Алистер Кроули - Лунное дитя Страница 13

И, закусив губу, он явно дал волю своему молчаливому раздражению. Он понимал, что утратил контроль над собой в этой ситуации, но был не в силах что-либо изменить.

Саймон Ифф же, казалось, никак не отреагировал на этот всплеск эмоций. Он цитировал «Книгу Закона»:

— Будь сильным, о человек! Радуйся и наслаждайся всем, что есть чувство и удовольствие, не опасаясь, что кто-либо из богов отвергнет тебя.

Тварь начала плотнеть и несколько уменьшилась в размерах. Теперь Лиза увидела, что это зверь, видом похожий на волка, лежавший в углу сада с горделиво поднятой головой. Тело у него было огромное, как у небольшого слона. Разглядеть его было трудно, цвет шкуры был какой-то мерцающий темно-красный. Голова твари была обращена прямо к Лизе, и ее ужаснуло, что у этой головы не было глаз.

Старый маг подошел к чудовищу еще ближе. Отбросив все замашки «Великого Мага», он просто и на первый взгляд бесстрастно приблизился к твари, более всего походя на пожилого джентльмена, отправившегося на обычную вечернюю прогулку. Двигаясь так, он вошел в самую плоть этой твари. Когда его уже почти не стало видно за темно-красным мерцанием, Лиза вдруг увидела "черный свет», исходящий от его фигуры, а точнее, слабую теплую фосфоресценцию, оставляющую след за идущей фигурой. Потом она увидела, как контуры твари сжались, как будто давление в ее оболочке уменьшали изнутри. Этот процесс шел все быстрее и быстрее, фосфоресценция становилась все ярче, и наконец Лиза увидела, как вибрирующие радужные оболочки вращаются вокруг крохотного ядра — яйца. Тварь исчезла; темно-красный свет погас. Саймон Ифф снова превратился в безобидного старичка, вышедшего на вечернюю прогулку.

Однако она услышала его тихий голос, произносивший:

— Любовь — вот Закон, та Любовь, которой ты Хочешь.

Вернувшись к ним, он сказал просто:

— Пошли домой. Простужаться нам ни к чему.

Лиза села на диван, не говоря ни слова. Все увиденное совершенно поразило ее. Возможно, что она даже потеряла сознание на какое-то время, так как следующим, что она заметила, был спор, завязавшийся между обоими джентльменами.

— Великий маг выказывает свое благородство! — возмущался Сирил. — Все это прекрасно, не спорю, но меня беспокоит человек, который держал это ружье. Я бы предпочел напугать его хорошенько.

— Но ведь кто испугался, тот проиграл, — мягко возражал Ифф, как будто удивленный словами Сирила.

— Так мы же и хотим, чтобы они проиграли!

— О нет, я хочу, чтобы они преуспели.

Сирил почти с обидой обернулся к Лизе:

— Невероятно! Я считал себя парадоксальной личностью, ты помнишь; но он превосходит всякое мое понимание! Да я просто дилетант, жалкий дилетант в этом деле.

— Дайте, я объясню вам, — терпеливо продолжал Простак Саймон. — Если бы каждый действительно делал то, что хочет, подобных столкновений не было бы. Каждый мужчина и каждая женщина ~ это звезда. Столкновения происходят, когда они сходят со своих орбит. Я же, когда кто-то или что-то, сойдя со своей орбиты, попадает на мою или хотя бы в круг моего внимания, вбираю его в себя как можно более мягко, и хор звезд вновь звучит в унисон.

— Нет, это… это черт знает что такое! — выдохнул Сирил, делая вид, что стирает пот со лба.

— Но разве вам не угрожала опасность от этой твари?

— спросила Лиза, вспомнив об охватившем ее страхе: во время сцены в саду она дрожала, как осиновый лист.

— Носорог, — процитировал Саймон Ифф, — не найдет у него, куда вонзить рог, тигр не найдет, куда вонзить когти, и оружие не найдет, куда вонзиться. А почему? Потому что в нем нет свободного места для Смерти.

— Но вы же ничего не делали. Вы вели себя, как обыкновенный человек. И все же я думаю, что любого на вашем месте ожидала бы смерть.

— Обыкновенный человек не соприкоснулся бы с этой тварью. Она находится на совершенно ином плане, и они двигались бы, не соприкасаясь друг с другом, как звук и свет. Она могла бы повредить молодому магу, нашедшему путь к этому плану, но еще не научившемуся владеть им. Возможно, она сумела бы даже изгнать его Эго, чтобы занять его место и управлять его телом, как своим собственным. Такая опасность действительно грозит начинающим.

— А в чем же ваш секрет?

