Синклер Льюис - Том 7. Гидеон Плениш. Статьи Страница 13

— Прости, пожалуйста, мой раздраженный тон. Просто меня беспокоят студенты.

— Чем они тебя так особенно беспокоят?

— Своей безнравственностью! Первокурсницы назначают свидания незнакомым мальчишкам, молокососам! Это очень опасно!

— Вот как?

— Разумеется! А потом мне нужно подготовиться к… Между прочим, мне сегодня необходимо быть в городе ровно в 9.30.

— О, как жаль! Такой чудесный мягкий осенний вечер. Я думала, мы переночуем на озере.

— Я бы с радостью… чего же лучше… но сегодня никак не могу. Должен быть дома в 9.30, не позже.

Молчание.

Она медленно проговорила:

— Интересно, скоро ли ты уйдешь от меня к какому-нибудь очаровательному юному созданию, много моложе, чем я?

Он было разразился ложными клятвами, но потом почувствовал прилив честности. Это с ним случалось. Он ваговорил ласково, как ребенок с матерью:

— Не знаю. Когда-нибудь — возможно. Будем надеяться, что не скоро. Но если это и случится, ни одна женщина не будет так терпима ко мне и к моим глупым разговорам о всяких глупых планах.

— Это верно. Поцелуй меня!

Домик Придморов, некрашеный, но чистенький и веселый, был того же осеннего, золотисто-серого цвета, что и высокая, буйная трава на обрыве над озером, яастывшим в дремотном тумане. Мир снизошел на профессора, и минутами он даже забывал о Пиони Джексон и своей тоске по ней. Сняв пиджак и оставшись в тонкой нижней сорочке, со своей темной бородкой, словно сошедший с картины Манэ, изображающей пикник художников на берегу Сены, он бегал по пляжу и закидывал плоские камешки в перламутровую воду озера, лихо разбивая его покорную гладь. Текла оживилась, видя, что его раздражение улеглось, и весело раскладывала закуску на красной с черным скатерти, расстеленной на траве перед домиком. Озеро теперь отливало медью и пурпуром, и небо на западе пылало.

Когда она позвала его ужинать, он чувствовал себя молодо и бодро. Но она смотрела на него так, точно имела на него какие-то права. И вечно она о нем заботится! Ему, конечно, приятно, когда о нем заботятся, но вовсе не приятно, что кто-то все время помнит, что ему следует помнить, что о нем заботятся.

Она вынесла ему из домика складное кресло, а сама уселась на траве.

Он внутренне бесился: вот этим она и постарается удержать его-будет проявлять такую заботливость, что рука не поднимется ее обидеть. А она такая устоявшаяся, однообразная. Он жаждал нового. «Уеду отсюда!» — поклялся он и тут же, к своему удивлению, услышал, как орет на нее: — О черт, неужели опять крутые яйца?

Ему хотелось капризно броситься в складное кресло, но кресло было не из тех, в какие бросаются, да еще капризно. Он осторожно опустился в него и продолжал:

— Ты очень добра ко мне. Текла, но у тебя нет ни на грош воображения.

Ну разве не стыдно так обижать ее? Конечно, стыд но, но лучше уж покончить с этим раз и навсегда.

— Неужели нельзя придумать что-нибудь новое? Ты какая-то сплошная рутина, точь-в-точь Кинникиникский колледж. Проснись.

Она молча отвела глаза и сидела, немая и безвольная, потом забралась к нему на колени, легонько поцеловала в щеку, прося прощения за ужасный проступок, который, должно быть, совершила.

Он думал: о черт, ведь кресло не выдержит нас двоих, но разве скажешь ей, бедняжке, сентиментальной дуре: слезай к чертям?

Он думал: она горячая и липкая, руки липкие, как бумага для мух, и просто удивительно, до чего она тяжелая, хоть и худая.

Он думал: эта Пиони Джексон такая свежая, веселая, прохладная. Хотя довольно полненькая. И какая умница! С ней-то не нужно все время объяснять и оправдываться.

Он сказал вслух:

— Прости, что я сегодня не в духе. Я всегда такой в начале учебного года. Ну, давай закусим, а то холодные яйца остынут!

В аптеке Постума он был в 9.56.

Мисс Пиони Джексон появилась там в 9.59. Не глядя на него, она подошла к прилавку с парфюмерией и спросила:

— У вас есть рисовая пудра в маленьких коробочках?

Она была еще более свежая, и нежная, и неповторимо чудесная, чем ему помнилось.

Когда она оглянулась, он сказал:

— А, это вы, мисс Джексон, добрый вечер!

Она сказала:

— А, это вы, профессор, добрый вечер!

