костлявые ладони. В мозгу у нее никак не умещается то ужасное и одновременно возвышенное, что выпало на долю Бернадетты. Раскаяние и благоговейный страх перед таинственной силой придавливают Марию Терезу к полу. А обладательница столь страшного дара уже прикрыла подолом колено, и на лице ее даже светится легкая улыбка, словно все это вполне естественно и по-другому и быть не может.

Монахиня Возу в минуту озарения ставит правильный диагноз. Опухоль на колене Бернадетты возникла не в результате вполне излечимого заражения. Она симптом смертельного заболевания. Костный туберкулез – одна из наиболее продолжительных смертельных болезней, к тому же еще и одна из самых мучительных. Периоды облегчения лишь подчеркивают неотвратимость конца. А в периоды обострения добавляются еще и жестокие осложнения в виде воспаления нервных окончаний. Страдания лурдской чудотворицы длятся не семь дней, а больше семи лет. А семь лет – это две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней.

Бернадетта принимает болезнь, как принимала все, что преподносила ей жизнь: не строя никаких планов и не докапываясь до причин. Точно так же выполняла она указания Дамы, когда жевала горькую траву, когда глотала сырую землю, когда дважды на протяжении одного дня осмеливалась войти в львиное логово Перамаля. Точно так же выдерживала она допросы и обследования психиатра или глупые приставания любопытных, оскорбления, восхваления и назойливость окружающих. Так и теперь она принимает болезнь как нечто вполне естественное, ни разу ни словом не обмолвившись о божественном смысле предзнаменования, который осознала монахиня Возу и который для нее самой отнюдь не является тайной. Однажды она сказала Натали:

– Ведь эта болезнь послана мне просто потому, что было неизвестно, что дальше со мной делать…

В этих полушутливых словах нет ни следа стандартного смирения. Они того же порядка, что ответ Бернадетты на вопрос настоятельницы в первый же день, когда та спросила, что Бернадетта умеет делать: «О, очень немногое, мадам настоятельница!» Этот ответ продиктован не смирением, а еще более редкой добродетелью: самой строгой и трезвой самооценкой, которую не в состоянии