— Вбирать, впитывать в себя все так, чтобы никакая битва не могла даже завязаться. Уничтожить саму мысль о противопоставлении «Я» и «не-Я». Выработать в себе такую Любовь и такое Умение Хотеть, чтобы уже некого было любить и нечего хотеть. Убить в зародыше всякое Желание; стать единым с любой вещью и с тем, что называют Ничто. Знаете ли вы, — добавил он, внезапно переменив тон, — отчего умирает человек, пораженный молнией? Он умирает оттого, что открыл ей двери. Он знает — его так учили! — что его тело проводит электрический ток, потому что обладает свойством сопротивляться этому току. Однако если свести это сопротивление к нулю, то молния его бы даже не заметила. Есть два способа избежать перегрева на солнцепеке. Можно сделать щит из какого-нибудь материала, не пропускающего солнечных лучей; таков путь Сирила и, хотя он вовсе не плох, какая-то часть жары все-таки проникнет внутрь. Но есть и другой путь — убрать все материальные тела, которые мы хотим уберечь от перегрева; тогда жара их не коснется. Таков путь Дао.

Лиза слушала, обняв Сирила и склонив голову ему на плечо.

— Я не стану спрашивать, как этому научиться, — сказала она, — потому что для этого я наверняка должна буду отказаться от Сирила.

— Для этого вам нужно будет лишь отказаться от самой себя, — возразил мистик, — а это все равно придется сделать рано или поздно. Но волноваться не стоит: каждый поднимается по своим ступенькам, а вы, если я не ошибаюсь, прямо-таки скачете по ним.

— Я пробовал заниматься Дао, — признался Сирил, — но у меня не получилось.

Старый маг рассмеялся:

— Ты напоминаешь мне историю о старике, застигнутом снежной бурей. Замерзнув, он решил уменьшить свой объем, думая тем самым уменьшить и холод, и снял с себя всю одежду. Но стало еще хуже. Вот и тебе будет становиться все хуже — до тех пор, пока ты не «уберешь» свое материальное тело целиком и полностью. А ты надеялся добиться всего полумерами. Вот и вышло, что твое Я» и твоя Воля разделились — или, если хочешь, разделились твое стремление жить и стремление к Нирване, а на этом хорошей магики не построишь.

Слушать это Сирилу было мучительно. Он знал достаточно, чтобы понять, как высоки те горы, на которые ему еще предстояло взобраться. Осознав же, вернее, интуитивно почувствовав, что ему и не избежать этого, он едва сумел подавить в себе приступ малодушия.

— Что это?! — воскликнул вдруг Саймон Ифф.

В тот же миг где-то по соседству раздался ужасный крик.

— Это я виноват, — сокрушенно пробормотал старый маг. — Заболтался как старый дурак! Видимо, в какой-то момент я отождествил себя с обычным Саймоном Иффом, и тут уже мое «Я» и моя Воля разделились. О, гордыня, гордыня!

Сирил, очевидно, тоже понял, что произошло. Выпрямившись во весь рост, он сделал какое-то странное движение руками. После этого, нахмурившись, он быстро вышел на улицу. Через минуту он уже стучал в дверь к соседям. Не добившись ответа, он высадил дверь плечом.

На полу лежала женщина. Над ней стоял сосед-скульптор, держа в руках окровавленный молоток и смотря прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом. Грей встряхнул его. Тот пришел в себя и спросил, недоумевающе озираясь:

— Что случилось? Кто это сделал?

— Ничего не случилось! Это сделал я, слышите вы, я!

Скорее же, помогите ей!

Но скульптор неожиданно разрыдался и был не в состоянии предпринять что-либо. Упав на тело женщины, очевидно служившей ему натурщицей, он заливался горькими слезами. Сирил скрипнул зубами; девушка могла умереть.

— Учитель, идите сюда! — крикнул он наконец.

Но Простак Саймон уже был тут, незаметно подойдя к Сирилу.

— В таких случаях, — сказал он, — когда совершается насилие над самой Природой, когда кто-то пытается ломать ее законы, нам позволено действовать. Точнее, мы даже обязаны восстановить нарушенное равновесие, и если для этого понадобится удар, мы нанесем его, тщательно отмерив его силу. Семена ссоры уже зрели в сердцах этих людей; удар был направлен на тебя, но твое «Я» было разделено, и он угодил мимо. Их собственная злая воля довершила остальное, открыв этому удару двери. Что ж, поможем барышне. Он достал из кармана небольшой пузырек и капнул лекарством ей на губы и в ноздри. Затем смочил свою ладонь и приложил к ране на голове натурщицы. Вдруг скульптор с громким криком вскочил на ноги: его руки были в крови, и кровь эта текла с его головы.

— А теперь назад, в студию, и как можно быстрее! — приказал Саймон. — Я не хочу входить с ними в объяснения. Через пять минут оба совершенно придут в себя и будут думать, что все это привиделось им во сне. Да так оно, в сущности, и было.