— Разрешите предложить вам стакан содовой?

— Содовой?

— Ну да.

— Ах, содовой. Боюсь, не очень ли поздно, профессор.

— Нет, ничего. Садитесь и выпейте содовой. Или мороженого. Я хочу узнать ваше мнение о темах для еженедельных докладов.

— Ну что же… — Голос ее звучал спокойно, но глаза завлекали его.

7

Для джентльмена, состоящего профессором Кинникиникского колледжа, считалось предосудительным смотреть на девушку-студентку как на человеческое существо, а поглощать в ее обществе смородинное желе, земляные орехи, тянучки и два сорта мороженого было так же опасно для нравственности, как и для пищеварения.

Однажды подвергнувшись этой опасности, он теперь не решался глядеть на мисс Джексон иначе, как с кафедры в аудитории.

Студентов рассадили по алфавиту, и она очутилась в средних рядах; начиная свою вторую лекцию, он робко поискал ее глазами и сразу успокоился, встретив ее улыбку, говорившую: «Да, я здесь». Во время лекции он угадывал одобрение в ее внимательной позе, но после звонка она предательски ускользнула с другими студентами, и он испытал все муки неуверенной любви.

Он знал, что в первый раз влюблен по-настоящему. За всю жизнь можно встретить лишь пять-шесть людей, которые бы тебя полностью поняли и приняли. Текла Шаум не принадлежала к их числу. Сколько он ни убеждал ее в своем высоком назначении, она в глубине души считала, что он прирожденный отец семейства и подстригатель газонов и что любовью и терпением она в конце концов заставит его мирно осесть в домашнем уюте. Среди этих пяти-шести доподлинных знатоков Гидеона Плениша могла быть только одна обольстительная девушка, и он скорее согласился бы расстаться с жизнью, чем упустить Пиони.

Случай поговорить с нею представился в день Приема Новичков, церемонии, состоявшейся в гимнастическом зале, который был украшен полотнищами красной и зеленой материи и огромным плакатом: «Привет первокурсникам 1921 года!»

Мужские костюмы на приеме отличались большим разнообразием — от фрака и белого галстука ректора Булла до рискованной белой фланелевой пары и красного галстука старого профессора Икинса; профессор Плениш в смокинге занимал благоразумную середину.

Сто новых студентов первого курса, выполняя старинный ритуал Представления Новичков, дефилировали перед ректором, деканом мужского отделения, и деканом женского, и всеми профессорами, а также их женами, и каждому пожимали руку с такой серьезностью, словно и впрямь черпали в этом волшебном прикосновении богатырскую силу. Сами жрецы просвещения поддались гипнозу: словно во сне, они выбрасывали вперед руку и каркали: «Очень приятно!» Бодрствовал один только профессор Плениш, и то лишь пока не почувствовал в своей руке теплую твердую лапку Пиони.

Однако весь вечер он оказывал усиленное внимание миссис Булл, супруге нового ректора. Ей было лет на десять больше, чем профессору Пленишу, но выглядела она ослепительно в туалете, выписанном из Чикаго, и прическе, сделанной в Сидар-Рапидс, и кроме того, она питала склонность к молодым профессорам.

Профессор Плениш чувствовал, что скоро ему могут понадобиться связи при дворе, а потому он дважды танцевал с миссис Булл, ступая с носка, виляя плотным задом и поводя бородкой в избытке светской элегантности, и при этом нашептывал ей, что на всем Атлантическом побережье он ни разу не встречал дамы с такой грацией в движениях и такими интересными мыслями о преподавании домоводства. В ответ она подробно рассказала ему о своем одиннадцатилетнем сыне Эдди.

Один раз он танцовал с Пиони, держась степенно, куда степенней, чем с миссис Булл. Но он украдкой следил за ней и раньше, когда она в своем веселом желтом шелковом платье с золотым пояском выделывала озорные фигуры, танцуя со всякими молодыми нахалами.

Кружа Пиони, он разговаривал с нею; но на этот раз он говорил с женщиной, а не отбывал светскую повинность.

— Почему вы убежали тогда после лекции?

— Не желаю, чтобы обо мне сплетничали.

— О нас сплетничали, вы хотите сказать?

— О, профессор Плениш!

— Для вас я не профессор Плениш. Я Гид.

— Гид! — Это было произнесено с насмешкой.

— Мы должны увидеться.

— Это очень трудно. Я бы с удовольствием, но за вами следят. Вы слишком популярны, Гид!

— Глупости! Просто я не женат. Вот что! Знаете скверик у вокзала, за линией? Туда никто из колледжа не заглядывает.

Она снова с насмешкой:

— Это там вы всегда назначаете свидания студенткам?